***
Ближе к вечеру, когда пастушок Лель исправно выполнил свою работу, возвратил берендеям их скот, разделил с ними стол и взял плату за труды, он неспешным шагом отправился в Ярилину долину, уселся среди шелковых зеленых трав, достав рожок из-за пояса. Мизгирь, услышав нежные переливы дудочки пастушка, пошел на звук ее прерывистой трели. Опустившись на траву рядом с Лелем, купец с замиранием сердца внимал чуть печальной мелодии, а так же чистому и звонкому, словно струна, голосу юноши. На витязе уже не было жесткой кольчуги, а лишь алая косоворотка, вышитая по подолу серебряной нитью. Пастушок выбрал одну из печальных и длинных мелодий, впервые в жизни страшась награды за песню. На высокой ноте он оборвал свое повествование, ибо широкая ладонь незнакомца легла на его плечо поверх белой домотканой рубахи, слегка лаская шею, алеющую скулу и медленно к груди спустилась. - Пошто твое сердце воробушком трепыхается? Неужто боишься меня, глупый? - изрек Мизгирь, пристально глядя в синие омуты широко раскрытых глаз Леля. - Не бойся меня, пташка, не обижу, - шепчет купец, мягко опрокидывая пастушка на зеленый ковер, накрывая своим могучим телом. Чувствуя свое сердце почти у горла, паренек выронил рожок из рук, приоткрыл уста, через силу делая вдох и, не смея взглянуть витязю в очи, стал считать звезды, выискивая их в вечернем небе. - Взгляни на меня, Лель, - тихо просит витязь, покрывая скулы и шею юноши нежнейшими лобзаниями, - ты люб мне, и в этом нет ничего худого. - Мы прогневим богов за сей постыдный срам, - лепечет паренек, тело которого так и льнет к Мизгирю, а дрожащие пальцы зарываются в его темные кудри, приближая к себе, не решаясь припасть к манящим устам незнакомца. - Мы любим богов, и они благоволят ко всем своим чадам, - молвит мужчина, накрывая рот Леля своим и даря пьянящий поцелуй. Алый шелк его косоворотки мягко скользит по белой домотканой рубахе пастушка, рдея, словно кровь на снегу. - Ты люб мне, Лель! - стонет Мизгирь, начиная стягивать с себя рубаху и желая обнажить тело юноши, лишая того одежды. - Как же ты люб мне! - Так ты ведьмак?! Паук-оборотень?! Вот почему тебя кличут мизгирем?!** – испугано молвит парнишка, спешно пытаясь высвободиться из-под мускулистого тела купца, увидев у него на груди рисунок тарантула. - Погоди! – воскликнул мужчина, схватив пастушка за руку, пытаясь удержать и успокоить. – Все это досужие домыслы. Меня кличут Мизгирем, но разве я подобен этой твари? Я много где бывал. У сарацинов увидел я сей дивный рисунок, и потехи ради, велел нанести на тело. - Ты здесь чужак, - закусив алую губу, ответил Лель, с опаской глянув на незнакомца, – среди купцов заезжих из заморских стран, идет молва про ведьмака, что вынужден влачить земное бремя в личине паука. Раз в десять лет в обличии людском выходит он в народ. Он ищет свою жертву, сети расставляя, а как найдет, стремительно, как волк на лань бросаясь, он впрыскивает в тело яд и пьет из жертвы кровь. - Все это враки, друг сердечный, - с легкою улыбкой изрек Мизгирь, - чтоб тешить люд и удивлять. Взгляни еще раз на меня. Вот две руки мои и две ноги никак не восемь. Хотя признаюсь я: ты знатная добыча, - добавил торговец, пытаясь вновь подмять под себя пастушка. Молодое сердце вновь затрепетало, а в синих водах глаз, едва различимых в ночном свете восходящих звезд, заплескались неверие и страх. Купец вздохнул глубоко и отпустил юношу, просто сев рядом, оставляя за ним право выбора. - Зачем ты позвал меня, Лель? – вопрошал Мизгирь, косясь на паренька. - Мне чудилось, что в груди простого пастушка бьется храброе сердце воина. Что ты жаждешь моих ласк и поцелуев, добровольно согласившись оказаться в моих объятиях, словно в сетях. Я бы не устраивал на тебя травлю, аки хищник, я не стал бы таиться, словно тварь ползучая, а был бы открыт для тебя, дабы мы могли познать друг друга. Словно паук впрыскивающий в жертву яд, я бы пролил в тебя свое семя, что не нашло бы благодатной почвы. Вместо крови я с жадностью вкушал твой стон и крики страсти, что с уст срываются в миг наивысшей неги. Речь незнакомца была столь вкрадчивой и откровенной, сулящей неземное благо, что юноша, прерывисто вздохнув, решил поддаться обоюдному желанью. - Ты только будь со мною ласков, - шептал пастух, доверившись купцу. Лишив себя одежд, что скрывали их истинные желания, Мизгирь и Лель слились в едином порыве, даря себя друг другу без остатка. Постелью им была нагретая солнцем трава-мурава, а пологом - ночное небо, сотканное из месяца и ярчайших звезд. - Моя ладья отходит с утреней зарей, - шептал Мизгирь, заласкивая тело пастушка, вонзаясь в его жаркие глубины, - плывем со мной, я покажу тебе весь мир. Ты будешь носить бархат и шелка, есть с золота и серебра, - молвил он, запутываясь перстами в кудрях цвета спелой пшеницы. - Твой божественный голос будет ласкать слух царственных вельмож. Твоего общества будут жаждать многие, но только я буду твоей усладой, а ты моим утешеньем, ибо твое имя Лель*** и есть сама любовь. Пригожий пастушок сгорал от страстных ласк, с трудом внимая соблазнительным речам. Не верил, что Мизгирь, не побоявшись срама, людской молвы и божьей кары, возьмет его с собой, как деву для услады. Его протяжный крик и стон мужчины, все слилось в унисон, спустя мгновенье. Купец от Леля отстранился, с трудом пытаясь успокоить, ретиво бьющееся сердце. - Хочу любить тебя еще, да долг зовет! - молвит Мизгирь, вставая с мягкой травы и неспешно облачаясь в свою богатую одёжу. Пастух стыдливо отвернулся, ища рукой свою холщевую рубаху, от сладкой неги ощущая приятную истому во всем теле. - Я буду ждать, но поспеши с раздумьем! - бросает витязь на прощанье Лелю, даря устам, что слаще меда, последний страстный поцелуй.***
- Хозяин, нам пора, - ворчливо говорит один из слуг. - Еще мгновенье, погоди! – Мизгирь ему сурово отвечает с борта своей ладьи, вгрызаясь взглядом в рыночную площадь. Услышал он мычание коров и пение рожка, привычным звуком извещая, что пастушок идет вдоль пристани, бросая беглый взгляд на незнакомую ладью. Глаза их встретились и тут купец все понял. Напрасны были ожиданья. Лель не поверил и решил остаться. Откуда эта боль, что по живому режет сердце?! «Всяк трудится как может» - пришли купцу на ум слова парнишки. Мизгирь готов был прыгнуть за борт. Кричать: «Одумайся, глупец!» До реберного хруста сжимать стан пастушка в своих объятьях. Силком принудить паренька взойти на борт своей ладьи. Не мог открыться он, чтоб не продлить проклятье. И глупо было полагать что за ночь он смог бы покорить саму любовь. Видать, таков удел для Мизгиря - влачить земное бремя в образе паучьем за тот ничтожный миг, что может показаться люду, ему не отыскать любви в ответ. Лишь одинокая слезинка сожаленья, что проронил пастух украдкой, на Мизгиря взглянув с любовью, была для них двоих ответом. ___________________________________ *одинец -До XII века витязи прокалывали себе одно ухо. В ту пору украшение называлось «одинец», а мужчина, его носивший, — «серьгач». В Древней Руси серьги были не просто украшением, по ним можно было прочитать историю и социальное положение семьи. **мизгирь-устар. то же, что паук. Русский тарантул (Lycosa singoriensis), вид ядовитого паука из семейства пауков-волков. ***Лель — славянское божество любви и/или брака.