***
Пирс возвращается домой, захлопывая за собой входную дверь. Бренчащая связка ключей тут же летит по паркету в дальний угол коридора. Катерина устало вздыхает, сбрасывает каблуки и разминает пальцы на ногах. Каждый день, снимая туфли на высоких каблуках, она чувствует облегчение. Всего лишь на несколько минут ей удаётся чувствовать вообще хоть что-нибудь, а потом наступает привычная тишина, из-за которой вампирша теряется в пространстве комнат пентхауса. По ночам она никогда не спит. Сон не нужен вампирам. Но девушке отчаянно хотелось лежать рядом с любимым, быть скованной в его крепких объятьях, дарить ему нежные поцелуи. Именно поэтому она снова и снова забиралась на холодную постель, проводила рукой по другой половине широкой кровати, а убедившись, что там никого нет, рыдала до рассвета. Сколько криков и слёз впитывала в себя её подушка ежедневно… Тишина меняет свою громкость на крещендо, дополняя своё звучание аккордами одиночества. Говорят, от этой мелодии сходят с ума. Немая музыка. Каждый вечер, каждую ночь — все тише и все спокойнее. Ночью она всегда с потёкшей тушью и потухшими глазами идёт убивать. Только так она всё ещё чувствует себя живой, отбирая эту самую жизнь у других. Петровой нравится, как тёплая кровь людей наполняет её горло, обжигая его изнутри. Когда тебя коснулась смерть своей ладонью, ты начинаешь видеть то, чего раньше не мог. Пытаешься понять, почему умер именно ты, а не кто-то другой. И почему обретя счастья, именно ты должна его потерять? От этого ей становится не по-себе, и слёзы новым потоком льются из глаз. И только поутру она запивала горе кофем и тушила его сигаретами, глушила шумом города за окном и стуками неспокойных соседей. Пирс вновь и вновь наносила стойкую чёрную тушь и яркий тон помады. И совсем ненадолго ей станет легче, от кончиков ногтей до глубины сердца. Потом… Снова заиграет музыка одиночества и тишины, и Кэт снова осознает, что никому она не нужна — семья в гробу, любимый с другой. И так день за днём, вечером за вечером, ночь за ночью. Банальное самоуничтожение. Однако, сегодня она встанет пораньше, ещё будет совсем темнота, выйдет на балкон. Склонит голову и подкурит новую сигарету, продолжая увлечённо разглядывать город. Будет слышен шум улиц и крики недовольных водителей, застрявших в пробке. Обычное утро, самые обычные сигареты и выпускаемые колечки дыма на фоне утренней суеты. Глубокие затяжки, учащённое сердцебиение, дрожащая рука, и маленькие солёные капельки падают с подбородка на землю, разбиваясь навсегда. Морозный ветер приводит в чувство. Чёрт! Сигареты обжигают пальцы, выжигая все хорошие воспоминания, в которых она отчаянно ищет себя. Пирс быстро откидывает окурок в сторону, а в следующую секунду порыв ветра сдувает его с крыши. И тут приходит глупая мысль… Кэтрин перелезет через ограждение. Возможно, только так ей станет чуточку легче. Коленки дрожат, как и рука, и в какой-то момент ей кажется, что она стоит на самой грани жизни. Чувство невесомости — всего один шаг: пропасть, самое дно бездны, поэтому она боится. Мурашки бегут по коже: дух захватывает, что вдохнуть просто невозможно. Она смотрит на просыпающийся город, который ещё не знает о новом убийстве, совершённом ею этой ночью. Она смотрит на Новый Орлеан, в котором оставляет своё сердце, своего любимого. Кэт прикрывает глаза, а открыв их вновь, встречает первые лучи солнца, но на тонком пальчике больше нет кольца.Часть 1
23 апреля 2016 г. в 21:32
Раздается звон дверного колокольчика, оповещая о новом посетителе кафе. Майклсон сразу же узнает, кому именно принадлежат эти легкие и размерные шаги. Ничего в них особенного не было, но спутать их с другими он просто не мог.
Элайджа даже не заметил, как к нему подошла шатенка и уставилась прямо на его лицо, словно будто ждала чего-то.
— Присядь! — слишком резко произносит Майклсон-старший, нет ни капли того тепла, что грело сердце раньше. Она ворчит какие-то ругательства и недовольно морщит свой прекрасный носик — явно не в восторге от столь «радушного» приветствия. Девушка снимает с плеч всё ещё влажное от дождя пальто, вешает его на спинку стула и садится напротив «вежливого» знакомого.
— Зачем ты здесь, Катерина? Клаус найдёт тебя и убьёт. Мой дружески совет: убирайся немедленно из города, пока ещё жива!
Уголки пухлых губ медленно растягиваются в издевательской усмешке.
Неужели эта дурочка совсем не понимает, что на кону стоит её собственная жизнь?
Кэтрин шарит в карманах своего пальто, находит, наконец, нужный ей предмет и кладёт на стол пачку «Lucky Strike». Достаёт сигарету, обхватывая её губами. Чёрт! Как назло, зажигалка сегодня закончилась.
— У тебя есть зажигалка?
Его взгляд. Холодный и стеклянный. Кажется, она даже может уловить в нём безразличие к её персоне.
Короткий кивок головы, и он достаёт из внутреннего кармана пиджака заветную для неё вещицу.
Девушка вертит в руках зажигалку, затем чиркает ею и поджигает кончик сигареты. Бумага тут же начинает тлеть, а шатенка делает глубокую затяжку, после чего выпускает несколько колечек дыма.
— Брось, Эл, мы скрывались от него несколько сотен лет. Неужели, ты гонишь меня из такого чудного городка? — её зрачки расширяются, она смотрит на него с неописуемым волнением, стараясь проглотить застрявший в горле ком обиды.
Кэт делает очередную затяжку, а затем рассеяно отводит взгляд в сторону на эти светлые стены. И кто только придумал покрасить эту чёртову стену в такой отвратительный цвет? Полная безвкусица. Да ещё и тихая депрессивная музыка, звучащая по старому радио. Неужели владельцы этой забегаловки думают привлечь таким способом народ? Глупцы, которым явно светит скорое разорение.
Она переводит взгляд на окно. Дождь барабанит по стеклу, будто отстукивает свой любимый ритм. Неожиданно, на девушку накатывает поток воспоминаний: нелепые улыбки длинною в секунды, первый несмелый поцелуй со старшим Майклсоном, затем глухие удары в груди, от которых, порой, ей казалось, что можно задохнуться.
— Кто она, любимый? — пухлые губки Пирс дрожат, отчего ему даже кажется, что девушка сейчас расплачется. Официант как раз приносит ей латте. А её мысли тонут в чашке с горячим напитком. Она водит ложкой по дну, будто размешивая горесть. Вновь глубокая затяжка, и её тоненькие пальчики обжигает сигарета, так верно дотлевшая у неё в руке. — Кто она? — чуть громче повторяет Кэтрин, заставляя других посетителей кафе обернуться.
— Тебя не должно это волновать, Катерина, — он говорит твёрдо и уверенно. Впервые он зачёркивает границу «ты», возвращая их отношения на такое ненавистное «вы», — Ты по-прежнему дорога мне, поэтому я прошу тебя уехать. — её рука неосознанно поглаживает кольцо на тоненьком пальчике, именно это украшение он подарил ей пятьсот лет назад, чтобы оно спасало возлюбленную от смертельного солнечного света.
— Не смотри на меня так!
— Как, любимый? — снова он видит в ней всё то, что когда-то пленило его и заставило биться мёртвое сердце: карие глаза цвета кофе, кучерявые волосы оттенка шоколада, губы, подобные розе, и эта чёрствая гордость.
— Мне пора, Катерина, — Элайджа смотрит на дорогие швейцарские часы, встаёт со стула и оставляет двадцать баксов, надевает пальто и уходит из кафе — туда, где сейчас бушует дождь. Её не смутил его внезапный уход. Она не ждала возвращения и не провожала его взглядом.