Fascinating

Чужой думал о том, что не зря прожил четыре тысячи лет, если так хорошо развил интуицию — кто же мог знать, что простое чутье приведет его к столь драгоценному тайнику, скрытому под одеждой лорда-защитника? Все, кого он выбирал, были по-своему интересны, но ему еще не было знакомо странное чувство, скручивающее в томлении ожидания что-то внутри пустой груди. Не были знакомы и такие бешеные, совсем не свойственные существу с многолетней историей, восторг, вызванный каждым крутым завитком в истории Дануолла, интерес и… нечто еще, непонятное, странное, но берущее за душу. Чужой смотрит на то, как тяжело вздымается грудь Дауда, натягивая ярко-красный казак. На его фоне кровь кажется темной и, не засыхая, она чуть поблескивает в оранжево-золотом сиянии заката. Воистину волнующая сцена — бог, имитируя, человеческие жесты, мог потереть ладони друг о друга — двое избранных, самые сильные и умные из них, столкнулись нос к носу, и теперь один из них лежит на деревянных досках широкого балкона, поверженный и истекающий кровью. Чужой мог бы прочитать мысли каждого, но не делает этого, ведь так гораздо интереснее — слушать то, что они сами хотят друг другу сказать. Поэтому и выражение лица за уродливой маской остается для него загадкой, а вот Дауд, похрипывая, выдает совсем не свойственную ему чувственную тираду, пытаясь то ли наставить Корво на путь истинный, то ли и вправду вымолить себе прощение. Хоть он и говорит, по своему обыкновению, достойно, но и то, и другое очень глупо, по мнению Чужого. Вот он — прекрасный, зрелищный момент. Лорд-защитник нашел убийцу своей Императрицы. Дауд лежит перед ним безоружный, и к его горлу уже приставлен клинок, готовый в доли секунды вспороть покрытую легкой щетиной кожу… Конечно, богу немного жалко — все-таки к восьмой, одной из любимых, игрушке, он уже привык — но не настолько, чтобы хоть как-то вмешаться в события реальности. Ему почти хочется увидеть, как Аттано наконец совершит долгожданную месть, и вот тогда он наконец зароется в его мысли, вытягивая терпкие, как тивианское вино, интересные моменты, ради которых и живет. Но Корво все тянет и тянет, а потом клинок и вовсе чуть дергается, заставляя Дауда прикрыть глаза в ожидании смерти, и складывается в ножны. Мужчина уходит быстро, не оборачиваясь на восьмого, который за что-то его уважительно превозносит, а Чужой ломает брови в изумлении. Корво слышит что-то про очарование, но не находит в себе сил переспросить. Кажется, это Чужой назвал его очаровательным? — Очаровательный, очаровательный, — тихо повторяет бог, складывая ладони на груди, прикрывая глаза и мягко улыбаясь. Мужчина так устал, а голос Чужого так убаюкивает, что никакие силы не могу заставить его разлепить веки, встать и пойти дальше. Он не может медлить, ведь дорога каждая секунда, но мягко-фиолетовый свет святилища будто тянет его в саму Бездну, и Корво отчаянно борется со сном, думая даже о том, что Бог мог его и околдовать. Не открывая глаза, он пытается встать, но на его плечи легко что-то давит, и мужчина падает обратно на облезлое кресло, тихо выдыхая, когда теплые губы покрывают поцелуями его шею. — Он лежал прямо перед тобой, Корво. Убийца твоей Императрицы, человек, натворивший много бед. Где же твоя месть? Почему ты его не убил? Корво плохо слышит. Ему кажется, будто в уши налилась вода, проходя к мозгу и затуманивая взгляд. Чужой что-то говорит про убийцу, но мужчине все равно — он всегда что-то бормочет и спрашивает, не получая ответа. Через секунду ассасин чувствует, как с него стягивают маску, но руки его обвисают безвольными плетями, не противясь даже тогда, когда что-то тянет его в бок, заставляя лечь. А когда чьи-то теплые, чуть сухие и шероховатые ладони гладят его лицо, Корво понимает, что Чужой положил его голову к себе на колени. Но ему совершенно все равно. Бог легким движением руки останавливает время вокруг разваленной комнатки, и смотрит на смятые под капюшоном темные волосы, запуская в них одну руку, а другую переводя на шею Аттано. На губах Чужого скользит тень бешеной улыбки, он прикрывает глаза будто гурман, пробующий изысканное вино, и тихо выдыхает — какая же неимоверная удача подкинула ему этого, казалось бы, рядового телохранителя. — Не беспокойся и спи, ты везде успеешь, мой очаровательный Корво.