Oh, Death

      Шаг. Еще шаг. Я все ближе подбираюсь к его дому. Остановившись на тротуаре, поднимаю голову вверх и смотрю туда, где сейчас он. Восемнадцатый этаж, его еле видно за густым туманом, низкими облаками и противной моросью, залепляющей глаза. Но он там, я знаю это. Он ждет меня.       Медленно бреду по дороге, даже не смотря по сторонам. Машин много, но я умру не от них и не сейчас. Скоро умрет только он.       Интересно, как давно он узнал дату своей смерти?.. У каждого это индивидуально: кто-то узнает ее всего за пару часов, кто-то за несколько дней или даже месяцев. Не важно когда, но рано или поздно каждый поймет, что его кончина близко. Это происходит всегда одинаково — просто в голове всплывает число. День, месяц, возможно даже год… Однако его нельзя отсрочить. Если ты увидел его, то приговор уже подписан. Многие пытались обмануть смерть, убежать от нее, но она все равно хитрее. А еще игры со смертью порой даже опаснее, чем она сама. Поэтому я уверен: он ничего не делает для этого. Возможно даже ждет ее. Меня…       Странно, что я еще не увидел свою дату. Ведь после того, как с ним будет покончено, я отправлюсь следом. Я так решил. Я не смогу жить без него, но и ступать с ним по одной земле тоже не могу. Все закончится сегодня. Совсем скоро.       Кажется, проходит целая вечность, пока я поднимаюсь на лифте. На самом деле это всего несколько секунд, только в голове проносится столько мыслей… Великое множество. Они роятся, словно пчелы над цветочной поляной, не дают успокоиться, жаля сознание и одновременно привнося все больше уверенности в своих действиях. Да, это необходимо. Это неизбежно. Иначе просто не может быть.       Когда я подхожу к его двери, исчезают последние сомнения. Наступает полное спокойствие и умиротворение, а внутри все трепещет от одного только представления, что совсем скоро…       У него не заперто. Значит, он действительно ждет меня. Это хорошо? Я не знаю. Ему известна дата смерти, но не имя убийцы. Хотя он умный, не мог не догадаться. Даже не так. Он не просто умный. Гений, так будет точнее. Гений, из-за которого столько проблем. Гений, из-за которого все, кто имел счастье познакомиться с ним поближе, потеряли спокойный сон. Гений, в которого я влюблен до потери памяти. Но который никогда меня не простит. И которого никогда не прощу я. Все уже предрешено.       Нахожу его в спальне. Он сидит на подоконнике полностью обнаженный, подтянув одно колено к себе и всматриваясь в серую дымку за окном. Не оборачивается на меня, хотя и замечает чужое присутствие рядом. Видимо, он уже долго так сидит, может даже видел меня внизу. Окно приоткрыто сверху, от непрекращающейся мороси и тумана его светлые волосы уже стали влажными, кое-где на кончиках даже собрались небольшие капли, готовые вот-вот упасть на его тонкие плечи и немного ссутуленную спину. Ему холодно, но он расслаблен. В этом идеальном теле не видно ни капли напряжения.       Комната, некогда оформленная в темно-красных тонах, сейчас утопает в светлом мраке и блеклости. На полках ровным слоем покоится пыль, алые розы в вазе на столике давно завяли, разбросав вокруг себя пожухлые лепестки, бордовые обои выцвели, мягкий бархат на стульях стерся, превращая их из дорогой и изысканной мебели в жалкую дешевку. И только шелковое покрывало на кровати идеально гладкое, новое, разливающееся кроваво-красным пятном по всей комнате. А на другом конце подоконника стоит полная окурков пепельница, рядом небрежно валяются полупустая пачка сигарет и коллекционная Zippo 2002* года.       Только сейчас я замечаю, как он похудел. Колени и ключицы стали острее, шея тоньше, на спине явно проступают все позвонки, а ребра отчетливо просвечивают сквозь прозрачную кожу. Он ждет уже давно. Но не меня. Свой конец…       Не могу отвести от него взгляд. Он прекрасен. Меня гипнотизирует этот вид. Медленно подхожу к нему, ступая по мягкому ковру. Он умрет, обязательно умрет. Но сначала я хочу запомнить его в мельчайших подробностях. Именно таким, с потухшим взглядом и отрешенным выражением на лице. С посиневшими от холода губами и затвердевшими сосками. С подрагивающими ресницами и слегка трясущимися руками. Ему страшно, но он принял это как должное.       — Знаешь… — тихо произносит он, все так же глядя в окно. — Я даже рад, что это будешь ты, — его шепот смешивается с туманом, с моросью за окном, с серыми красками вокруг. Кажется, что это говорит не он, а эхо, донесшееся до сюда волею случая.       Я беру сигарету и втягиваю воздух через нее. Не хочу прикуривать, достаточно лишь привкуса табака на языке, чтобы пробудить давно утихшую зависимость. Снова смотрю на него и задыхаюсь от увиденного, выплевывая сигарету на деревянную поверхность. Он улыбается. Улыбкой безумца, обнажив ровные ряды зубов со слегка выпирающими клыками. Искренне. Притягивающе.       — У меня есть к тебе просьба. — Он свешивает ноги на пол и глядит на опоясывающие ковер узоры. — Сделай это красиво.       Чертов эстет. Он всегда пекся об этом больше всего. Усмехаюсь и подношу к нему руку, оттягивая волосы на затылке, заставляю посмотреть на меня. Страх исчез, но и безумство тоже. О чем он думал в тот момент? Никогда этого не понимал. О чем он думал, когда, не сказав ни слова, исчез на полгода? О чем он думал, когда продал свою картину, за которую отдавали несколько миллионов, всего за пару тысяч? О чем он думал, когда босиком ступал по тонкому осеннему льду на реке? О чем он думал, когда молчал…       Открываю окно нараспашку и сжимаю пальцы на его горле. Вижу, как приоткрывается его рот, пытаясь ухватить немного кислорода, как сильно он сжал пальцы на краю подоконника, до побелевших костяшек. Нет, не так. Это должно быть не так. Разжимаю руку и слышу, как с шумом он втягивает воздух, наполняя им легкие. Цепляется за жизнь, хоть и знает, что времени больше не осталось. Но он не виноват, это всего лишь инстинкт. Смотрю, как вздымается его грудная клетка, и поднимаю глаза к тонкой шее, наблюдая за расцветающими синяками от моих пальцев. Красиво… Он хотел, чтобы я сделал это красиво.       Провожу рукой по его ключицам, спускаюсь к груди и очерчиваю кромку ребер. Кожа холодная, будто он уже не живой… Беру его руку в свою и переворачиваю ладонь к себе. На узком предплечье неизменно красуется единственная татуировка, эскиз которой он нарисовал себе сам. Силуэт оленя с целым лесом, прорастающим из его рогов. Смыкаю пальцы на тонком запястье и тяну его на себя, веду к кровати. Он спокойно следует за мной, не пытаясь вырвать руку, хотя и чувствует боль. Покорный… Он никогда не был покорным, это всего лишь предсмертная маска. Только я не хочу срывать ее, сейчас он нравится мне таким.       Он залезает на кровать и становится на ней на колени, вытянувшись во весь рост. Прекрасен. Излишняя худоба никогда не портила его, хоть я и был раньше всегда против. Но сейчас все по-другому. Сейчас это должно быть именно так, никак иначе. Не могу удержаться, тянусь к нему и жадно целую в губы, со всей силы сжав руки на его боках. Он слегка вздрагивает, но не пытается отстраниться, лишь несмело кладет ладони мне на грудь. Чувствую, как он дрожит, но от страха ли? Зная его, скорее от холода. Он всегда прятал истинные эмоции и чувства глубоко в себе, показывая лишь то, что хотели видеть другие.       Укладываю его на спину, сам сажусь в изголовье у его ног. Он глядит на меня из своего положения, но совсем недолго. Через пару секунд откидывает голову на подушку и закрывает глаза. Он дышит глубоко и ровно, рука с татуировкой покоится на впалом животе, а другая вытянута вдоль тела. Провожу рукой по его голени несколько раз, сжимая пальцы, оставляю алеющие полумесяцы от ногтей на его колене. Он терпит, несмотря на то, что ненавидит боль. Но он всегда был безрассудным, так что будем считать это его последним сумасшедшим поступком. Легко касаюсь губами там, где совсем недавно были мои пальцы, а затем проделываю все то же самое со второй ногой. На первой уже начинают проступать синяки. Красиво…       Поднимаюсь выше, к его бедрам, и не могу сдержать улыбку. Он возбудился. Смерть уже дышит ему в затылок, но телу на это плевать. Безрассудный. Безумный. Мой.       Слегка развожу его ноги и невесомо касаюсь внутренней стороны бедра. Кожа там очень нежная, стоит лишь немного надавить, как останутся отпечатки. Так я и делаю, сжав вторую руку на его члене. Выдох почти неслышен, но он выдает его с головой. Ему нравится. Оставляю отметины на другом бедре и придвигаюсь еще ближе. Наклоняюсь очень близко к нежной коже, но не касаюсь ее, лишь обжигаю дыханием. Медленно вожу рукой по члену и опаляю его живот, грудь, шею, пока не дотягиваюсь до лица. Снова целую, на этот раз чувственно и нежно. Он отвечает и подается навстречу моей руке. Ускоряю движения и кладу вторую ему на горло, начиная сдавливать. Чем быстрее, тем сильнее.       Его глаза широко распахнуты, взгляд устремлен в потолок, щеки покраснели, тело натянуто, словно струна, руки со всей силы сжимают и натягивают ярко-красное покрывало, рот открыт в немом крике. Он кончает, я на секунду ослабляю хватку на его шее и тут же сжимаю с новой силой, не оставляя шанса на выживание.       Он умирает красиво, как и хотел. На лице застыла смесь из удовольствия и отчаяния, по животу разлилась белая сперма, а тело украшают узоры из синяков. Если бы он видел себя сейчас… Уверен, он бы захотел это нарисовать.       Всю свою жизнь он искал того, по чьей вине погибла его старшая сестра — единственный опекун, из-за чего он попал в детдом. Я же шесть лет мечтал о том, как найду убийцу своих родителей и отомщу за них, не подозревая о том, что люблю его больше всех на свете. Правда открылась случайно — мы решили перебрать семейные фото-архивы…       Я смотрю на него в последний раз и отворачиваюсь, проглатывая ком в горле. Забираюсь на скользкий подоконник и смотрю вниз с головокружительной высоты. Остались считанные секунды, но дата так и не появляется. Оборачиваюсь и гляжу на настенные часы. 12:21. Как символично.       Делаю глубокий вдох и шагаю в пустоту. Чувство свободного полета будоражит, и я, не боясь, открываю глаза. Вижу, как стремительно земля приближается, и за мгновение до встречи с ней появляется дата.        21.12. День его рождения.