sink it down.

Когда Чонин красит волосы в белый цвет, Кёнсу очень долго смотрит на него, как на идиота. Потом - как на клинического идиота. Младший обижается, дуется, как последняя малолетка, и гордо задирает нос, мол, мне твое мнение, хён, до одного места. Кёнсу ржет в голос и оставляет Чонина наедине с зеркалом и своей белоснежной шевелюрой. Чонин упорно не перекрашивается месяца три подряд, с завидной регулярностью таскаясь в салон красоты, чтобы белые, почти сливочные волосы оставались такого же цвета. Кёнсу снисходительно улыбается. И теперь черед Чонина непристойно ржать над этим выражением лица, потому что у Фредди Крюгера оно и то было посимпатичнее. Кёнсу противопоказано улыбаться. Такое чувство, что у него четыре ряда остро заточенных клыков. Кёнсу, в отличие от Чонина, обижаться фактически не умеет. Ну смеется мелкий - пусть смеется. Ему от этого ни жарко, ни холодно. Вообще никак, на самом деле. Чонин, в итоге, обижается еще сильнее. До остается только недоумевать, что за очередная вожжа попала тому под хвост. Чонин не имеет свойства бегать мелкой собачкой за старшими в ожидании клочка внимания. Чонин - злогребучия альфа-стар, который уверен в собственной привлекательности на все двести двадцать два процента. Он - золотой мальчик, ледяной принц Неверляндии, кто угодно, но не закомплексованная трепетная лань. Кёнсу, правда, знает, что очень даже - лань. Что у Чонина патологическая потребность во внимании - любите меня, не выносите меня, убивайтесь по мне. И что любое неосторожно брошенное слово потом заканчивается прочно забаррикадированной ванной комнатой, за дверью которой раздаются почти белужьи вопли, что все не так, и все тлен, и все должны ровным строем идти нахуй. Кёнсу думает, что Чонин еще просто очень маленький. И что Чонину надо иногда врезать по башке, чтобы не травил свои волосы краской, не лез в горло, не бесился каждый раз из-за одного неверного вяка в свою сторону. ... Чонин в очередной раз красит волосы в белый цвет, чтобы Кёнсу его замечал.