wires

      За окном в гостиной лофта был лишь утренний Бруклин, как всегда сонный и излишне серый в предрассветный час. Тепло уходящей майской ночи было определенно правильным и таким нужным еще совсем недавно, да и всегда по большому счету. Оно нежно обволакивало его внутренний холод на несколько мгновений.       Часто Магнусу казалось, что собственное сердце соткано из ледяных нитей, опутано ими же; кровь его — густая темно алая жижа, неимоверно медленно текущая по венам, под столь же медленные глухие удары ледяного обрубка о грудную клетку. Маг всегда холоден, если начистоту и без масок красочного веселья. Так легче.       Легче, когда видит всю невозможность сделать что-либо. Легче, когда самоуничижение закручивает тугую петлю на горле - невидимо, но слишком уж ощутимо. Легче, когда все доведено до крайности. Легче, когда нет сил удерживать накипевшую за века ярость в душе. Легче, когда хочется содрать с себя кожу голыми руками. Легче, когда знает, что его крик отчаяния никто не услышит. Легче, когда впивается ногтями в грубую кожу ладоней до мерзкой тягучей крови, металлический вкус которой давно знаком. Просто так легче. И отвратней одновременно.       В воздухе запах собственной крови смешивался с ароматом кофе (совсем недавно открылась кофейня на углу улицы) и пыли, прибитой к земле дождевой сыростью. Ничего нового. Ничего странного. Но мышечное чувство вновь и вновь подкидывало нотки крепкого мужского парфюма. У Магнуса было достаточно времени на раздумья: три часа, пятьдесят семь минут и сорок восемь секунд, если быть точным. Пепельница полна окурков: пачка Dunhill ушла совершенно незаметно, не оставшись дымкой и терпкой ноткой на языке.       В последние дни он по какой-то неведомой причине никак не мог забыться даже беспокойным сном. Хотя, черт, он совершенно точно знал причину собственной бессонницы, панацеей от которой не стал даже крепкий виски. Александр Лайтвуд. Нет. Алек, просто Алек. Так ему идет больше.       Маг честно (кто бы мог подумать) пытался избавится от мешающих чувств. В ход шло абсолютно все. Так, на резном подоконнике обнаружились хрустящие от легкого ветра листы, вырванные из книги в мягкой потёртой обложке, тонкой, почти прозрачной. Маг и правда отвлекся, остервенело портя собственное имущество. Неотправленные десятки раз письма. Они не видели адресата, никогда не увидят.       Магнус одернул себя, возвращаясь вглубь четырех стен, изящно приправляющих отчаяние приступами клаустрофобии и обостряющимся дефицитом внимания. В глазах рябило — пафос прошлых лет всплывал урывками памяти. Тогда не было лучше. Мужчина все ещё убеждает себя в подобном, даже спустя десятки лет. Тогда попросту было иначе. Разгульно. Шумно. Беззастенчиво и бесстыдно. Он не мог любить по-другому. Никого, но…       Бейн, казалось, забыл о прожитых сотнях лет, когда увидел Охотника. Охотника, черт его дери. Насмешка судьбы или заключительный аккорд в жизни мага, было совершенно неясно. В те секунды Магнус десятки тысяч раз успел проклясть это гребаное бессмертие, чувства и иже с ними. Маг не понимал конечную причину своего безмолвия, все исчезло в одно мгновение. Все стало серым, когда Он отвел взгляд. Бейн тоже стал таким, прямо как этот сраный Бруклин, полный нечистых, которых такие как Алек вынуждены защищать. Кодекс ведь предусматривает лишь исполнение долга, а не сострадание и чувства, верно?       Он помнил этот завет прошлого, всего лишь воспоминание. Испытывать слабости - непозволительная роскошь для него. Эмоции позволяют думать ясно с тем же эффектом, что и хмельная отрава. Эмоции — рудиментарное проявление человечности, остаток души и слабости. У него нет души.       Он был тем, другим, пережитком долгой жизни. Не-фатальной ошибкой, лишь шрамом. Призраком. Сейчас есть только Магнус и Александр (мужчина шикает, поправляясь, Алек, верно, просто Алек). Больше не существует пределов безумия темного.       Лишенные эмоций массы полуангелов, среди которых лишь единицы способны на искренность. Жаль, что эта самая искренность отдана не ему. История повторяется, верховный маг знал это больше, чем кто-либо. Вэйланд и Лайтвуд, как же мать его, это фонит несправедливостью. Это слишком знакомо. Он не помнил, когда в последний раз его что-то по-настоящему злило также сильно, как сейчас: хрусталь бокала разбивается о темное дерево, окрашивая все вокруг багрянцем. Жаль. Порядок ведь важнее всего. Страницы вновь заключены в объятья кожаного переплёта. Бокал вернулся в руку, сверкая резными гранями. Хрупкий. Прозрачный. Совсем не такой, как он.       Магнус мог бы с легкостью обратить в пепел подавляющее большинство «угроз» для его существования, он ведь все же темный. Но каждый раз он одергивает себя, взращивая в сердце большую жалость, чем он может себе позволить. Это слишком даже для него. Магу никогда не стать эталоном всепрощения и справедливости, хотя бы потому, что это нихрена не изменит. Нихрена. Мужчина это прекрасно знает. Но все равно пытается дотянуться до мерцающего серебром света.       Проходить через все в одиночку, не вынося мысли вкупе с переживаниями вон, из комнат не-дома. Разрушающее давление со стороны собственных поступков сковывает по рукам и ногам, не позволяя трезво мыслить; похоже Рагнор снова оказался прав на его счет, но, следуя своеобразным традициям сознания, Магнус предоставил другу самостоятельно выяснить истину.       Он мог сказать, что был бы рад сдохнуть от оружия нефилимов, если это были бы стрелы. Длинные, тонкие, смертоносные. Прямо как пальцы Алека. Они пахнут ладаном и сандаловым деревом, и Магнуса сносит голову, стоит только оказаться рядом. Определенно, он знает, от чьих стрел хотел принять смерть когда-нибудь. Чем скорее, тем лучше, долго «без ответа» не выдержит. В его случае ждать придется до смерти. Чьей — это уже другой вопрос.       Он, конечно, догадывался, что жизнь — та еще сука, но чтобы настолько. Крайне жестоко отнять у него новое чувство, демоны их забери, Охотники не могут без этого. Никогда. Ангельская гниль все равно остается гнилью. Он помнит, как те рьяно душили друг друга, затягивали петлю на шеях потуже, ведь больше для «всесильных» угроз не было. Безнаказанны в любом из самых мерзких своих деяний. Это факт. Лучше жить как Магнус, чем марать себя грязью Идриса.       1:0 в пользу Бруклина, определенно. Именно здесь, в эпицентре, месте, в котором ни что не спит, музыка — истошный вой — говорит: «Делай то, что ты хочешь. Давай же!» Это мир, в котором голос Мартина Харли смешался с выпивкой, куревом и низкосортной пошлостью. Мир, попадая в который, ни один не сможет отказать своим желаниям и все это сейчас — владения детей света и ночной тьмы. Нить, объединяющая диаметрально противоположные сущности. В конце концов, Магнус хочет думать так: они не существуют друг без друга. И даже если, все рухнет к чертям, он будет падать к Его ногам, закрывая от излишней боли. Сердце отстукивает тяжелый ритм, он медленно выдыхает, мазнув взглядом по комнате в поисках Его пальто.       Остается только до мурашек по коже вспоминать то, что вряд ли повторит. Нет. Он просто обязан остановить этот чертов фарс и театр абсурда Алека Лайтвуда и его лжи самому себе. Свадьба, Господи Боже, куда уж ироничнее и насмешливей? Кто-то же должен понять это, верно? Пусть так, выжигая все в себе — стоящая плата за все. Маг заставит себя услышать. Даже если для этого понадобится подарить паре «красоток» смерть от удушья.       Он удаляется прочь из пестроты лофта, уверенный конкретно ни в чем или только одном-единственном, преодолевающий незаметно расстояние, отрезавшее их друг от друга каменными стенами.       Борьбой за лучшую жизнь заболеет этот город. Он заболеет ими. В агонии чумы невысказанных чувств. Страсть, что сжигает окружение черно-синим пламенем. На пороге наступает конец всему. Только «да» или «нет» — другого ни один из них ждать не будет.       Остается только дождь, смывающий кровь общих грехов на пальцах. Видит Бог, он никогда так не мечтал свернуть кому-то шею, но «кокетка» Лидия порядком выбешивает. Магнусу кажется, что не его одного.       Руки трясутся от осознания: маг никогда не сможет. Он знает, что для другого это счастьем не станет, но разрушить даже такой откровенно бредовый фарс не в силах. Бейн и правда слабак. Герой дешевого романса, прячущий в пустоту глаза. Тишина. Слепота. Бейну знакомо. Здесь нет поводов для стыда.       Только одиночество и непрощенье. Такое уже случалось. Переживет. Для этой боли все еще есть вечность. Остается лишь полет на чужих черных крыльях не за его спиной. Это финал. Его заключительный аккорд. Минор в жизни Магнуса, мать его, Бейна.       Он уже не верит в возможность дотянуться до света, но оборачивается, уходя. Распахнута дверь, дверь в его не-возможное будущее. А чертов вожделенный Охотник изящно подпирает дверной косяк, издевательски заинтересованно изогнув бровь.             Он знает, кем он должен быть, и кем Магнус точно не станет. Даже если оба эти понятия взаимоисключающи друг для друга. Маг впервые за долгое время знал, куда ему следует вернуться, где его истинный дом.       Кажется, эта история не заканчивается, в его жизни наступает новая глава.