Кровь тоже красная

      Говорят, что мир на самом деле яркий и насыщенный разнообразными цветами, но их могут видеть лишь люди, нашедшее свое счастье в других — истинные пары, разделенные ранее души, соулмейты. Для всех остальных мир — грань серого от белого и до абсолютного черного.       Мэтт Мердок не помнит, каково это — видеть мир. Его зрение — это постоянные белые вспышки, настолько яркие, что незрячим глазам становится больно от резкости. Зрение не пропадает просто так, как это было в случае с маленьким еще Мэттом, его глаза с физической стороны абсолютно в порядке. Такое бывает, говорят врачи, вполне может быть, но слова Мэтту не помогают, как и пропадающий на боях все чаще отец. Слова врачей, как и слова сочувствия, он забывает быстро за ненадобностью и только одно остается в памяти: старушка из соседней квартиры, согласившаяся присмотреть за неосвоившемся еще Мэттом, грустно вздыхает и говорит, что ему больше не нужно видеть, потому что его счастье досталось кому-то другому. Через несколько лет он больше не задумывается ни о словах пожилой женщины, ни о своей утрате, Мэтту больше не нужно зрение. У него нечеловечески сильный слух и развитое шестое чувство, работающее как радар, а воспринимать мир, не видя его, в полной мере научил Стик, как и многому другому.       Как оказалось зрение не нужно и для того, чтобы быть полезным своему городу, ни когда Мэтт Мердок обычный адвокат, представляющий собственную фирму, ни когда приходится разбираться с проблемами серьезнее, меняя официальный наряд на прочный костюм Дьявола Адской Кухни.       В последнее время серьезных проблем больше, но это предсказуемо — после того, как им удалось упечь Уилсона Фиска в тюрьму, многие рискнули высунуться из своих укрытий и начать разборки за районы, — а вот появление нового игрока-одиночки было неожиданным. Играли они, кажется, на одной стороне, но вот методы незнакомца поражали и были ужасающе жестоки. Поэтому когда Дардевил, распутав кровавый след, наконец находит нужного человека, ему не до разговоров. Он слабо распознает массивную фигуру, но слышит, как капли дождя падают на широкие плечи и как под протекторами подошв хрустит мелкий сор. Едва слышимый скрип вдавливаемого курка действует как выстрел при начале марафона, потому что, черт возьми, прицел оружия направлен на машину с Карен, а эту девушку Мэтт готов защищать в любом своем облике. Дардевилу не до разговоров и обдуманных решений в такой момент, поэтому он просто бросается на незнакомца, надеясь сбить его с ног. Мужчину сбить не удается — то ли эффект неожиданности был утрачен, то ли тот оказался слишком крепким, — а вот отлететь самому, получив мощный удар в корпус — вполне. Но звук пули, влетевшей в фасад соседнего здания позволяет Мэтту выдохнуть спокойно, но его противник громко матерится и по его тяжелым приближающимся шагам можно понять, что дела очень плохи. Незнакомец хватает Дардевила за прочные наплечники и вздергивает на ноги, с силой ударяя об стену. От удара у Мэтта звенит в ушах и он по-настоящему слепо взмахивает кулаком, надеясь попасть хоть куда-то. Его отпускают и Дардевил тут же проводит подсечку, сбивая мужчину с ног и собирается навалиться сверху, в попытке удержать, но хватка у незнакомца по-настоящему железная и Мэтту кажется, что скоро под сжатой на предплечье ладонью захрустят кости. Он с размахом бьет противника по лицу и воздух наполняет стальной запах чужой крови, потом еще раз и еще. Хватка на руке ослабляется и Мэтт по ошибке надеется, что мужчина сдается, но тот резко подается вперед, ударяя его лбом. Дардевил слетает вбок и по ребрам тут же прилетает удар ногой, слышится хруст и Мэтт стонет от боли, но сделать больше ничего не успевает.       Все заканчивается, потому что ему в шлем упирается дуло автомата и по спине пробегает дрожь от страха — сердцебиение у незнакомца ровное и множество трупов за его спиной говорит о том, что он действительно может выстрелить. Мужчина стоит над ним, тяжело, с присвистом, дыша и Мэтт может слышать, как у того по щеке с виска стекает кровь, все же не ему одному сегодня досталось. — Какого хера тебе нужно… Красный, — низкий голос незнакомца становится тихим под конец фразы. Мэтт не ослышался, красный. Он действительно должен быть красным, каким еще может быть костюм у Дьявола? Но белые вспышки перед глазами больше не являются таковыми и Мэтт видит, как на бордовые линзы его шлема падают капли дождя. Мэтт Мердок, черт возьми, видит. Стоящий над ним мужчина оказывается высоким и у него действительно широкий разворот плеч, а голова брита почти под ноль. Из рассеченной брови и разбитого носа стекает кровь. Мэтт слишком заинтересован разглядыванием первого человека, которого он по-настоящему видит впервые за 15 лет, чтобы понять, что на самом деле произошло. Под пристальным взглядом, Дардевил снимает с головы шлем, а черное дуло отодвигается от его лица на значительное расстояние. Черным было не только дуло, но и большая часть одежды незнакомца — черный и серый цвет, но сейчас Мэтт знает, что видит он их не такими, как большинство. Кровь, стекающая по лицу мужчины, тоже красная, а смотрящие со злостью глаза - карего цвета и Мэтт откуда-то знает, что такого оттенка бывает кофе. Этот мужчина виновен в убийстве нескольких десятков человек — часть из которых сам Мердок нашел насаженными за лица на крюки для мяса — и он оказывается его, Мэтта, соулмейтом и мир становится цветным. Хочется смеяться от ироничности ситуации. Его вырубает ударом приклада в голову и Мэтт падает на мокрую крышу, последнее, что он успевает почувствовать - стекающую по виску кровь, несомненно красную.

***

      В себя Мэтт приходит в больнице и стены в его палате ослепительно белые. Голова после удара безбожно болит, как и избитое лицо и сломанные ребра. В палате Мердок не один и он чувствует это раньше, чем видит (он не может привыкнуть видеть). Рядом с койкой на стуле сидит тот самый незнакомец и вид у него немногим лучше. Кое-как, но его удается разговорить. Мужчину зовут Фрэнк Касл и разговорить его стоило не только ради информации, тембр голоса у него очень приятный. Они действительно родственные души, истинная пара, — называй этот бред как хочешь, говорит Фрэнк, чей мир раньше тоже был черно-белым. Касл извиняется за разбитое лицо и сломанные ребра, а так же и за то, что вырубил его, и голос Фрэнка звучит искренне. Но он тут же добавляет, что если в следующий раз Красный помешает ему еще раз — все повторится, и в этот раз Фрэнк оставит его где-нибудь с парой лишних дыр в теле и в больницу его потащит кто-то другой, если повезет. Фрэнк оправдывается за жестокость, за которой скрывает свою историю и это поражает Мэтта больше, чем количество убийств и их способы. Вряд ли бы сам Мердок поступал иначе, если бы его семью расстреляли у него на глазах. Касл был женат 15 лет, и у него было двое детей, которых он почти не видел из-за службы. Его родных убили через день, после его возвращения, местные группировки не смогли договориться и начали стрельбу, под которую попали гражданские. Теперь Мэтт вполне мог понять жестокость Фрэнка, принять и найти оправдание — нет, но понять — очень даже. В голосе Касла столько скрытой и сдержанной грусти, что Мэтт жалеет о том, что встретились они именно сейчас, потому что Фрэнку никакая пара не нужна. И Мердок жалеет не о том, что на словах ему говорят о ненужности, а потому, что отказаться от родственной души Касл не может — это намного глубже, чем в голове, — но ему тяжело это принять. Да и сам Мэтт не совсем знает, что со всем этим делать, тот факт, что перед ним убийца, который не успокоится, пока не покончит со всеми, кто виновен в смерти его семьи, никто не отменял и закрыть на это глаза Мердок не может. Фрэнк в открытую угрожает Дардевилу, если тот сунется остановить его, и его угрозу нельзя пропустить, но он ничего не сказал против Мэтта и это, возможно, хороший знак.       Фрэнк не уходит, даже когда говорить становится не о чем — собственно, он не то чтобы говорил, потому что почти все фразы Мэтт едва ли не клешнями из него тянул, — а просто продолжает сидеть рядом и крутить в руках свою бейсболку. Нежелание уходить кроется где-то далеко, на уровне подсознания и назойливо скребет где-то в душе. В конце концов, Касл не столь ужасный человек — не по отношению ко всем подряд — и ему ничего не мешает остаться рядом с пострадавшим человеком, пусть его здоровью больше ничего не угрожает (не считая самого Фрэнка).       Мердок заранее слышит шаги Фогги, когда тот еще быстро идет по коридору, а вот для Фрэнка его появление неожиданным. Благодаря быстрой реакции, Мэтт успевает мягко схватить Касла за запястье прежде чем тот успевает хоть что-то сделать, потому что выглядит мужчина весьма внушительно. Но Фрэнк отступает, сбрасывает со своей кисти чужую, так и незамеченную ладонь и натягивает на голову бейсболку, козырек которой хотя бы немного прикрывает живописные побои на лице. В дверях он немного задерживается и Мэтт слышит тихую, предназначенную лишь ему фразу: — Увидимся, Красный, — и в этих словах Фрэнка — обещание.       Когда дверь за Каслом закрывается, к больничной кровати тут же подрывается Фогги и вид у него довольно разгневанный. Мэтт впервые видит его таким, да что уж там, Мэтт в принципе видит его впервые и это прекрасное чувство — наконец узнать своего лучшего друга в лицо. Нельсон кричит на него, потому что, серьезно, кто так вообще поступает? Узнал Фогги о состоянии Мердока, конечно же, от их общей знакомой медсестры. Услышать о том, что он жив в относительно в порядке — сломанные ребра и множественные удары не в счет — и находится под наблюдением в больнице было в пределах ожидаемого. А тот факт, что Мэтта туда буквально на руках принес какой-то неизвестный и не менее избитый тип, утверждающий, что на них напали в парке (услышать такое от мужчины, один лишь вид которого вполне может отпугивать всех в округе было странным), оставить без внимания было нельзя.       Мэтт не был готов выслушивать тираду по этому поводу, глупым Фогги не был и мог сопоставить деятельность Дардевила и этот инцидент. В прошлый раз они едва ли не поссорились из-за того, что вскрылась правда о «случайных ссадинах» и их истинном происхождении, Мердок не просто так выслушивал тогда о том, какой он безответственный и что Фогги просто не будет знать, что делать, если однажды он — или кто-то другой — узнает правду, но уже от бездыханного тела Дардевила. — Знаешь, этот галстук не очень подходит к этому костюму, — говорит Мэтт, и выражение лица Фогги в этот момент стоит запечатлеть в памяти. Удивление, шок и изумление — лишь немногие слова, которыми можно описать состояние Нельсона. Но главное среди всего этого — осознание, и Мэтту приятно, что оно приходит довольно просто. Фогги Нельсон далеко не глуп, он может сложить два и два. И его стоит поблагодарить за то, что он не акцентирует на этом внимание и продолжает отчитывать Мердока за недальновидность.

***

      Выписывают Мэтта через две недели, но с его сломанными ребрами все еще есть проблемы и дела Дардевила приходится отложить на время. В больницу за ним приходит Фрэнк, с которым они не виделись с того дня. Сейчас на нем надета простая синяя футболка и темные, протертые джинсы, отчего Касл выглядит чуть дружелюбнее, если не считать хмурый вид и «украшающие» ссадины на скуле и сломанном носу (отметины свежие и в этом явно нет заслуги Мэтта). Вещей у Мердока с собой почти не было, лишь то, что ему принес Фогги, но Фрэнк все равно забирает легкую, полупустую сумку и несет сам. От него взамен Мэтт получает свои старые очки — и стекла у них бордовые, прям как линзы на маске Дардевила — и оказывается, что он не очень готов выйти на улицу без них, поэтому Мэтт благодарен, хоть и догадывается, что Касл мог стащить их из его квартиры.       Когда они выходят на улицу, Фрэнк осторожно берет Мэтта под локоть и идет дальше так, а очки и неровная из-за ноющих ребер походка снова позволяет выдавать себя за слепого. Мердок ловит заинтересованные взгляды от некоторых прохожих, должно быть они производят вид странной пары. Однако Фрэнк выглядит спокойно и, кажется, всем довольным, по крайней мере, чужие взгляды на него никак не влияют, но сказать точно по нему нельзя. Мэтт позволяет себе прикрыть глаза — ему не составляет труда идти куда-то, не смотря на дорогу, — и идти дальше так, надежно удерживаемый Каслом. Слух привычно обостряется, и Мэтт слышит шум листвы в парке вдалеке отсюда, гул машин и тихие переговоры прохожих, но главное — сопящее дыхание идущего рядом мужчины; звук трения ремня сумки о его футболку и как ткань толстовки Мердока чуть слышно потирается о голую кожу на чужой руке. И всего этого более, чем достаточно, а вновь обретенное зрение уже не кажется важным.       Но в какой-то момент рука Фрэнка скользит чуть вниз, а его пальцы переплетаются с пальцами Мэтта. И от этого прикосновения все ощущается лишь сильнее и теперь он совершенно точно всем доволен. Мэтту Мердоку все еще не нужно зрение, чтобы чувствовать.