Новенький

В демократической стране без деления людей на классы наша школа была отдельным мирком с жесткой иерархией. Здесь учатся дети самых богатых родителей, но в каждом правиле были исключения, и таких мы называли «залетными» — они попадали к нам по разным причинам: будь то социальные программы или отличия в учебе. Негласно я был провозглашен королем элитного учебного заведения, следя за нерушимостью традиций, которые соблюдались десятилетиями. Так же, в моих обязанностях был сбор информации по каждому новенькому ученику еще до его первого шага по нашей святая святых, чтобы определить «правило» он или досадное «исключение», которое было лишено права голоса и представляло собой серую массу, барахтающуюся в болоте таких же. Залетных мы считали пустым местом и совершенно не обращали на них внимание, только не в том случае, когда они вставали у нас на пути. Равноправие? Терпимость? Жалость? Нам были незнакомы эти понятия. Либо ты свой, либо нет. И первого сентября девятого класса каждый новенький уже знал свое место в разделении школы. В этом году в нашем классе прибавился один чужак, которого уполномоченные люди нашего круга тут же ввели в курс дела. На второй урок, спустя 15 минут, завалился еще один запыхавшийся новенький. — Извините за опоздание. — Кто это? — спросил лучшего друга и мою «правую руку». — Не знаю, здесь нет ничего о нем, — зашептал Макс, третий раз перелистывая собранное досье на новых учеников. — Как вы могли его упустить? — я разозлился на некачественную работу своей свиты. Новенький сел на свободное место в конце класса. Я оглянулся: темно-синий дорогой костюм с белоснежной рубашкой и галстуком, худой, с растрепанными волосами. Темные задорные глаза с веселящимися в них огоньками и густые черные ресницы прятались за стеклами очков. Можно было бы предположить, что он — один из нас, но дорогой костюм — школьная форма, и можно было ошибиться, судя только по внешнему виду. Кстати, наше предложение сделать разные школьные формы для «богатых» и «залетных» было отклонено, мать его, толерантным директором. Теперь сиди, блин, гадай, кто есть кто. Благо было придумано «досье». Уже в конце перемены вернулся с новостями Макс, отправленный собирать информацию о новеньком — неизвестность мы не признавали. Наш мир делился на черное и белое, на богатых и бедных. — Его зовут Паша, и ходят слухи, что он приехал на Гелентвагене с личным водителем. Походу, он свой. — Тогда следует пригласить его на вечеринку. Весь следующий урок мои мысли занимал Паша, очень компанейский парень, быстро расположивший к себе людей из обеих социальных групп. Он держался расслабленно и уверенно, будто уже освоился. Я повернулся к нему уже раз десятый и наткнулся на смеющийся взгляд. «Сегодня в 10 часов вечеринка в моем доме, я внесу тебя в список приглашенных. Придешь?» — пустил записку по классу. Снова обернулся на него: Паша прочитал, расплылся в улыбке и подмигнул мне. Кажется, я на пару секунд дольше залюбовался его улыбкой, но учительское: «Антон, хватит вертеться» вернуло меня в реальность. Было что-то такое в этом новеньком… завораживающее. Ежегодная вечеринка в моем доме, куда были приглашены только люди нашего круга, была традицией, и, как хозяин, я встречал каждого гостя, после прохождения фейс контроля — специально нанятого человека, проверяющего всех по поданному мной списку. — Я уже заждался тебя, — игриво поприветствовал я приближающегося Пашу, и это было правдой — по какой-то непонятной причине я полтора часа простоял на улице, нервно поглядывая на часы, ожидая его прихода. — Что-то я не вижу твоей машины на стоянке, ты отпустил водителя? — О, нет, что ты. Меня подкинула бабушка на дедушкиной машине, — и он повернулся, помахав рукой… уазику. — Это твоя?.. — я был неприятно ошарашен. — Эээ, извини, но я забыл тебя внести в список приглашенных, — и резко развернулся, чтобы отыскать Макса и надавать ему пиздюлей за серьезнейшую ошибку. — От кого ты узнал о Гелентвагене новенького? — набросился на него сходу, прерывая беседу с девушкой. — Мне сказали, — ответил друг, отводя меня в сторонку и глупо пряча глаза. — Кто? — категорично и строго, подавляя. — Не помню, просто слухи, — я видел, что он увиливает. — Я последний раз спрашиваю и надеюсь услышать честный ответ. — Катя… — сказал Макс, смутившись. — Какая Катя? — резко спросил. Друг незаметно покосился на девушку, с которой я прервал его разговор. — Почему я ее не знаю?.. Как можно было перепутать Гелентваген и уазик… Только если… — начал было я, но осекся. — Она не из наших! — Да, и что?! — взвился вдруг Макс. — Зато она милая, добрая и умная, и она мне нравится! — Ты должен следить за соблюдением наших традиций другими и сам их же нарушил?! — он опустил голову. — Ты знаешь правила: или она сейчас же уходит, или ты покидаешь мой дом вместе с ней. И больше не возвращаешься. Да, законы были едины для всех. Может, вы бы назвали нас жестокими, но таково уж наше воспитание, это было в крови, ведь, наши предки все закончили эту же школу и жили по тем же правилам. Многие были изгнаны, и остались только лучшие из них, и мы не должны были их подвести. Было неважно, лучший друг ты или просто знакомый. И Макс сделал свой выбор. Правильный выбор. *** — Как все прошло? Что она сказала? — накинулась на меня свита, когда я покинул кабинет директора. — Готовит приказ на отчисление. Отца в школу вызывают, — мрачно произнес. — Отчисление? Но как это связано? Что будешь делать? — наперебой задавали вопросы. — Не хотят, чтобы школа была замешана в этом происшествии. Ежегодная вечеринка предполагала опасные игры — будь то вторжение в чужой дом со взятием дорогого трофея или, как в данном случае, угон машины. Обычно все проходило, как по маслу, но в этот раз нас поймали и повесили ответственность на меня. Как вы можете догадаться, дело было не в деньгах или наживке, а просто в экстремальном развлечении. Я не волновался по поводу отчисления — знал, что дорогой ремонт все исправит, ведь школа и держалась за счет денег наших состоятельных родителей. Я боялся другого. Отец будет взбешен, ох, как взбешен. Отыскав в столовой своего новенького, я был поражен: Паша сидел в центре круга остальных залетных, что-то увлеченно рассказывая и жестикулируя, отчего остальные заливались смехом. Казалось, его совсем не волнует, что от него отвернулись старые/новые знакомые моего круга, и что он был причислен к кучке изгоев. Так как большую часть нашей группировки составляли спортсмены, а оставшуюся — просто лентяи и пофигисты, каждый из нас имел в личном пользовании своего ботана, делающего за нас всю домашнюю работу, которую нам некогда было делать или просто не хотелось. Я хотел новенького. Хотел сделать его своим ботаном. Я подошел к их столику, разговоры и смех мгновенно стихли. — Ты должен за меня на завтра написать мини зарисовку комнаты главного героя, используя как можно больше эпитетов. Ясно? — сурово произнес, кидая перед ним листок с заданием. — С чего бы? — удивился новенький. Прежние озорные огоньки в глазах, которыми он до этого смотрел на меня, погасли и выражали неприязнь. — Я так хочу. — Я этого не сделаю, — в тон мне жестко ответил Паша. — Тогда это будет продолжаться вечно… — я взял кусок пиццы со стола и резким движением впечатал ему в лицо, тщательно и сильно размазывая ингредиенты, — слышишь меня? Вечно! — демонстративно отряхнул руки от крошек. — Завтра должно быть все готово. *** — Антон, что за шутки? — урок русского языка начался именно с этой фразы. — Какие шутки? — удивленно спросил, прерывая разговор с Максом. — «В комнате стоял стол и стул. Стул был деревянный и в форме стула…» Мне продолжать читать описание стола? — залетные загоготали. Я обернулся и посмотрел на ехидно улыбающегося Пашу. Сделал резкое движение рукой по горлу, показывая, что он поплатится за это. — «Штора висела и колыхалась. Зелененькая такая, с красными цветочками. Кстати, мои трусы…» — продолжала зачитывать учительница зарисовку Макса. — Или вот еще «Обои были цвета обоев, ну обои так обои, что еще сказать» — учительница начала перебирать наши сочинения, вполголоса зачитывая и отбрасывая, берясь за следующее. — Сегодня первое апреля? Всех в кабинет директора! Паша, Витя, Коля… — она начала перечислять какие-то имена. Кто это? У ботанов тоже есть имена? Я был удивлен, ведь, проучившись с ними много лет, я впервые узнал об этом, — молодцы. На ковер отправилась добрая половина класса, и что забавно — только наши. До конца урока слушая лекции о плохом поведении, непослушании и заговорах против учителей, мы пообещали, что такого больше не повторится. — Бунт ботанов? — зло прошипел я, отыскав в туалете Пашу и остальных. Моя свита покорно стояла за спиной, готовая при первом же приказе отправить этих злоебучих мятежников на тот свет. — Мы не рабы и не собираемся вам подчиняться, — мой новенький вышел вперед, остальные дружно поддакивали. — Тогда я покажу, что случается, когда кто-то нарушает правила, — схватил Пашу за руку и потащил в кабинку. Он отчаянно сопротивлялся и брыкался, но что мог сделать худой и щуплый парень против накаченного сильного спортсмена? В два счета я подавил его отпор, окунув головой в толчок. Пару секунд продержав новенького под водой, поднял за волосы, позволяя набрать воздух в легкие. — И это только начало, — и снова окунул его в воду для закрепления информации. Ведь, как говорится, боль и страх — лучший путь к запоминанию. Моя свита схватила каждого своего личного ботана при попытке помочь Паше и по очереди подвергла их той же поучительной процедуре. Нелепое восстание было подавлено. *** Так прошел почти год. Залетные успокоились и тихо нас ненавидели, продолжая исправно выполнять наши поручения, а Паша… Паша постоянно нарывался на сколки, будто специально провоцировал, отчего частенько огребал от меня. Я начал привыкать к нашим постоянным пререканиям и поймал себя на мысли, что сам ищу с ним встречи. Он меня бесил и притягивал одновременно, как магнит. Начались весенние каникулы, и я все чаще думал о новеньком: мне не хватало драйва, возникавшего при общении с ним. Неделя тянулась бесконечно, и я отсчитывал дни, когда снова увижу его. Пару раз я задумывался, где можно с Пашей случайно пересечься, но не знал мест, куда ходят залетные. Проезжая мимо школы, жадно всматривался во всех, находящихся рядом с ней, желая, хотя бы краем глаза, увидеть его растрепанные волосы, но все было тщетно. В первый день после каникул я шел в школу воодушевленный, предвкушая… что-то. Паша пришел прям к звонку, так что я не успел спровоцировать его на утреннюю ссору, так необходимую мне, оставалось только крутиться на месте, как юла, незаметно поглядывая на своего залетного. Получив задание на дом, я тут же, не теряя ни секунды, направился к нему. — Ты знаешь, что с этим делать, — оскалился, предвкушая перепалку. — Ок, — просто ответил он и удалился. Полдня щуплик держался от меня на расстоянии и, завидев меня, незамедлительно скрывался из виду. Сидя в столовой и не сводя взгляда с Паши и его кучки отбросов я был нереально зол и разочарован: Какого черта это было? Даже не возмутился! — смотря на эту компашку, мне что-то не давало покоя. Такой беззаботный, веселый, всеобщий любимчик, истории какие-то рассказывает, что все буквально в рот ему смотрят. Избегает меня! — наконец-то дошла причина душевного беспокойства. И я скучал. Скучал по той улыбке, на которую засмотрелся в самый первый день. И которую он дарил направо и налево всем, кроме меня. Даже на остальных избранных Паша смотрел добрее. В душе закипел неконтролируемый гнев, и я решительно направился к нему — теперь не уйдешь. Я схватил глисту за руку и потащил… сам не знаю куда. Он не сопротивлялся, а просто следовал за мной. Я затолкал его в пустой туалет. Не знаю, зачем все это делал, просто хотел увести его от друзей. — Какого хрена? — закричал на него, сам не зная, что хотел сказать и спросить. — Что ты имеешь в виду? — удивленно спросил Паша, прислонившись к стене. Вид был немного испуганный, но он стойко и прямо смотрел мне в глаза. — То, что ты делаешь со мной?! Зачем ты вообще пришел в нашу школу, ведь она не для таких как ты! Она для обеспеченных! — сам чувствовал, что несу бред. Эта школа была для него. — По крайней мере я заслужил это место благодаря знаниям, а не папочкиным деньгам. Я разозлился еще больше, в душе все бушевало, и, непроизвольно сжав кулак, со всей силы заехал ему по лицу. Паша упал, из разбитой губы текла кровь. Испуганный своим действием, я стоял и смотрел на алую дорожку капель, стекающих по его подбородку. Он поднял на меня свои карие глубокие глаза, и в них не было злости или ненависти, только вопрос. Я опустился на колени и протянул руку, дотрагиваясь до его разбитой губы, пачкаясь в крови, отчего он немного дернулся от боли. Медленно перевел взгляд на окровавленные пальцы, подушечкой большого растер ее, поражаясь чистоте и прозрачности, и задумчиво посмотрел на Пашины губы. Как завороженный, я аккуратно, словно боясь спугнуть, приблизился к его лицу. Находясь в сантиметре от его губ, поднял на него взгляд, будто спрашивая разрешение. Он не шелохнулся. Я почувствовал его горячее дыхание и осторожно провел языком по его губам, пробуя кровь на вкус — Паша не оттолкнул меня, не ударил, не закричал, тогда я коротко и нежно поцеловал его — просто невесомо прикоснулся губами — и отпрянул. — Прости, — прошептал в приоткрытый рот. Он все так же молчал и не двигался. Я снова прильнул к его губам, но уже не спешил разорвать поцелуй. Неожиданно для меня, он ответил на него, и, казалось, мне просто снесло крышу. Мы целовались жарко, страстно и отчаянно, ведь оба знали, что это было запрещено, но мне было все равно. К черту все правила! Я буквально чувствовал его боль из-за разбитой губы, но он не обращал на нее внимание. Наш поцелуй стал более мягким и нежным, я растворился в нем, и не было сил думать ни о каких запретах и делениях на «избранных» и «залетных». — Как же традиции? — спросил Паша, когда мы просто сидели на полу туалета, соприкасаясь коленями и смотря друг на друга. — Я не знаю, не знаю… — прошептал еле одними губами. *** — Руку опусти! — заорал я на Макса, который замахнулся, чтобы ударить Пашу. Моего Пашу. — Он отказывается освобождать наш столик, — тоном ябеды произнес друг, ожидая моего праведного гнева. — Сядем за другой. — Чувак, что с тобой? Залетный ослушался нас и должен быть наказан, — подсказал Макс, приподнимая брови в немом вопросе. — Я. Сказал. Сядем. За. Другой, — каменным тоном произнес раздельно по словам. — Или ты собираешься спорить со мной? — зло сверкнул глазами. — Ладно, как хочешь… — промычал друг понуро, отступая вглубь столовой. — Ты не должен был заступаться за меня, — прошептал Паша после уроков в раздевалке, где все были заняты поиском своих вещей, чтобы услышать нас. — Теперь я сам буду решать, что должен, а что нет, — раздраженно прошипел. Как же мне надоели все эти долбанные правила! — Хотел тебя предупредить, что завтра… — начал он быстро, но фразу прервал неожиданно вылезший из-под висевших курток Макс: — Ты с этим что ли общаешься? Пойдем! — посмотрел на Пашу взглядом «Надо идти, извини» и удалился вслед за друзьями, ждавшими меня. *** На следующий день Паша не появился, да всю неделю тоже. Я не находил себе места и, как одержимый, всюду крутился вокруг залетных, подслушивая их разговоры, желая услышать упоминание о нем. Месяц ходил злой, срывался на друзей, запустил учебу, еле сдал экзамены (спасибо папе) и только на выпускном узнал, что Паша уехал к маме в Америку. Все лето я был разбит, превратившись в овоща: просто лежал дома, смотря в потолок, игнорировал друзей, вечеринки и еду. И все привычные моря и пляжи вдруг потеряли свою привлекательность. 31 августа раздался звонок в дверь, я не шелохнулся — ждал, пока незваный гость уйдет, решив, что никого нет, но звонки были долгими и настойчивыми. Нехотя поднявшись с кровати, я раздраженно подошел к двери и рывком открыл ее, собираясь отчитать непонятливого пришедшего, но мое сердце замерло, когда я увидел за дверью его. Первые секунды я даже не узнал Пашу — очков не было, растрепанные волосы были приведены в порядок, а из щуплого мальчишки он превратился в красивого парня с подкачанным телом, который лучезарно улыбался мне. — Ты чего такой бледный? — была первая его фраза. Я бросился ему на шею. Беспорядочно покрывая друг друга поцелуями, мы сшибали все на своем пути, двигаясь в неизвестном направлении. Одежда летела во все стороны, и, споткнувшись, мы упали на диван в гостиной. Дальше все произошло стремительно — я устроился между его ног, закинув одну на плечо, а другая обвила меня за талию. Я смазал член кремом для рук, лежавшим неподалеку и медленно толкнулся в него, не желая доставлять боль, но Паша не мог больше ждать и резко подался вперед, насаживаясь на член до самого основания, и закричал. — Боже, зачем ты так, зачем… — лепетал я, видя его лицо, искаженное болью. Мы замерли, ожидая, пока боль не стихнет, и он не привыкнет к новым ощущениям. Паша начал двигаться первым осторожно, но наращивая темп. Наши движения и дыхания сплелись в унисон, его вздохи были самым лучшим звуком на Земле, и я упивался ими, наслаждаясь чувствами, которые впервые обрушились на меня, бесконечной нежностью и любовью. В наш первый секс я вложил все эмоции, будто этим хотел показать, как безумно скучал по нему. Одной рукой я опирался на кровать, а другой ласкал его член; все вокруг было неважно, ведь именно здесь и сейчас происходило самое значимое, самое настоящее. Я почувствовал нарастающий комок блаженства в паху, который вот-вот вырвется наружу, Паша выгнулся и со стоном кончил, и я в ту же секунду. Его вздохи были такими возбуждающими, что, мне казалось, я бы мог кончить, только услышав их. — Какого черта ты уехал? Какого хера ты ничего не сказал? — набросился на него спустя полчаса, которые мы провели в объятиях, не проронив ни слова. — Я собирался тебе сказать тогда, в раздевалке, когда нас прервал твой друг. Моя мама вышла замуж и забрала меня в Америку. — Ты снова уедешь? — я резко и испуганно привстал, заглядывая ему в глаза. — Нет, я не смог там быть… Без тебя… Я все лето скучал… — притянул меня и нежно накрыл своими губами мои. *** Первого сентября я застал Пашу в окружении всего класса: слух об изменившемся залетном не только внешне, но и материально, разлетелся по школе со скоростью Света, и теперь он был любимчиком и ботанов, и моих, теперь уже и своих, избранных. — А ну-ка расступитесь! Налетели, как коршуны… — я недовольно проворчал, пытаясь прорвать круг, в центре которого был мой Паша. — Он со мной, — и, чмокнув друг друга в губы в эпицентре внимания, мы за руку покинули их. В этом году школа начала меняться: четкая линия деления стала стираться, ботаны обрели больше свободы, а ежегодная традиционная вечеринка в честь первого сентября произошла в новом большом доме Паши, на которой он был хозяином. Даже Макс добился прощения своей прежней/новой девушки.