Больше мне ничего не нужно

"За твоею спиной мой верный ангел спрячет двери. Без тебя же, постой, я больше никому не верю. Где-то мечется Кроха-Весна, Ей мирская усталость чужда. Так случилось, что кроме тебя Больше мне ничего не нужно. По дороге, по дороге вдаль летят седые боги, Им, конечно, вовсе дела нет до нас с тобой. По дороге, по дороге, словно маленькие боги, Мы с тобой вдвоем бредем домой." (Юта "По дороге")

Реанимационная палата, залитая белым светом. Он режет глаза и не даёт разглядеть окружающую действительность. На кровати человек, множество разномастных трубок, идущих к аппаратам. Мерный, противный писк проникает в мозг, и, кажется, что голова сейчас лопнет. Хочется бежать, но двери закрыты. Сделать несколько шагов, чтобы лучше разглядеть лежащего. Глаза не желают воспринимать ничего, размытый силуэт. Это слёзы? Почему их так много? Вытирать рукавом и снова взгляд на пациента. Пётр? Это он? Почему? Что случилось? Звук на мгновение задохнулся и превратился в сплошной. Конец… Кто-то тащит её за плечи из палаты, яркий свет сменяется темнотой. Нет! Нет!!! Неееет!!! - Да проснись же ты!!! Птица садится в кровати резко, не спеша открывает глаза. Всё в порядке, так, как и было. - Ты в порядке? Давно у тебя это? Пётр обеспокоенно смотрит на девушку. Она мотает головой и ничего не говорит. Дыхание сбивчивое, щёки побелели, но слёз нет, только чуть дрожит запястье. - Всё в порядке, - наконец произносит она, - всё нормально. - Не нравится мне всё это. Давай-ка ты успокойся, а я поговорю всё-таки с матерью. - Не надо, она здесь не при чём. Это ты. - Что я? - Ничего, забудь, - спохватилась Птица, - Я тебе обязательно всё расскажу, но потом. Всё хорошо. - Будем спать? Девушка кивнула и пристроила свою голову на его плечо. *** Страх потерять его возник внезапно, поселился в голове и никак не хотел оттуда уходить. Таня без конца жила в этом аду. Никого, никогда она не боялась потерять так, как Волынского. Подумать только, ещё несколько месяцев назад она даже представить не могла, что будет всё вот так. «Нет, этот человек не подходит мне, мы разные, ничего не получится!!! Да, плевать на всё это, я просто не буду думать ни о чём! Будь, что будет!» Каждую ночь она оставалась одна. Пётр умирал, погибал, уходил, выгонял её из дома… Паника, которая заполняла собой всё пространство при одной только мысли, что всё закончится, не давала Тане жить. Она даже стала ходить к Алисе*, чтобы поговорить, больше было не с кем. Становилось немного легче. Та просила её не притягивать в жизнь негатив, рассказывая, как часто вот так всё и происходит. Но ночью всё начиналось заново. И проблемы с матерью, которая привыкла всё держать под контролем, не одобряющей изменения в дочери, её выбор и жизнь, только усиливали страхи. *** Утро начиналось традиционно. Татьяна, спортом никогда не занимавшаяся, неожиданно пристрастилась к ежедневным пробежкам. Она вообще старалась максимально много времени быть рядом с полковником. Но сегодня её хватило только на половину дистанции. Контрастный душ помог прийти в себя, но тяжёлое ожидание неизбежного не давало девушке покоя. Вдобавок ко всему мама придумала очередную причину, чтобы увидеть дочь прямо сейчас, вызвав даже скорую. Татьяна прекрасно знала, что женщина отлично себя чувствует, но сердце не давало ей игнорировать родного человека. Пётр высадил её у дома, поцеловав на прощанье: - Если что-то серьёзное, сразу позвони. - Я думаю, что как обычно, но… - улыбнулась девушка. - Возьми такси, - махнул рукой и поднял стекло, выруливая в арку. Почему-то он терпеть не мог, когда Таня пользовалась общественным транспортом, только в часы пик, по необходимости. Девушка ещё немного постояла, вдыхая свежий утренний холодок, улыбаясь новому дню, который обещал быть солнечным. Вскоре заметила, что занавеска на окне её квартиры чуть пошевелилась и вспомнила, что должна поговорить с мамой. Спустя полдня и миллион нервных клеток, потраченных на очередной скандал, Птица вошла в свой кабинет. В коридорах было подозрительно тихо. Девушка открыла настежь окно и направилась в кабинет к полковнику, ей непременно, жизненно необходимо было видеть Волынского немедленно. Обычно в рабочее время они пересекались лишь по делу, но сегодня Таня не могла ждать до вечера. Пётр давно уже настаивал на том, чтобы она перебралась в его квартиру окончательно, и наконец-то вопрос решился сам собой. - Его нет, уехал с Филипповым на задержание. Сам лично. Злой, как собака. И этот, как его, Андрей с ними. - Спасибо, я поняла, - протянула девушка и пошла прочь. «Этот, как его, Андрей» был когда-то её однокурсником, а сейчас проходил по делу свидетелем и помогал добровольно-принудительно следствию в качестве психолога. Пётр его невзлюбил сразу, презрительно называл «этот твой» и, кажется, ревновал к общему прошлому. Татьяна смеялась и говорила, что дальше одного букета на ненавистное ей 8 марта дело не зашло. Она до сих пор помнила эти отвратительные бледно-жёлтые цветы, которые вызвали такую аллергию, что она чуть не умерла. Пётр же парировал, что никогда не поздно, что девушку веселило ещё больше. И Татьяна поправила воротник водолазки, чуть улыбаясь, вспоминая, как усердно доказывала Волынскому, что плевать она хотела на этого Андрея. Стрелки медленно ползли по циферблату, лениво отсчитывая минуты. Ждать Птица не любила, а делать, как назло, было совершенно нечего. Но Саша очень удачно вернулась с поквартирного обхода с коробкой булочек к чаю, появился повод устроить маленький девичник, посекретничать в ожидании звонка. Наконец, когда уже совсем стемнело, а Валентина в третий раз вышла из кабинета, чтобы узнать результаты, раздался звонок. Женя взяла трубку и спустя минуту, ничего не говоря, опустилась на стул, бледная и растерянная. - Женя? Что? – задала вопрос полковник. - Там взрыв и нужны люди, всех троих увезли в больницу, преступника взяли, уже везут, - она говорила спокойно, но без интонации, просто сообщала, не совсем связно, не выпуская трубку из рук, потом перевела взгляд на Калитникову, - …кто-то погиб… *** Три квартала до больницы Таня бежала. Она просто не могла сидеть и ждать такси, даже ехать в служебной машине не могла. К тому же, нужно было сбросить напряжение, чтобы не разорвало на куски. Реанимация на третьем этаже… правое крыло… Девушка остановилась посреди коридора, и ноги больше не держали. Дима живой сидел на скамейке, опустив голову и обхватив её руками. Вся рубашка в бурых пятнах, рядом пиджак Волынского, в руках его телефон. «Ну вот и всё…» промелькнуло где-то в глубине сознания. Коридор резко стал менять очертания, вытянулся, резко сжался и всё перед глазами поплыло. Таня схватилась за стену и стала сползать на пол, в нос ударил резкий больничный запах. *** Отец болел долго и очень тяжело. Птица-младшая просто жила в больнице, изредка сменяемая у постели больного матерью. В свои 14 она впервые столкнулась с такой проблемой, но оказалась более стойкой и выносливой, чем оба родителя. Отец всю болезнь страдал напоказ, картинно, обширно, театрально, требуя внимания круглосуточно. Мать же ложилась дома на диван и говорила, что не может перенести такой трагедии и тоже умрёт. Девочка успевала делать всё, чтобы не расстраивать любимого отца: она училась на пятёрки, много читала, не перечила старшим, по многу разговаривала с отцом, не тратила время на друзей и «идиотские развлечения». Умирая, отец взял с неё одно единственное обещание: учиться, слушаться, вести себя прилично. Таня пообещала. И без того «правильная дочка» совершенно увязла в болоте приличий. Она беспрекословно и безропотно выполняла всё, что говорила мама. И лишь совсем недавно смогла хоть что-то сделать для себя, не потому что «так надо». Она развелась с мужем, но мать по-прежнему имела власть над дочкой, безграничную, подчиняя волю. *** - Таня? Ты что? Плохо? Я сейчас врача… Фил поставил девушку на ноги и помог сесть на ту же скамейку. Птица посмотрела на дверь операционной, а потом вопросительно на капитана. - Увезли уже, - сказал он тихо, - Мне жаль, очень. От мужчины пахло спиртом, и шок не давал проявлять эмоции. - А… ты? – шёпотом спросила Таня - Нормально, наверное…, - пожал плечами и отвернулся. *** Он мало что успел понять. Преступников взяли быстро, чересчур просто. Дима даже посмеялся про себя над тем, что полковник так перестраховывается. Светило солнце и берег реки, уходящий вдаль, выглядел очень живописно. Всего несколько шагов к склону, несколько вздохов чистого лесного воздуха, ослепительно голубое небо. Вдруг, Волынский крикнул и сгрёб его в охапку, толкая вниз, к воде. Что-то загрохотало, небо смешалось с землёй, водой, вспыхнуло и на какие-то мгновения погасло, оглушив. - Ты там живой? – спросил откуда-то хриплый голос полковника. - Не знаю, - так же хрипло отозвался капитан, пытаясь открыть глаза. - Пошевели конечностями, давай, не ленись, нужно понять, всё ли цело, - и он схватил Филиппова под руки и посадил, - голова как? - Всё в порядке, - Дима с силой встряхнул головой и наконец-то смог оглядеться, - что произошло? - Взрыв,- пожал плечами полковник, отряхиваясь, - Чёрт, кажется, зацепило. И вот тогда-то Фил заметил, что кровавое пятно расползается по светлой рубашке, казалось, что всё, что впереди – одна сплошная рана. - Пётр Сергеевич, я… я сейчас, - мужчина вскочил на ноги и бросился вверх по склону, - Вызовите скорую! Быстро!!! - Вы только глаза не закрывайте, пожалуйста. Я прошу вас. - Не суетись, Филиппов, всё в порядке. Лучше дай закурить. И пить хочется, - со странной улыбкой произнёс Волынский. Дима с трудом вспомнил, что при ранениях в живот нельзя пить, или это не то. Можно ли курить? Сам бы сейчас не отказался… Он крепко держал Петра за руку, а пред глазами стояла другая картина: завод, истекающий кровью Ильинский, долго нет скорой, слабеющие руки… похороны, слёзы, чувство вины… «Нет! Второй раз это не повторится! Я не допущу!!!» - Ну почему так долго, а??? Где скорая?- взревел он куда-то вверх. - Какого чёрта ты так орёшь??? И полковник как-то обмяк в руках Филиппова. Врачи уже бежали к ним. Поздно? *** - Его ведь можно будет увидеть, да? – спросила Птица, возвращая капитана в реальность. - Не знаю, наверное. Потом… - Что случилось… там? - Взрыв. Представляешь, Волынский мне жизнь спас, - нервный смешок, - Кто бы мог… - Я сама виновата, знаешь, мне казалось, что так не бывает долго, ну вот так… хорошо, я чувствовала, что потеряю его… знала. - Давно это у вас? - Нет, или это уже да… мне всё не верится… а теперь ничего нет, ни-че-го… Они оба ещё какое-то время посидели, молча глядя в стену напротив. Говорить было не о чем, вопросы сейчас звучали как-то странно. - Дима, ты позвони Саше. Она там… - Таня махнула рукой и вздрогнула, выдав невольно «страшную тайну», - просто скажи, что всё в порядке… Это «в порядке» звучало страшно и странно в этих обстоятельствах. Филиппов вышел на лестничную клетку, там лучше приём, а Птица так и сидела с неправдоподобно прямой спиной, покрывшись мелкой дрожью. Его куртка лежала рядом, девушка подтянула её к себе, зарылась носом, вдохнула уже почти пропавший его запах, и заплакала тихо, чуть поскуливая. *** Дима никак не мог понять, что же его резануло по сердцу. Вроде, всё логично: пока он сам рядился и определялся, Таня нашла своё счастье. И это даже радовало. Но почему-то было как-то неприятно. «Началось. Теперь давай будем рефлексировать, что тебя бросили. Бред полный!!! Как будто что-то когда-то было» Но, на самом деле, вся проблема была не в этом, а в том, что Фил только что доложил Калитниковой. И ему придётся самому сказать Татьяне, потому как нельзя это доверять никому, слишком личное и болезненное известие. Услышать в трубке голос Бойко было неожиданно приятно, он разлился внутри теплом и уютом: - Санька, не вешай нос, я скоро буду. - Я надеюсь, - отозвалась девушка. И Фил улыбнулся, в первый раз за день искренне, немного посмотрел на солнце и направился назад. *** Татьяна сидела в той же позе, обняв куртку полковника. По вздрагивающим плечам было нетрудно догадаться, что она плачет. Наконец-то, это было хорошо, значит всё пройдёт легче. Спокойствие и контроль каждого жеста его пугали, теперь же хотя бы было понятно, что делать. Мужчина укутал её в свою куртку и тихонько обнял за плечи. Свободной рукой, пытаясь забрать пропитанную кровью одежду полковника. Но девушка рук не разжимала. - Танюш, давай я это заберу. - Нет. Оставь меня, пожалуйста, - прошептала Птица и отстранилась. - Хорошо. Я пойду и позову врача, тебе нужно отдохнуть. Сиди здесь, пожалуйста. Девушка не реагировала больше. *** - Вот объясни на милость: что мне теперь с тобой делать, а? Как мы теперь жить-то будем? - А что? – Таня приподняла голову с подушки, нехотя. - Не, ну тебе придётся уйти с работы, это уже точно. А то, как я буду командовать? А, если не командовать, то все же от рук отобьются. Наступит полный хаос… - Не понимаю: ты жить со мной собираешься или командовать? – и она ударила его тихонько кулаком в бок, - И потом, ну не буду же я сидеть дома. - Будешь! И точка, - Пётр перехватил её руку, чтобы не смела драться, - Сидеть дома и воспитывать детей, вести хозяйство, … - … ходить на реку за водой с коромыслом… - Куда? Татьяна, ты разговор от темы не уводи! - Это ты не уводи, полковник. Потом тебе надоест и выставишь ты меня за дверь со всеми пожитками. Да-да, когда стану я тебе рассказывать о том, какой тряпкой лучше пыль с подоконника вытирать. Волынский посмотрел на неё неодобрительно. Куда теперь он может её выставить? Что за нелепые мысли? - Если бы ты слышала, какую несёшь чушь… Обычные разговоры «ни о чём», они вели их, когда на осмысленные не оставалось сил, лёжа в кровати. А потом начиналась обычная жизнь, где работа была неприкосновенна, «дело жизни» как-никак… *** И вот… Теперь его нет… Теперь похороны, слёзы, боль, пустота, водопады ненужных лишних слов, охапки цветов, таких же мёртвых… «Нужно позвонить отцу. Там, где-то в серванте, на полке есть его номер. Что-то говорить, как-то объяснить… Николай Андреевич, нет Викторович, кажется… слова подобрать, собраться… умер… погиб, погиб при исполнении… а подробности, какие-то подробности нужны...» Удивительно, но слёз не было. Совсем. Внутри, как будто всё замёрзло. Какие слёзы, когда ничего уже не изменишь? Крови как-то слишком много… она капала на пол, Таня плохо понимала откуда. Боли не было совсем, или была, просто девушка не чувствовала ничего? Разжала руку и связка ключей с чудовищным звоном упала на кафель, Птица вздрогнула и зажала руками уши, будто обвалился потолок. Судорожно втянула воздух, будто он скоро закончится. Снова вытянула вперёд руку, кровь действительно была, не показалось. Она попала на пальто и волосы, попала на щёку, судя по ощущениям. Откуда? Брелок в виде металлической звезды, острые грани которой уже не раз становились причиной мелких неприятностей, вроде порванных карманов и колготок, поцарапанных пальцев. Пётр 126 раз просил её выкинуть эту бесполезную вещь ко всем чертям, но Татьяна его необъяснимо любила. Сейчас на руке не было живого места…. Ну и что? Какая разница? Всё равно… - Таня! Танюша! – Фил тряс её за плечи, пытаясь вернуть в реальность, - Ты меня слышишь? Взгляд девушки стал более осознанным: - Врач сейчас будет, он там заканчивает и придёт. Потерпи ещё немножко. Он не знал, чем ей помочь, поэтому просто обнял за плечи: - Что-то ты совсем расклеилась. Держись, пожалуйста. Всё будет… - слово «хорошо» как-то не вязалось с этой ситуацией, казалось кощунственным, странным, лишним, уж он-то знал, - … правильно. Всё пройдёт. Таня странно повела плечами и больше не двигалась. Дима только сейчас заметил кровь, и хотел сжать её руку в кулак, чтобы остановить, когда открылась дверь в конце коридора, и голоса оттуда сделали пространство снова живым. - Я всё-таки настаиваю, чтобы вы остались здесь. Нужно обследование, покой. Ваше ранение не такое простое, - торопливо говорил врач, еле успевая за мужчиной, который уверенно направлялся в сторону операционной. - Покой нам только снится! Никаких больниц! Я не инвалид и отлично себя… Он резко остановился, не договорив. Татьяна, до этого совершенно безучастная ко всему, резко вскочила на ноги и коротко вскрикнула в ужасе, зажав рукой рот. Даже в полутёмном коридоре её лицо стало бледнее мертвеца, а взгляд страшный, застывший, которым она посмотрела на операционную за спиной, потом на врача и, наконец, на стоящего рядом с ним живого Волынского, с подбитым крылом, с забинтованным торсом, но живого. Она не знала, можно ли его обнять, трогать вообще, больно ли ему, как вообще теперь поступать. Она просто разрыдалась, потому что о живом о нём плакать было просто, естественно, и пожить ещё немного можно самой, а то уже мысли всякие в голову лезли. Вот так и стояла рядом, в глаза ему смотрела и боялась прикоснуться дрожащими руками. Капитан с врачом со стороны, мало что понимая, наблюдали это, обменявшись вопросительными взглядами. - Если ты сейчас же мне не скажешь, в чём дело, мне придётся сдать тебя куда-нибудь, под присмотр профессионалов. Пришёл конец света, пока меня не было? Земля сошла с орбиты? Третья мировая? Что??? - Что ты несёшь? – тихо прошептала Татьяна, ткнувшись носом ему в грудь, потому что коленки подгибались, способность стоять она как-то утратила. - Воот, способность складывать буквы в слова ты не утратила, это радует. - Да какие слова! - закричала она, что есть мочи, но вышел только хриплый шёпот, - Какие слова? Мне сказали, что ты… что ты… там… Да я думала, что не… Ты!!! Ты!!! Ты… И Птица закашлялась и затихла, уцепившись руками за его предплечье. - Ууу… - протянул полковник, - А вы говорите: полежать пару деньков, покой и обследование, - и кое-как освободив руки, повёл Татьяну вслед за медработником. Дима ошарашенно поплёлся за ними. В голове ровно шумело, мысли никак не желали складываться в ровный ряд. Нет, понятно, что у Птицы истерика на фоне страшной потери, но с каких пор она стала обращаться на «ты» с полковником? И он не возражает? Жалеет её? Успокаивает? А как же все эти: «ненавижу бабские слёзы», «истерить за пределы управления», «ты не женщина, ты работник полиции и веди себя соответствующе»? - Так а там-то? - В операционной? Так это же этот твой, как его? - Алексеев Андрей Викторович, - на автомате произнёс Филиппов, - восемьдесят седьмого года рождения… - Вот! - Он не мой! – зло прохрипела Таня - Ну, хорошо, не твой. – Пётр присел на корточки перед ней, пока врач осматривал руку, и меньше всего был похож сейчас на циничного начальника, - Однокурсник же. - Да, сволочь он, а не однокурсник! Он меня в ресторан приглашал. - Ну, точно, сволочь, - рассмеялся Волынский, - полное безобразие! И как только в голову пришло? - Я сказала ему, что у меня… ну, что ты, а он… - и Таня посмотрела на стоявшего в дверях Филиппова с изменившимся лицом и виновато опустила голову, - Тебе очень больно, да? – девушка потрогала бинт, осторожно, одним пальцем. - Да нет, мне очень приятно, - с улыбкой сказал Пётр, - А какого чёрта ты-то здесь делаешь? Так оперативно прилетела… Не иначе, как из-за Игорька? Ему нравилось над ней издеваться, Таня смешно краснела, смущалась и сейчас её бледному лицу не помешало бы немного румянца. Но девушка даже не сделала попытки улыбнуться: - Я думала, что тебя нет. – И опустила голову ему на плечо, снова всхлипнув. Мужчина погладил её по затылку: - Поедем домой, а? - Филиппов, что ты на меня смотришь как на пришельца с Марса? Хочешь что-то сказать? Ну, так говори, сейчас самое время. Пользуйся моментом, капитан. Дима стоял у стены, прислонившись затылком к её холодной поверхности, не чувствуя ноябрьского холода, рядом с больничным крыльцом, в распахнутой настежь куртке. Мозг кипел, хотелось немного всё переварить. - Спасибо! - Не за что. Свидетеля у нас теперь нет, зато все живы. Хорошо, что Татьяны с нами не было. «Спасать бы пришлось одного, выбрал бы точно её» - цинично продолжилось в голове капитана, он даже тряхнул ею, чтобы отогнать бредовые мысли. - Вы мне жизнь спасли! От него ничего, почти, не осталось. А Андрей, он… - На, кури! И не неси чепуху! – прервал его Волынский, хватит с него этих сентиментальных соплей на сегодня, - Всё элементарно: если стрелять неоткуда, то остаётся взрывное устройство. Чисто теоретически, естественно, есть ещё яды и некоторый список экзотических способов, но это не наш случай. Нам просто повезло. Ей не обязательно, вообще-то, было знать, - полковник одарил капитана злым взглядом, но быстро сменил гнев на милость. Птица спускалась по ступеням, чуть пошатываясь от слабости. Рука забинтована, рубашка нещадно испорчена. Пальто, ещё утром светлое кофейное, выглядело не лучше. - И у кого у нас ранения тяжелее? – усмехнулся полковник, Татьяна будто вернулась с боевого задания. - Какой-то там сосуд задет, поэтому столько крови. А я даже не заметила… - Иди сюда, а то сейчас упадёшь, тебя штормит. - Нужно есть гематоген. - Нет, душа моя, лучше красное вино, ну и мясо. - Гранат хочу, - улыбнулась Таня. Она вообще снова выглядела счастливой и довольной жизнью. И ей совершенно наплевать было, что так прекрасно вписавшийся было в коллектив Андрей, оказался крысой.