Уязвимости

Невидящими глазами я смотрел в небо, в это серое бесконечное небо сумасшедшего Бога, который придумал жизнь и смерть, чтобы развлекаться (Э.М.Ремарк «Три товарища»)

       Привязанности — непозволительная роскошь для того, кто взял на себя храбрость примерить маску ночного мстителя. Чувства — это уязвимость. Чем больше людей ты любишь, тем ты слабее. Ради них ты делаешь то, что не должен делать, из-за тебя они терпят то, что не должны терпеть. Любовь — это яд, отравляющий разум, сбивающий идеально выработанный ритм механизма, которым рано или поздно становится любой хороший боец. Точный, бесстрашный, беспристрастный. Удары Сорвиголовы всегда достигают цели, годы в темноте давно лишили его страха, но третий и самый главный урок Стика Мёрдок так и не смог усвоить. Мэтт Мёрдок знает, что привязанности делают его уязвимым. Мэтт Мёрдок остаётся упрямым глупцом.        Одна из ошибок, стоит признать, вышла случайной. Мститель Адской Кухни никогда не открылся бы незнакомой женщине, но, волей случая, она сама обнаружила его окровавленное тело. Клэр Темпл стала одной из первых, кто узнал его тайну, и первой, кто заплатил за это не самую приятную цену. Мэтт сбился со счета, пытаясь узнать, сколько раз уверенные, пахнущие антисептиком руки выдергивали его из цепких лап смерти, но, не скрывая стыда, мог с точностью сказать, сколько раз она пострадала из-за связи с Сорвиголовой. Мёрдок не удивился, когда Клэр, отчаявшись достучаться до него своими советами, попросила оставить ее в покое. Клэр Темпл, медсестра из Адской кухни, оказалась намного умнее успешного адвоката, вовремя осознав, что платой за спасение его жизни становится каждодневное разрушение ее собственной. Один поцелуй на кухне не стоит кровавых пятен на диване, неожиданных звонков с незнакомых номеров и смеси страха и надежды при звуке каждого шороха после заката. Иногда привязанности Сорвиголовы намного уязвимее с ним, чем без него.        Карен Пейдж всегда была в большей степени уязвимостью Мэтта Мёрдока, чем Сорвиголовы. Ночь всегда была чем-то особенным для него, с детства привыкшего к темноте, но Карен, как полуденное солнце, приносила яркий свет даже в его давно невидящие глаза. Угасающие золотые лучи на багровом небе надевают на него маску ночного мстителя, но звонкий смех и запах пирога, каждое утро встречающие Мэтта в офисе «Нельсон & Мёрдок», мгновенно притупляют бушующее пламя, сквозь призму которого он воспринимает окружающую реальность, превращая бесстрашного воина в доброжелательного, ответственного и принципиального адвоката, готового оказать помощь всякому, кто в ней нуждается. Карен Пейдж, тонкая, изящная, воздушная, — сама по себе воплощение уязвимости. Ее, красивую той самой, «правильной» красотой, но не делающую из нее оружие, подчеркивая безупречность стойким парфюмом и агрессивной косметикой, а, наоборот, выбирающую легкие свободные платья и дающую свободу пшеничным прядям, не пряча их в тяжелые прически, действительно стоит защищать, но она, сама того не зная, делает Мёрдока еще более уязвимым, чем она сама. Мэтт не может видеть ни едва заметную россыпь веснушек на ее молочно-белой коже, ни озёрную синь ее глаз, но он, каждую ночь встречающий темную сторону Нью-Йорка, как никто понимает, что Карен с ее иллюзорной верой в добро и справедливость и ироничной для Адской Кухни ангельской внешностью не место в этом порочном городе. Ему, отчаянно пытающемуся сберечь свою тайну, маскирующему порезы и шрамы ложью о проблемах с алкоголем, так и не удалось заметить, что «дама в беде» давно превратилась в самостоятельного игрока. От нее, спасающей коллегу от несуществующего похмелья, нередко пахнет виски, безоблачное небо в ее глазах давно сменилось сталью, тонкие руки научились правильно держать пистолет. Пока Мэтт Мёрдок разбивает собственное сердце в надежде оградить Карен Пейдж от Сорвиголовы, Карен Пейдж, научившаяся защищать саму себя, тянется к Карателю. В Адской Кухне не бывает случайных людей. Ни один ангел не способен разбавить царящий здесь мрак, зато копоть легко оседает на снежно-белых крыльях. Мэтт Мёрдок не замечает, что ее внутреннего света больше недостаточно для них двоих, но осознание того, что девушка начала отдаляться в ответ на его постоянную замкнутость, в какой-то момент вместо боли приносит лишь облегчение.        Электра Начиос не похожа ни на кого и, меньше всего, — на Карен. Карен Пейдж, пахнущая летом и солнцем, упрямо контрастировала с тёмными нью-йоркскими улицами, Электра Начиос же идеально их дополняла. Карен — это тонкие руки, готовые подхватить его в момент слабости, капли дождя, скользящие по фарфоровой коже, индийские пряности в дешевом, но по-домашнему уютном кафе, Электра — взлохмаченные от борьбы на ринге, пахнущие дорогим парфюмом волосы, угнанные автомобили и первая боль от предательства. Карен Пейдж — его спасение, Электра Начиос — личный демон возмездия, пробуждающийся на его плече после заката. Дьяволу Адской Кухни не нужна другая нечисть, особенно бунтующая, непокорная, способная в один миг разрушить его жизнь, но тем заманчивее нарушать заветы Стика. Монстрам, пусть даже и действующим во благо, всегда по душе другие монстры. Безумная усмешка растянутых в предвкушении хорошей драки алых губ идеально сочетается с кроваво-красной тканью костюма. Мэтт Мёрдок уже давно не до такой степени наивен, чтобы тешить себя иллюзиями насчет мотивации своей напарницы, но всей пытливости адвокатского ума не хватило, чтобы бесконечные недели назад перестать задаваться вопросом, почему именно Электра Начиос стала единственной, кого он по-настоящему подпустил к себе.        Электру сложно считать беспомощной. Избалованная аристократка, наследница многомиллионного состояния оказалась не менее опытным бойцом, чем сын боксёра. Её, гибкую, смертоносную, опасную, не нужно было защищать, и Сорвиголова предсказуемо ошибся, считая, что ей не стать его уязвимостью, как однажды ошибся со степенью ее защищенности, с тревогой дежуря у кровати, где она, отвлекшаяся на его зов и пропустившая удар, угасала от потери крови и экзотического яда. Электра Начиос — последний человек, стоящий доверия, но именно она стала его полноправным напарником, хранящим и разделившим тайну ночного мстителя. Карен беспокоилась о каждом его синяке, Электра, сражающаяся рядом с ним и каждую ночь получающая свои, с удовольствием слушала истории о каждом шраме на его теле, сидя рядом на диване и прижимая влажное полотенце к новым ушибам. Карен Пейдж могла бы стать идеальной девушкой для Мэтта Мёрдока, но Сорвиголове, не имеющему право на слабость, всегда была нужна та, что его дополняет. Карен притупляла бушующий в нем огонь, Электра же идеально гармонировала с ним.        Мисс Начиос и сама была пламенем, способным сжечь весь квартал без должного присмотра, или согреть замерзшие руки того, кто умеет с ним обращаться. Человечеству не хватило столетий навыков обращения с огнем, чтобы предвидеть все грядущие катастрофы, Мэтту Мёрдоку не помешало бы поставить на повтор их бесконечную историю, пытаясь стать ближе к той, которую подпустил к себе вопреки логике и здравому смыслу, но так и не получил от нее ответной милости. Электра Начиос так и осталась для него не до конца разгаданной загадкой, способной за час сменить сторону несколько раз. Мгновение — и она превращается в изощреннейшую из убийц, наносящую точные, хитрые и по-змеиному смертоносные атаки, другое — и нью-йоркская мстительница жертвует давней целью, чтобы составить Сорвиголове компанию в спасении заложников.        Но жизнь, как и адвокатская практика, не прощает ошибок. Свершенные смертные приговоры не возвращают к жизни невиновных, а пустые глазницы, сверкающие несуществующим огнем под темной тканью низко опущенного капюшона, достаточно бдительны, чтобы не оставить свою хозяйку без кровавого пира. Мэтт Мёрдок достаточно опытен в судебных тяжбах, чтобы оправдать окровавленные руки тихо произнесенной фразой перед последним вздохом, но дьявол в нем слишком слаб, чтобы простить грехи своего демона, узнавшего, что такое быть добрым, и вытащить его из ада. Даже ночные мстители, несущие смерть каждый вечер, не властны над ней, а их костлявая спутница не терпит над собой шуток, предпочитая забирать тех, в ком особенно ярок огонь жизни, пренебрегая теми, кто в них действительно нуждается. Дьяволом, косвенно загубившим очередную душу, но так и не выполнившим свою часть сделки, быть не менее сложно, чем верующим католиком, еженощно нарушающим главнейшую из заповедей.        Сырая почва ближайшего кладбища — худшая альтернатива узким европейским улочкам и жарким пескам Туниса, а едва уловимый даже для его чувствительного обоняния запах орхидей не смог бы конкурировать с дорогим французским парфюмом, но любимые цветы остались последним шансом отдать дань памяти главной уязвимости Сорвиголовы. Нежное и хрупкое растение с белыми, если верить продавцу, лепестками подходило воительнице меньше всего, но, следуя привычным для многих путем неприятия схожестей, Электра больше всего на свете ненавидела агрессивную привлекательность алых роз, чьи острые шипы готовы до последнего защищать умирающий цветок.        Невидящими глазами вглядываясь в бездонное небо, наверняка по весне лишенное красок, подобно его опустошенной душе, Мэтт думал о том, что в словах его учителя было немало правды. Привязанности действительно способны сделать любого слабее, но не в том случае, если цену платят они сами. Каждая из его уязвимостей принесла с собой лишь моменты, но они, пусть и настоянные на опасности, лжи и боли, были последним, что не давало ему до конца поддаться внутренней тьме. Электра стоила того, чтобы ради нее умереть, Карен достойна того, чтобы ради нее жить. Набрав знакомый номер и договариваясь о встрече, Мёрдок впервые не тревожился насчет свежих шрамов и сохранности своей тайны. Бесконечные игры со смертью хороши лишь в одном: ничто лучше не помогает понять, что жизнь слишком коротка, чтобы отравлять ее ложью.