Без маски. Ворон

Отчего со всеми я любезна Только с ним нас разделяет бездна? Отчего с ним, хоть его бегу я, Не встречаться всюду не могу я? Отчего, когда его увижу, Словно весь я свет возненавижу?

      Воздух мерцал и искрился, во рту стоял металлический привкус тревоги. «Дзянь! М-бом!». Застигнутый криком, Грей так и стоял с протянутой рукой, и повисшие в воздухе детали стальными каплями стучали об пол.       Рукоять меча была теплой и слегка гудела от напряжения, она легла в ладонь девушки, как будто этот момент был отрепетирован и повторен сотни раз. Тело привычно заняло оборонительную позицию.       — Не смей! Слышишь, не смей это делать!       — Что? — металлические штуки продолжали падать, и это отвлекало. Но руку Грей опустил.       — Это из-за того, что я решила с ним поболтать, да? Что спросила о тебе и твоих планах? Темные не любят пустых разговоров? Пусть лучше замолчит навеки, так?       — Что ты говоришь? — тихо сказал Грей.       — Ты призвал Силу. Думаешь, я не могу почувствовать, думаешь, я не настолько обучена? Как только ты вошел… Эти колебания… Все это время… — она сыпала короткими рублеными фразами, словно боялась, что ее перебьют, и нить рассуждений оборвется. — Надо было догадаться. Так вот просто подобрать попутчика и ничего за это не попросить? Так не бывает. Ты мне сразу не понравился.       — Что ты говоришь? — уже громче повторил молодой человек.       — Не притворяйся, — в эту минуту тело «Мэтта» изогнулось дугой, так что ступни едва не коснулись затылка, в груди сухо скрипнули ребра. Кожа на лице натянулась, перья превратились в черные линии на белой плоти. И в этой страшной двухмерной графике ворочались живые, безумные от боли глаза.       — Перестань мучить его! Слышишь, ты, Серое ничтожество! — меч уже гудел как рассерженный шмель. Те несколько шагов, что отделяли их, Рэй преодолела за пару секунд. Клинок царапнул пол, оставляя косые подпалины на переборке. И тут Грей сделал ошибку. Не сложную, но фатальную, когда усталый мужчина говорит с усталой и взвинченной женщиной. Вы бы сами такую сделали       — Что ты говоришь? — он кричал, так что вздулись вены на лбу. — Я подобрал вас двоих, брошенных, одиноких, подобрал из жалости, следуя моему обету… А-а, что говорить! Как ты живешь с такими мыслями? Живешь и отталкиваешь любую руку помощи. Не можешь поверить в бескорыстие? Нет, я не прав. Не можешь поверить нормальному мужику. Только этому вот этому чуду в перьях, которого ты знаешь от силы пару часов. Да что за жизнь у тебя была, женщина?! Неужели нужно отрастить шерсть, клыки и копыта, чтобы с тобой можно было общаться без опаски схлопотать палкой в ухо?       Сквозь пелену лихорадки Рен видел, что злость Грея не стоит и гроша ломаного. Усталый и измученный, их капитан старался сохранить бодрость и надежду на лучшее. Слишком старался. Поэтому и не прошел тест на стрессоустойчивость. Клинок рассек воздух, на дюйм не дотянувшись до груди. +++       Хватка на горле ослабла. Это была очень сомнительная победа: холодному безразличному Ничто просто надоело возиться с живучей и кусачей мухой, так отчаянно жужжащей в голубом киселе. «Вода ушла с отливом». Чтобы затаиться, выждать и снова стирать написанные на песке памяти слова. Чтобы играть как кошка с мышкой. Она умела ждать, в конце концов, у нее была целая вечность. +++       — Тебе лучше уйти, — хрипло прокаркал «Мэтт», пытаясь отползти из-под ног разгоряченных любителей выяснять отношения в открытом космосе.       — И это ТЫ мне говоришь?! — обиженно выкрикнул Грей, не глядя ударяя кулаком по стене. Дверь в коридор распахнулась.       Издавая боевой клич пустынных скаутов-следопытов, Рэй влетела в незнакомое темное пространство, перепрыгивая через лежащие на полу ящики с инструментами. Но эффектной погони не получилось: коридоры на «Вороне» были слишком коротки, поэтому на втором вираже Грей счел за лучшее юркнуть в первую попавшуюся каюту и закрыть за собой дверь. Он успел вовремя — через секунду на щиток управления обрушился каскад синих искр, выжигая к ситху все механизмы «входа-выхода».       Осознав, что собственноручно создала идеальную камеру предварительного заключения, «борец за справедливость» сочла за лучшее удалиться. Раскаянье настигло за углом, вытеснив гнев, словно кто-то повернул невидимый стоп-кран. Глаза немилосердно жгло, руки тряслись, и Рэй пришлось ухватиться за выступ в стене. Забытый в потной ладони меч выводил на полу точки и запятые. «Что со мной? Что происходит?». +++       На экране внутренних камер слежения Грей проводил взглядом худые, подрагивающие лопатки, обтянутые серой тканью, и улыбнулся свои мыслям.       Молодой человек лег на голый пол, отодвинув стулья и кровать в сторону, и закрыл глаза. Из квадрата обшивки проросли тонкие стальные «стебли», каждая иголка с легким звоном вошла в основание шеи.       Грей несколько раз моргнул, настраивая зрение и слух. Он еще успел услышать окончание фразы: «Мне кажется, вы не вполне закончили обучение». +++       Рэй вернулась в командную рубку, все еще розовая от возбуждения, пряча предательски хлюпающий нос. «Мэтт» уже поднялся с пола и, придерживаясь за край контрольной панели, щелкал кнопками. Рассыпавшиеся крепежные скобы так и лежали на полу нелепой кучкой.       Он обернулся, и Рэй удивило странное выражение, с которым Ворон смотрел на нее, по-птичьи склонив голову набок. Как будто видел интересное насекомое, которое все равно скушает, но сначала полюбуется. Или она просто неверно интерпретирует эмоциональные реакции его расы?       — Вот это вот… Это что было?       — А это была Сила. Точнее, одно из ее некрасивых проявлений. Темное. Которое тебя чуть не убило. Неужели не почувствовал?       Человеческое тело неопределенно пожало плечами, птичья голова моргнула третьим веком.       — Да нет. Я про драку.       — Драку?       — Да. Безобразную уличную драку, которую сложно назвать честным поединком, потому что один из соперников не был вооружен, — как и любой, кто хоть раз был объектом насмешки, Рен искренне наслаждался тем смущением, которое вызывали в собеседнице его слова. Ишь, и боевой пыл погас, плечи опустились, сейчас бы для победы над мусорщицей даже оружие не требовалось: бери голыми руками. Но искушение помучить было слишком велико.       — А то было другое проявление Силы. Светлое. Несущее возмездие, — она увидела в темных человеческих зрачках отражение зеленого пламени и, спохватившись, деактивировала меч.       — А чем они отличаются? — вкрадчиво спросил «Мэтт»: его тайный критик посмеивался от удовольствия.       — Темные используют отрицательные эмоции: гнев, злость, отчаянье, а Светлые, наоборот, контролируют негативные проявления и пребывают в гармонии с окружающим миром, — голосом прилежной ученицы повторила она заученные фразы.       — А сейчас эмоции были негативные или …       Рэй чувствовала, как в ней снова мутной волной поднимается раздражение. Какие-то дурацкие вопросы задает эта черная курица-переросток!       — Руку даю на отсечение, что ваша раса совсем не воспринимает Силу, — Рэй воочию представила, как, теряя черные перья, на землю валится голова с удивленно открытым клювом. Да что это с ней? Она же совсем себя не может удержать в рамках!       — Не надо руку. Наши желания имеют обыкновение сбываться, — происходящее продолжало забавлять, даже голова кружиться перестала. Если все джедаи таковы, то привлекательность Темной стороны становится вполне очевидной. Как они вообще могут сдерживаться, если в любой нестандартной ситуации разносят все вдребезги?       Однако сладость морально-психологической победы омрачал тот факт, что сам он был косвенной причиной подобной перемены, хотя не вполне понимал, как это получилось. Сейчас руки, плечи и даже лицо Рэй были покрыты красными шевелящимися лохмотьями — оттисками пальцев Темной стороны. Они разлетелись во все стороны, когда Кайло пытался отбить ментальную атаку, и притянулись к единственному человеку на борту, чувствующему Силу. Красные гусеницы гнева все время двигались — от груди, где разгоралась ненависть, к горлу, сквозь которое плевками вылетали колючие слова. Как огромное родимое пятно. И смотреть на это было противно. Он мысленно потянулся к ней, брезгливо обирая красные «нити», заставляя с легким хлопком испаряться в воздухе.       Рэй вдруг часто задышала носом: жжение в груди ушло, тяжесть, камнем висевшая на шее, отступила, так что она пошатнулась от вновь обретенной легкости и ясности восприятия.       — Вы, кажется, не вполне закончили обучение, — Кайло сам удивился мягкому тону в собственном голосе. Жалеет он ее, что ли? — И вы могли убить его.       — Смерть хороший сеятель, она всегда дает всходы. И неизвестно, когда и как они прорастут, чужая смерть тоже событие, — явно не ее мысли. Девчонке такое нипочем не осмыслить. Чью она там смерть успела подглядеть?       Ответ пришел сразу, ехидный и кислый, как уксус. Она видела, как рыцарь Рен убивает своего отца! А какие еще уроки он ей успел преподать в тот трижды проклятый день?       Уроки… Учитель… Какая-то мысль тревожила сознание, назойливая и докучливая, как вечерний москит в темной комнате. Что-то он опустил из виду. Но что?       Дальнейший диалог тек вяло: по понятным причинам распространяться о причинах нервного срыва никто не хотел. «Конечно, осознание того, что нельзя вершить правосудие и остаться чистенькими — это большой шаг вперед! Добро пожаловать в реальность», — но прежней желчи уже не получалось.       Кайло смотрел на сгорбившиеся, ставшие некрасивыми плечи и думал, какую тяжесть взвалила на себя эта серенькая пустынная мышка. Спасение целой Вселенной, не меньше. Да были ли в ее жизни легкие времена? «К сарлаку в задницу все эти мысли». Он что-то совсем размяк после ранения. Работа, работа и еще раз работа. Работа поможет отвлечься. Пусть это будет болезненно. Тем лучше. Боль — хорошее лекарство от лишних мыслей.       Кайло Рен решительно встряхнул головой. Улыбка Рэй едва успела уместиться под раскрытой ладонью: черные перья «Мэтта» смешно растопырились, как иглы у ежа.       — Пока вы были…м-м… заняты, мне удалось кое-то установить. Впереди расположен крупный объект. Планета или звезда, возможно, астероидное поле, — при одной мысли, КАК ему удалось это установить, стены снова начали веселый хоровод.— В любом случае, это немного разнообразит ландшафт.       Предчувствие не обмануло, перемена темы принесла облегчение обоим. По телу пробежали колючие шарики, скованность покидала мышцы, и голова снова мыслила ясно и четко.       — Попробуем выяснить, что это. Возможно, там есть разумная жизнь, атмосфера, какие-то ресурсы. На худой конец, можно взять ее за отправную точку. Только вот навигационные приборы по-прежнему молчат. Лететь придется вслепую.       — Я попробую подключить визуальное наблюдение командной рубки       Если она хоть что-то понимает в технических терминах, то пришла пора испугаться по-настоящему: передвигаться они будут «на глазок». При мысли, что ему предстоит испытать снова, Кайло Рен содрогнулся. Он напрягся и осторожно послал вперед слабый импульс, самую тонкую ниточку Силы. Спустя 10 томительных секунд голубой холодный палец вернулся и легонько толкнул в плечо. Кисть правой руки сковал холод.       Курсограф вывел первый крошечный отрезок пути.       «А кто сказал, что будет легко?». +++       Теперь корабль мелко дрожал и скрипел во время движения: очевидно, Грей пользовался дополнительными стабилизаторами или просто скорость его реакции была выше. Они продвигались вперед маленькими зигзагообразными скачками, как заяц петляет по полю в половодье. Спутник Рэй, стоя за спинкой кресла, корректировал курс.       Он смотрел на золотистый пушок на шее, на цепочку родинок, исчезающих под серой накидкой, и благодарил стерву-судьбу, что мусорщица не видит, как бьют и ломают его судороги, и вверх-вниз ходит кадык. Никогда бы Кайло Рен не мог подумать, что Силу можно использовать столь варварским способом; как камень, привязанный на веревке, позволяет определить глубину колодца. И все-таки Рен широким жестом швырял ее вперед, уже не пытаясь замерить объем, и привычно сжимался в ожидании ударов. Они приходили равнодушной вереницей, один за другим, проверяя на прочность его щиты, холодные и безликие.        Кажется, в радиолокации ему теперь нет равных!       С каждым разом отдача становилась сильнее: непонятное нечто приближалось. Тепло уходило из тела вовне, в нежилую пустоту и пожиралось ненасытной, алчной нежитью — противоположностью жизни. Иногда Рен чувствовал, как отнимаются руки и ноги, и меняет ритм сердце. Но они все же двигались.       Во время кратких передышек он пытался думать. Чтобы отвлечься. О чем угодно. Она его не боится. Странно. При желании он мог бы коснуться ее. Уже лучше. И она может его касаться. Чудовищно.       Она тоже чувствует Силу. Чудесно. Она не настолько хорошо обучена, чтобы разделять свои эмоции и колебания Силы. Это поправимо. Что-то ее беспокоит, заставляет нервничать, сбрасывать агрессию. Знакомо. Где-то он такое видел. Она упряма и быстро усваивает новое. Она обязательно запомнит, что простой незатейливый техник может быть очень важным членом команды!       Он успевает улыбнуться, когда голубая волна липкой мерзости окатывает его с головы до ног, так что улыбка превращается в болезненную гримасу. Но Рен доволен. Потому что Рэй, не оборачиваясь, ободряюще похлопывает его по сгибу локтя. +++       Под конец он настолько ослабел, что еле держался на ногах, потому и пропустил тот момент, когда весь передний экран занял холодный мерцающий лес льда. Или стекла. Или снежинок. Их были сотни и тысячи, звезды, шипастые шары, кубы, пики, мечи, но звезд все же было больше. Целый мир зеркал, которым нечего отражать, потому что звезды этой Вселенной еще не родились или уже умерли.       Они двигались вперед, и исполинские глыбы голубоватого льда, сталкиваясь и расходясь, уступали путь кораблю, как расступаются водяные лилии перед лодкой, и снова смыкались позади. Наконец они были вынуждены остановиться. Сотни, тысячи отражений алого корабля дробились в угловатых гранях, словно мир вокруг был забрызган кровью. Сам «Красный ворон» казался самой маленькой из этих капель, розоватой трещиной в углу старинного зеркала, равнодушно мерцающего в пустоте. И, как и всё в этом мире, сверкающее великолепие было безжизненно. В глубине хрустального лабиринта жили одни только смутные тени.       -Что за безумец выдумал этот мир? — он уже не пытался маскировать раздражение и вздрогнул, когда горячая маленькая рука легла ему на плечо. Для этого Рэй пришлось привстать на цыпочки. Товарищ по несчастью широко открытыми глазами смотрела на ледяную дрейфующую массу.       — Тень. Вот там, видишь? — девушка почему-то перешла на шепот, будто опасаясь потревожить нордическое спокойствие хрустальных звезд.       — Где?       — Да вот же. Черная такая, — чтобы указать в верхний угол экрана, она убрала руку. Стало досадно. С чего бы?       — Он снится мне. — Рэй говорила, не обращая внимания на собеседника, щурясь от света. — Не каждую ночь, но часто. Человек в черном. Иногда их несколько. Я думала, это пройдет со временем, но он не хочет уходить. Просто сидит у кровати и смотрит пустыми глазницами маски, как я сплю. Гермостекло разбито, и треугольные осколки, как слезы, стекают по щитку. Иногда он плачет кровью, и она чертит прямые линии, разъедая металл и кожу лица. Тогда я просыпаюсь.       — За что ты его так ненавидишь? — тихо спросил Рен.       — Он убил единственного, кто видел во мне не только безмозглую рабочую силу, кто подарил мне зелень леса и чистую воду озер вместо песка и пыли. Он убил своего отца. Выжег его сердце этим чертовым мечом и столкнул в пропасть. От Хана Соло ничего не осталось. Даже горсточки пепла. Вместо погребального костра — гигантский пылающий шар, где его кости сплавились с телами всех других, — она зябко поежилась. — Единственный человек, который меня ни разу не обманул. Умер на моих глазах, но я не могла ничего сделать. Так я говорю себе. Только это не правда. Не вся правда. Посмотри на него.       Рен взглянул и увидел лишь пустую, бессмысленную игру отражений. Красные бока корабля отливали медью в глубине огромного кривого зеркала. Как будто они уже внутри него, и бессмысленно бьются боками о несговорчивую твердь. И снова мысль: где-то он все это видел. Эти эмоции багрового спектра. Это болезненное желание побольнее ударить себя, растравить рану.       — Он как я. Он был, как я. А я стала, как он. Я убила его. И это дало мне больше, чем все мои годы на Джакку. Больше, чем смерть Хана Соло, чем раненый Финн на моих руках. Какая разница, что он замерз там, в снегу, если бы не случайность, я бы добила его, но медленно, чтобы помучился, чтобы молил о пощаде. Я словно испачкала свой меч в его крови, и этого пятна не отмыть. А он взял да и умер, и некому простить меня.       Она подняла голову и сказала глухо:       — Понимаешь, джедаи так не поступают, Мэтт.       Если плохо ей, почему так сжимается его сердце? И почему так больно слышать, как она доверчиво говорит самое сокровенное незнакомцу с выдуманным именем?       — Ты и вправду никому не доверяешь?       Слез на лице нет, но она все равно потерла сухие глаза. И сказала преувеличенно бодро.       — Первые опыты общения были чудовищны, худшего «свидания» я не припомню, — хорошо, что в этом облике не видно, как он краснеет. — Финн меня обманул, а тот, черный, напротив, слишком правдиво меня ненавидел. Мужчинам гуманоидного типа я теперь точно не доверяю. Только зверюшкам, пушистым, ушастым и с клювиком. Просто с такими, как вы, это безопасно, и никогда-никогда не переступит пределов дружбы. Или легкой вражды. С вами все понятно. А вот с людьми очень сложно.       Бедный брошенный ребенок. Ей было страшно. И холодно, и одиноко. И страх питал злость — он уже видел такое, знал по себе, как это бывает. А она не любила бояться, она боялась бояться. Страх может быть силой, он может питать ненависть, гнев, даже любовь. Но страх мусорщицы затягивал, как зыбучие пески Джакку. Откуда он знает это? Что происходит?       — А еще я люблю дроидов, они милые и послушные. И не болтают красивых глупостей, — голос дрожал, как трусливый зайчишка.       Он тоже когда-то был одиноким ребенком. Он тоже убивал в первый раз и мучительно искал, чем заполнить образовавшуюся пустоту. Жажда власти и всеобщего поклонения стала неплохим пластырем от тоски. Но ей вряд ли это подойдет.       Он попробовал поставить себя на ее место. Как в зеркале. В чертовом кривом зеркале. В такой ситуации Кайло Рен обычно снимал напряжением легким ненапряжным разрушением. Сказать это ей? Он будет выглядеть глупо.       — Можно что-нибудь поломать, хотя бы те ящики в коридоре, это хорошая разрядка, — да, и правда звучит глупо. Учите вы ребенка плохому, господин Рен. Учите… Что-то странное было в этом слове. Неужели…       Но скользкая верткая мысль с шипением погасла в ее глазах, где плясали веселые песчаные чертенята.       — У меня идея получше. Где-то здесь я видела табличку: «Орудийная палуба». Перестроим нашу комнату смеха в лазерный тир. Здесь все равно столько стекляшек, что исчезновение двух-трех никто не заметит. И пусть все тени удирают, поджав хвосты и сверкая пятками.       — Поищи на нижней палубе. Там обзор для стрелка получше.       — Поверю на слово.       Она бежит почти вприпрыжку, нетерпеливо, навстречу большому «бум-бум». Даже сейчас злость она вымещает по-своему, задорно, азартно, прикусив кончик языка. Стоит признать, что в борьбе со вселенской невезухой у мусорщицы появился собственный стиль. +++       Кайло Рен остался один впервые за долгое время. Матовые переливы синего цвета за стеклом превратили экран центрального обзора в старинное зеркало в чудной раме. И на голубоватом бархате нелепым карнавалом торчала птичья голова.       «Отличная маскировка, ха!»       Он поднял руку и разъединил контакты ошейника. В отражении медленно проявилось бледное длинное лицо, и темные точки родинок казались несуществующими созвездиями чужого неба. Не лицо, а звездный атлас какой-то! Красный шрам тек по щекам как Млечный путь. Все равно такую фактуру сложно испортить даже этой мусорщице!       «Зеркало, зеркало на стене, кто всех красивей… Тьфу!» В соревнованиях по красоте из всех троих пассажиров «Красного ворона» ему, несомненно, присудили бы бронзу. Почетное третье место. Будешь утешаться этим фактом, неудачник?       Он усмехнулся. Уголок рта дернулся вверх и расцвел в лукавой полуулыбке. Соло. Опять Хан Соло. Рен не любил улыбаться, потому что предательские губы все время норовили воспроизвести фамильную кривую ухмылку. «Глаза и волосы от мамы, нос свой собственный, а вот улыбка папина». Обычный глупый треп для самовлюбленных родителей.       Как там она сказала: «Семена смерти дали всходы»?. Отец всегда был где-то далеко, недоступный, но притягательный, а теперь этот седеющий призрак во веки вечные будет смотреть на него из любой гладкой поверхности.       Проклятье! Мертвые мертвы. Он не будет копией своего отца. Он… А кто он такой? Кайло Рен. Мэтт, нелепая птица из семейства Воронов. Бен Соло. Соло — значит один. Его отец был одиночкой, искателем приключений, ему не сиделось на месте. Разве не такой судьбы долговязый неуклюжий мальчишка-падаван хотел для себя, когда вырастет? А вместо этого он привязан к Первому Ордену железными цепями повиновения. И еще одно звено этой цепи выковано со смертью отца.       «Когда жаждешь свободы, обретя ее, думаешь, что теперь все дозволено, теперь можно выпустить зверя на свободу, пусть порезвится. А анархия на поверку оборачивается жесточайшей военной дисциплиной и тесными доспехами правил. То нельзя, это нельзя».       Рефлексирующий ситх. Как глупо! Сноук бы не одобрил.       Но здесь нет Сноука. Есть только эта холодная пустыня. И лабиринт зеркал, в котором свили гнезда призраки. И здесь есть она. Рэй.       Она. Как странно она вела себя сегодня. Вспылила, поддалась гневу. Словно юный ученик в первые годы обучения. Взлеты, падения, болезненное переживание неудач. Кривое зеркало его собственной исковерканной судьбы. Если кривое отразится в кривом, оно сможет выпрямиться?       Пустые софизмы! Логические конструкции во оправдание падения — вот и всё, чем ему осталось развлекаться! Стоп, что он только что сказал? Что сказала она? «Он как я. Я как он». Зеркало! Опять зеркало!.       Мысль быстро пробежала по событиям этого напряженного дня, отмечая и маркируя не слова — ощущения, эмоции, случайные жесты, и багровая раскаленная рука сжала сердце.       О ситх! Как он мог быть так слеп! Тогда в лесу… «Тебе нужен наставник. Я покажу тебе путь Силы».       Ритуальная фраза начала ученичества! Она ничего не ответила, да это и не нужно было! У ситхов согласие обучаемого не нужно, ибо дар редок, а носитель его прискорбно смертен. Напротив, ученика требуется заставить, сломить волю, подчинить своей.       Неправильный порядок ритуала и сладкий вкус опасности сбили его с толку, но слова были произнесены. И она ответила, ответила как должно! Значит… Рен шагами принялся мерить комнату, ему стало душно, и он рванул воротник комбинезона.       Как он сразу не узнал? Конечно. Этот первый импульс ученика Темной Стороны — убить своего учителя. Потом он превратится в навязчивую идею, но инстинкты просыпаются раньше осознанного желания.       Теперь они связаны нерушимыми узами. Он должен будет наполнять ее яростной тьмой и питаться ее эмоциями, чувствами, выпить ее досуха, превратить в пустой сосуд, полный кипящей лавы, пока, доведенная до исступления, до последней черты, она не убьет его.       Всегда двое. Учитель и его ученик. Джедаи не понимают, о чем говорят. Учитель и его верный цепной пес, который в один прекрасный день перегрызет горло. Иначе все обучение пропало втуне.       Какой же он дурак! Невообразимо могущественный, фантастический дурак!       Поэтому он ощущает ее мысли как продолжение своих, поэтому она не может себя контролировать и будет бросаться на всех, стремясь погасить эту внутреннюю пустоту, образовавшуюся из-за него. Он уже незаметно для себя беззастенчиво пользуется ее ресурсами- хотя бы в борьбе с этой поганой разновидностью Силы. И то, что девчонка Светлая, означает, что процесс распада будет проходить быстрее, потому что она будет сопротивляться невидимым путам. Что спровоцирует еще большую нестабильность психики.       Бедная маленькая мышка! Мошка в паутине. Завязла всеми лапками, как их корабль в изменчивых коридорах хрустального лабиринта.       И это же объясняет его пришедшее внезапно спокойствие: ученичество Кайло Рена окончилось. Он нашел себе воспитанника, преемника. И больше не надо просить совета и помощи. Он справиться! Он мастер! Рен закрыл глаза и прижался лбом к холодной поверхности экрана. Он погубил ее. Видит Сила, он не хотел такой участи. Даже для маленькой мусорщицы.       Корабль ощутимо тряхнуло, и полимерный пластик экрана толкнул в висок. Кайло Рен открыл глаза и вздрогнул. В изогнутых гранях кристалла рядом с его собственным отражением возникло мутное пятно лица. Смазанное, искаженное, оно, тем не менее, смотрело прямо на него с хитроватым прищуром. Потом кивком указало вверх.       Рен вытянул шею и увидел, как сверху на корабль медленно опускается хрустальная крыша с острыми ножами «сталактитов» на поверхности. Словно захлопывалась чья-то зубастая пасть. Скалы вокруг пришли в движение, так что силуэт внутри льда смазался, прежде чем глаза успели узнать его. Но было не главным — стены кристаллической тюрьмы двигались, выстраиваясь по периметру вокруг законной добычи.       И, пробежав по линиям Силы, Кайло не человечьим даже, а каким-то звериным чутьем понял, что Рэй в эту самую секунду дрожащими от нетерпения пальцами набирает код форсирования снарядов. А еще Рен понял, что делать этого нельзя. Потому что тогда ловушка захлопнется. Как дверь со сломанным замком, которую пытались открыть паяльником.       Он ударил кулаком по пульту, наугад, зло, но защитные экраны все же поднялись, словно корабль понял тайное желание и поспешил спрятаться от опасности.       Опоздавший крик взрывной волной ударил в стены командной рубки:        — Не смей, не смей. Стой, мусорщица!       Инерционная волна пробежала по кораблю, и белый огонь ударил по хрустальной стене. И тогда уверенно и нагло голубое стекло шагнуло навстречу, запечатывая крышку саркофага. Треугольные осколки забарабанили по поверхности, надежно пломбируя все щели и щелочки. Корпус жалобно заскрипел в могучих тисках. Красная капля корабля отразилась в тысяче граней своей тюрьмы, пылающее сердце в куске льда.       Свет погас всюду, но теперь, когда темнота внутри достигла баланса с наружной тьмой, Рен ясно видел голубые насмешливые глаза смерти. Она струилась в синих лучах Силы, сплетенных в копошащиеся клубки внутри ледяных звезд, она правила в этом мире единолично и неограниченно.       Они сами пришли сюда, заглушив вопли здравого смысла. Сами, как малые дети, постучались в дверь незнакомого дома. Дверь открылась, пропуская внутрь — и затерялась среди тысяч одинаковых отражений, среди миллионов утраченных возможностей. Дом оказался ловушкой без выхода.