Простота и изящество

      Мать моя женщина, как же я устала! Тяжелой рукой открываю ключами дверь своей квартиры, слыша громкий противный проворот замка, уже предвкушаю, как приму душ, выкурю пару сигарет и крепко засну после такого чертовски тяжелого дня. Захожу внутрь, но в квартире оказывается темно и пусто. Включаю свет в прихожей, снимаю обувь, скидываю куртку и прохожу внутрь.       С кухни виден тусклый свет, горящий неравномерно и слабо. Ничего толком не понимая, захожу в комнату и вижу на столе две догорающие свечи. На глаза попадается пара тарелок с ужином, одна из которых совсем не тронута. Вторую порцию решили все-таки отведать – мясо надрезано и зелени меньше. Но либо у ужинающего не было аппетита, либо мясо приготовлено просто до рвоты противно и омерзительно.       Беру вилку со стола, насаживаю на нее часть вроде как аппетитного куска и отправляю в рот. Мммм… Божественно! Или просто я голодная? Когда я ела? Хм… Утром кофе с бутербродами, потом репетиция, запись, потом снова кофе, сигареты, снова запись, снова кофе… М-да, ела я, оказывается, только вчера. Когда ухожу в работу, то ухожу с головой. Возможно поэтому эта важная часть моего организма забывает напомнить мне, что иногда нужно отправлять калории в свою топку.       Пихаю в рот еще один кусок мяса и еще один, с удовольствием проглатывая ужин, пусть и холодный, зато вкусный! Направляю последнюю вилку в рот, но только сейчас замечаю справа от себя некое сооружение, смотрящее на меня моими же глазами.       Одна из двух свечей с каким-то отчаянием окончательно погасла, даже будто издав предсмертный выдох, а в комнате стало еще темнее. Теперь глаза, которые смотрят на меня, стали совсем темными, а очертания лица еще больше худощавыми. Тянусь к выключателю и включаю свет. Поначалу слегка зажмуриваюсь от яркости, потом привыкаю и осматриваю обстановку уже ясным взглядом. Две свечи, две тарелки, два бокала с красным полусухим, кухонные приборы и я… Ну как я… Точнее, это мой плакат. Плакат, прицепленный на старый мольберт, только сам Господь Бог знает, где его откопали. В уголке этого полотна, на котором изображен май фэйс, английской булавкой прикреплена небольшая записка на тепло-желтом листе аккуратной квадратной формы.       «Ужин с любимой»       Черт! Закрываю глаза и прикладываю ладонь к лицу. Забыла, совсем забыла. Заработалась, забегалась, закрутилась. Она ведь сказала, что будет ждать с ужином, а я… А я, как уже и говорила, ушла с головой в работу. Причем опять эта важная часть тела, которая вроде как отвечает за все действия, реакции и механизмы в нашем организме, не удосужилась мне напомнить, что пора домой. Туда, где меня ждали.       Не надо быть гением, чтобы догадаться, к чему этот плакат и записка. Мол, вот, нет тебя, Рамазанова, сейчас тут, тогда альтернативный вариант тебя, пусть и неодушевленный, даже не в 3D. Вздыхаю и срываю вдруг ставшее мне ненавистным лицо, комкаю и выкидываю в урну. Не хочу сейчас представлять, как она сидела тут одна и ждала меня. Не хочу, но непроизвольно вижу это картинками в своем мозгу.       Иду в спальню, не знаю, на что я надеюсь, когда думаю, что она может оказаться тут. Будто решила все же дождаться и нечаянно уснула. Ожидаемо тут оказалось пусто. Пусто, но тоже с намеками. Кровать расстелена, простыня смята, окно открыто нараспашку. Наклоняюсь и поднимаю кружевной красивый лифчик, не мой, нет. Рассматриваю часть комплекта в руках, понимаю, что она специально надела сегодня черное белье, думая обрадовать меня. На подушке прикреплен точно такой же листок с записью, так же присобаченный английской булавкой.       «Страстная ночь с любимой»       Вздыхаю, понимая и этот намек. Мол, вот, что могло быть, но этого не было. Аккуратно вешаю черный бюстгальтер на спинку стула и подхожу к открытому окну, закуриваю. Знает зараза, что я всегда после секса открываю окно, ведь после нашей страсти в комнате дышать нечем, да и курить всегда хочется после этого дела. Вижу на чистых наволочках и пододеяльнике следы красной помады. Аккордом мне в нос! Она даже это сделала! Специально извозила, ведь всегда, абсолютно всегда она марает постель своей помадой во время занятия любовью. Ненавижу этот цвет! Тем более бешусь, когда вижу его на чистых тканях, которые теперь снова только в стирку. Единственное, что мне приносит дикое удовольствие – размазывать эту самую помаду по ее губам. Чувствовать этот чертов водостойкий вкус на своих, а потом оторваться, посмотреть на ее смазанные уста и вновь впиться в них бешеным поцелуем. Да, тут определенно этот цвет меня только подстегивает.       Докуриваю сигарету, выкидываю окурок прямо в окно и закрываю его. Сейчас-то не жарко, ничего же не было. Устало снимаю с себя одежду, натягиваю свою любимую клетчатую мужскую рубашку и падаю в постель, моментально отрубившись от усталости.       Просыпаюсь только в обед, довольно потягиваюсь, не чувствуя вчерашней усталости. Я знала, что звонить ей было бы бесполезно, поэтому вчера даже не пыталась. Сейчас же я энергично поднимаюсь, нахожу свое средство связи и набираю ее номер. Дуется, трубку не берет. Ненадолго. У меня сегодня долгожданный выходной, поэтому я поеду к ней, там мы и помиримся. Босыми ногами ступаю в сторону ванной, нужно срочно принять душ. Захожу внутрь, на ходу стаскивая рубашку, и вижу на зеркале еще одну мини-записку.       «Совместное принятие душа с любимой поздним утром»       Ну долго она меня еще стыдить будет?! Каюсь, накосячила. Вот такая вот нехорошая женщина ей досталась. Сама такую полюбила. Отлепляю этот листок и встаю в душевую кабину, надеясь посвежеть и смыть некоторые неприятные мысли.       После душа и крепкого кофе конечно же отправляюсь к ней. Не покупаю букетов, знаю, что все это полетит в мою голову. Не беру конфет, ведь моя фифа, как я иногда ее шуточно называю, как всегда на диете. Даже не думаю о таких мимишностях, как плюшевый медведь, ведь она терпеть не может эти пылесборники. В этом мы с ней похожи, но она все равно больше истеричка, чем я. Но я косячу больше, поэтому и терплю ее закидоны, знаю ведь, что не на пустом месте бесится.       Я просто еду к ней. Я даже не уверена, откроет ли мне Рената, но попытаться же стоит. Я все равно добьюсь своего. Я попаду к ней. Любыми способами. Дверь, окно, разрушенная стена соседа. Она ведь знает мой характер, хотя только с ней я становлюсь какой-то… ручной что ли. С ней я совсем другая. Рядом с любимой женщиной я ощущаю себя спокойно и комфортно. Мой характер интроверта не позволит почувствовать такое же с кем-то еще. Ненавижу людей, они постоянно хотят залезть в мой мир. А если нет, то просто нарушают его границы, подходя слишком близко, к примеру. Я открылась только одному человеку, и только с ним я ощущаю легкость. Когда не надо быть на стороже, когда не надо нервничать, напрягаться или отходить на пару шагов, если кто-то подошел ближе положенного. Может поэтому я не люблю интервью. Не надо лезть ко мне, я – волк-одиночка.       Стучусь в дверь, но мне и не думают открывать. Что ж, я знала, что так будет. Берусь за ручку, в наивной попытке открыть дверь, и каково же было мое изумление, когда та с легкостью поддалась, пропуская меня внутрь. Не теряя ни секунды, прошмыгиваю в квартиру, снимаю обувь и иду на поиски.       Она сидит на кухне за столом, что-то упорно исследуя в мониторе ноутбука. Такая милая, такая нежная, домашняя. На ней сейчас совсем нет косметики, она естественна и чиста, даже привычной красной помады нет на ее устах. Волосы собраны в неаккуратный пучок, заделанный карандашом, ноги поджаты под себя, а плечи немного ссутулены, что она позволяет крайне редко.       Невольно засматриваюсь на нее. На ее хрупкие ключицы, прикрытые воротом шелкового халатика, изящные руки и серьезное вдумчивое лицо. Понятно, снова сидит за работой, даже в выходной. - Привет, - тихо произношу, заходя ей за спину и обнимая. Утыкаюсь носом куда-то в светлые волосы и как всегда улетаю из реальности от их запаха и мягкости. - Привет, - просто отвечает мне возлюбленная, даже не повернувшись, лишь продолжив что-то строчить в своем ноутбуке.       Слегка хмурю брови, ведь такого раньше никогда не было. Рената всегда приветствовала меня улыбкой и теплым взглядом, а когда мы были одни, еще поцелуями и нежными объятиями. Все-таки обижается на меня. - Я соскучилась, - шепчу ей на ушко, находясь губами в каких-то миллиметрах. Надеюсь, что смогу ее задобрить, ведь дверь-то она все-таки оставила открытой и даже ответила, пусть сухо, но ведь ответила. - Уже? – отвечает мне Литвинова вопросом, слегка повернув голову в мою сторону, что позволило нам встретиться взглядами. – Мы ведь виделись сегодня утром.       Зависаю на пару минут, не догоняя. Утром? Я ведь проснулась совершенно одна, или я что-то путаю? - Виделись? – все еще не понимая, спрашиваю я, так и не выпустив ее из объятий. - Мы ужинали вчера, забыла? – спокойно сообщает Литвинова, освободив себя от моих рук и повернувшись ко мне, но при этом не встав. – Потом у нас была бурная ночь, уснули мы только под утро, а проснувшись, пошли в душ. Потом я уехала к себе. - Ну прости, я замоталась вчера, - немного виновато, точно девчонка перед матерью, оправдываюсь я, – песню записывали, а ты же знаешь, что если меня прет, то уже не остановить… И надо работать, пока прет. - Я рада за тебя, - сухо отвечает мне Рената и снова поворачивается к ноутбуку, желая продолжить начатое.       Снова наклоняюсь и целую ее в шею, обнимая за тонкую талию. Покрываю мягкими невесомыми поцелуями шелковую кожу, провожу по ней кончиком языка, слегка прикусываю мочку уха, зная, как ей нравится. Жду ответной реакции: стона, мурашек, выдоха, да хоть что-нибудь, но вместо этого Литвинова уперто что-то печатает, совершенно не обращая на меня внимания.       Не сдаюсь, проползаю ладонью под легкий халатик и слегка сжимаю обнаженную грудь, продолжая осыпать тонкую шею поцелуями. Зажимаю сосок между пальцев, нагло лапаю ее, нехило так возбуждаясь от ее идеального тела. - Зе, мне надо работать! – скидывает с себя мои шальные руки Рената, прибавив голосу недовольства. – Ты свое закончила? Теперь дай поработать мне!       По ее интонации я могу с легкостью понять, что она просто мстит. Конечно, она обиделась вчера, но я никак не думала, что моя светловолосая красавица будет теперь нос воротить, я ведь мириться приехала. - Ну прости меня, я правда слишком увлеклась записью… Время не заметила… - Я ведь тебя специально предупредила! Я позвонила и сказала, что буду ждать с ужином! Но ты плевать хотела, выбрала работу и группу своих мужиков, чем вечер со мной, - выпаливает все, что у нее сейчас внутри Литвинова. - Ничего я не выбирала, - фыркаю я в ответ, чем вызываю еще более бурный поток недовольства в свою сторону, который будет продолжаться довольно-таки долго. - Все! Мне нужно работать! – заканчивает Рената свой длинный монолог о том, как я в последнее время совершенно не уделяю ей внимания, а я стою и, словно поджав уши и хвост, молча слушаю, понимая, что эта женщина напротив меня права в каждом сказанном слове.       Я прекрасно понимаю, что такая королева, как ее многие называют, должна быть усыпана комплиментами, завалена вниманием и окружена заботой. Вместо этого последние две-три недели она получает от меня короткие сообщения в перерывах между записью. Ну вот такая вот я, чокнутый трудоголик. Горбатого могила исправит.       В общем, выпросить прощения у меня так и не получилось. Литвинова на этот раз обиделась очень сильно. Настолько сильно, что сегодня уже двенадцатый день, как она меня к себе не подпускает. Общаемся мы только по работе, она почти не звонит, и на мои предложения приехать к ней или наоборот, снова отвечает, что у нее много неотложной работы. Я понимаю, что это просто отмазка, но ничего сделать не могу. Эта упрямая особа твердо решила меня проучить.       В один день я все-таки не выдержала. Я прижала ее в коридоре, а за стенкой нашей студии мои парни обсуждали музыку к песне. Я терзала ее губы, я кусала их, снова чувствуя вкус этой чертовой помады. Я нагло и бессовестно залезла под ее юбку, сжала ягодицы, на что получила резкий жаркий выдох. Я почувствовала тугой узел внизу живота всего за несколько секунд и точно знала, что она тоже возбудилась, но Литвинова резко оттолкнула от себя, быстро поправила узкую юбку и в буквальном смысле убежала в туалет, скрывшись от меня. А я понимала, что она сама держится еле как, чисто на упертости и гордости.       И вот прошло уже почти две недели, а меня дико ломает без любимого человека. Хоть я и вижусь с ней, мне этого мало. Я хочу обнять, поцеловать, уснуть рядом, в конце концов! И как долго будет продолжаться вся эта игра, я не знаю. Если она сегодня попытается меня прогнать, я просто закину ее на плечо и унесу в спальню. Конечно же, не новые обои подбирать, я просто изнасилую ее, потому что терпеть я уже не могу!       Настойчиво звоню в дверь, вдавливая кнопку. Мне снова дико хочется курить, хотя я выкинула окурок перед тем, как влететь в ее подъезд. Волнение, наверное. А, может, предвкушение.       Слышу тихие шаги Литвиновой, зная, что она все равно откроет. Сглатываю, а затем просто бурей врываюсь в ее дом, как только услышала проворот замка в двери. Сразу впечатываю ее в стену, впиваюсь диким поцелуем, сжимая в объятиях, чтоб на этот раз не убежала. И плевать мне, что дверь осталась открытой, и нас могут увидеть ее соседи. Плевать, что она сейчас могла быть не одна. Я хочу ее, а значит, получу желаемое!       Я совершенно не удивляюсь, когда тонкие бледные руки на ощупь закрывают дверь, а потом ведут меня в сторону спальни. Рената целует меня так же страстно, даже дико, оттягивая мои губы, а я только улыбаюсь этому, уволакивая ее из коридора. Моя кожаная куртка встретилась с полом довольно быстро, как и слишком просторная футболка, под которой не было лифчика. Раздеть ее мне оказалось намного проще, ведь на Литвиновой снова только ее любимый домашний халат. Дергаю за пояс и спускаю ткань по идеально гладкой коже, возможно слишком сильно и даже грубо сжимаю ее в объятиях, но я ничего не могу с собой поделать.       Толкаю ее в спальню, не отрываясь от губ, нечаянно припечатываю к изысканному туалетному столику, с которого со звоном посыпались ее многочисленные пузыречки и баночки. Приподнимаю ее за ягодицы и усаживаю на гладкую поверхность, тихо недовольно рычу, слыша продолжающиеся звуки падения. На пол полетели теперь не только всякие крема, лаки, пудры, туши, но и ее любимые помады всех оттенков красного. Но мне плевать, как и Ренате, извивающейся сейчас в моих руках.       Только расцеловав всю шею, с упоением спускаюсь к груди, вбираю в рот уже твердые соски, сжимаю губами, посасываю. Она довольно громко стонет, показывая, что ей нравится, а ее стоны отдаются эхом где-то у меня в голове. Целую гладкий вздрагивающий животик, в это время стягивая с нее последнюю кружевную ткань. Мельком смотрю на ее лицо, вижу ее нетерпение и дикое желание, опускаюсь на колени и принимаюсь ласкать. Слышу уже громкие несдержанные стоны и чувствую ее тонкие пальчики в моих волосах. Сжимаю ее бедра ладонями, уже давно зная, как ей нравится больше всего.       Литвинова кусает губы, мечется, облокотившись на зеркало туалетного столика. Слегка оттягивает мои короткие волосы, полностью отдаваясь мне, а мне все мало. Поднимаюсь, снова накрываю ее губы своими и резко вхожу двумя пальцами. Она тихо вскрикивает и дергается, ощутив первый толчок, после чего двигается в такт моим движениям, царапая мне плечи и спину.       Я и сама чуть не кончила, лишь ощутив ее разрядку. Только сейчас замечаю на ее бледной коже шеи яркий небольшой засос, за который мне потом еще прилетит. Ведь она всегда в свете, всегда на виду, ей нельзя появляться с отметинами, это же неприлично. За своими мыслями я сама не заметила, как мои джинсы оказались на полу вместе с трусиками.       Отвечаю на новый страстный поцелуй, обнимая Ренату, которая, спрыгнув с мебели, ведет меня спиной к двуспальной кровати, не разрывая при этом поцелуй. Падаю спиной на покрывало, ощутив горячей кожей его прохладу, сразу прижимаю блондинку сверху к себе, проходясь ладонями по выступающим позвонкам и ребрам.       Литвинова даже не дает мне вдохнуть, неожиданно ворвавшись в меня. Я лишь сдавленно выдохнула остатки воздуха, не успев за ее темпом, сбиваю дыхание к черту. Мне кажется, что ее губы везде. Везде, где я хочу, чтоб они были. Она покрыла поцелуями шею, плечи и грудь, прошептала на ухо пошлые слова, коварно улыбнувшись, зная, как это на меня действует.       Сжав в кулаках несчастное покрывало, выгибаюсь струной и получаю долгожданный оргазм, ощутив волну тока по всему телу. Я почти уверена, что последний мой стон слышала половина дома, но мне по барабану, мне сейчас просто офигеть, как хорошо. Тяжело дышу, глядя мутным взглядом в потолок и пытаясь собрать себя по частичкам. Глажу свою королеву по светлым волосам, а сама Рената сейчас жарко дышит мне в шею, удобно устроившись на мне сверху и не думая слезать. Обнимаю обеими руками хрупкую блондинку, утыкаюсь носом в ее взъерошенную шевелюру и вдыхаю запах, от которого снова слегка мутнеет в глазах. - Это первый раз, когда ты не извозила все своей помадой, - с улыбкой тихо проговариваю я, а она вдруг начинает смеяться, подняв голову с моего плеча. - И первый раз, когда ты не закурила и не открыла окно, - замечает Литвинова, как-то хитро глядя на меня. - Ты своим наказанием в виде воздержания даже привычкам отучаешь, - теперь смеюсь я, вновь проведя по ее спине ладонью. - А будешь косячить – не такое устрою, - с какой-то учительской строгостью отвечает блондинка, все еще лежа сверху. - Буду косячить, потом примирение жарче, - шепчу ей на ушко, ощущая себя самой счастливой с моей вредной истеричкой.