Больше всего на свете

      Тяжелая резная дверь, инкрустированная натуральными драгоценными камнями и позолотой, тихо отворилась, пропуская в покои позднего гостя, и столь же бесшумно закрылась за ним, не издав ни малейшего шороха, способного потревожить сон хозяина роскошно убранных комнат.       Вопреки ночному часу, гостю не стоило опасаться споткнуться и выдать этим свое присутствие. Лунный свет осторожно заглядывал в окна, равно как и легкий ветерок, чуть колыхавший полы расшитых витиеватыми узорами полупрозрачных занавесок, легких, воздушных, как и само существо, обитавшее здесь, и чей покой Бард так не хотел тревожить раньше времени.       Привыкнув к полумраку, мужчина неторопливо, словно оттягивая столь желаемый момент в предвкушении, прошел к укрытой от чужого взора балдахином кровати и отодвинул тяжелый полог богатой парчи сочного альмандинового цвета. Пальцы ощутили узоры из золотых нитей, но от увиденной за тончайшей газовой занавесью под ним картины Бард перестал чувствовать пол под ногами; сладко защемило где-то в области сердца, а в глазах расцвела неподдельная нежность и восхищение совершенством, которого лишь ему одному в целой Арде дозволено касаться.         Дозволено любить.       Трандуил спал, не дождавшись возвращения новоиспеченного короля Дейла. Бард и сам еще пару часов назад проклинал разыгравшуюся внезапно непогоду, заставшую обоз на границе Ласгалена у одной из недавно отстроенных людских деревушек, где им пришлось остановиться. Однако сейчас, созерцая прекрасное, умиротворенное во сне лицо Владыки Ласгалена, обласкивая взглядом каждую черточку точеного лица, Бард понял, что буря была скорее благословением, позволившем ему в полной мере насладиться волшебством этого ночного вторжения.       Спящий Трандуил казался ему наваждением, соблазнительно-прекрасным миражом, картиной кисти талантливейшего художника. Тёмный шёлк простыней ловил на себе рассеянный лунный свет и лишь добавлял сияния величественному облику, одновременно оттеняя его. Алебастровая кожа мерцала изнутри и казалась прозрачной, а свечение словно исходило от светлой души Перворожденного, заполняя и озаряя собой все вокруг. Лёгкое одеяло лишь слегка прикрывало бесстыдную наготу короля, позволяя почти в полной мере любоваться совершенным телом, широкими плечами, узкой талией и восхитительными бедрами с длинными стройными ногами. Разметавшиеся в беспорядке волосы в лунном свете отливали жемчужно-серебрянным, но у этого баснословного сокровища не было цены – ими можно было лишь любоваться, считая запутавшиеся в них звезды. Чуть слышно втянув в себя упоительно вкусный воздух, насквозь пропитавшийся Трандуилом, Бард без промедления скинул еще не до конца высохшие одежды.       Владыка Дейла так торопился во дворец лесного короля, что решил не дожидаться утра. Пометавшись в раздумьях по выделенным ему покоям в самом богатом из домов деревушки, даже не подумавший сменить насквозь промокшее платье, Бард поднял отряд, стоило утихнуть жестоким порывам ветра и хлестким струям ледяного дождя.       И сейчас Барду отчаянно хотелось растянуть томительный момент в бесконечность, отчего он, с трудом уговорив себя не коснуться эльфа, отошел к столику в углу комнаты. На поверхности изящного изделия, выточенного из дорогой древесной породы, стояло несколько флаконов, виноград, два бокала и кувшин с лучшим дорвинионским вином столетней выдержки, обладавшим изысканнейшим вкусом, восхитившим Барда, когда он впервые пригубил его – здесь же, в этих богатых, но ничуть не вычурных покоях.       Рассматривая живописную картину перед собой, король улыбнулся. Его ждали. Оторвав пару виноградин, Бард не отказал себе в удовольствии выпить вина, ощущая все это частью прелюдии к одной из самых восхитительных ночей в его жизни.        Впрочем, такой ночью становилась каждая из тех, в которых он сцеловывал с любимых губ изнеможенные вздохи и стоны. В которых безупречное тело отзывалось на его ласки дрожью, плавно перетекавшей на самого Барда, пробиравшейся в сердце людского короля и заставлявшей его трепетать – от нежности, от любви и искреннего желания раствориться в возлюбленном, чье горячее тело столь доверчиво-открыто нежилось под его ласками.       Едва ощутив, как сладкое вино слегка ударило в голову, распаляя его ещё больше, рассылая волны тепла по продрогшему на стылом ветру телу, Бард отставил бокал и, взяв один из флаконов, вернулся к постели. Полюбовавшись еще несколько мгновений на чарующую взор картину, Бард присел было на мягкую перину, но тут же замер, когда Трандуил, вздохнув, но не проснувшись, перекатился на центр кровати и, подмяв под себя тонкое покрывало, представил жадному взгляду мужчины беззащитную спину, долгую литую линию поясницы, плавно переходившую в восхитительно-упругие ягодицы, которые королю так хотелось бы увидеть, но узорчатая тёмная ткань скрывала желаемое, на что Бард лишь слегка досадливо вздохнул.       Трандуил пах лесом, свежестью пропитанного хвоей воздуха и сладостью цветущих деревьев и трав. Вдыхая ни с чем несравнимый аромат, круживший голову любому, кто подходил к Владыке на достаточное расстояние, Бард осторожно оседлал бедра Трандуила поверх нежной ткани и, откупорив гладкий флакон, щедро вылил на ладонь ароматного масла. В воздухе, подчеркивая ноты и смешиваясь с ними, тягуче разлился изысканно-туманный, терпкий аромат сандала. Драгоценные масла с невиданными ароматами неизвестными путями доставлялись в Ласгален из самого Харада, где у эльфов была хорошо развита торговля с местным населением.       Чуть согрев жидкость, Бард медленно, стараясь не спугнуть неосторожным касанием чуткий эльфийский сон, провел ладонями по мраморно-бледной коже, явственно ощущая её тонкость и чувствительность. С ней не могли сравниться в мягкости и шелковистости самые дорогие шелка, разве что лепестки нежнейшей юной розы, робко дарящей свою бархатистую красоту и дивный аромат. Оттого Барду странно было видеть, как его загрубевшие от работы руки, кожа которых казалась почти черной на фоне аристократичной бледности эльфа, скользят и разминают остывшее без него тело.       Наклонившись, мужчина мягко поцеловал ямочки на пояснице эльфа, на что тот моментально отозвался тихим, полным истомленной неги, стоном. Трандуил медленно просыпался под ласковые движения сильных ладоней, с чуткой нежностью оглаживающих расслабленное тело.        Ощущая лёгкое приятное покалывание, растекающееся по коже, Бард улыбнулся, вспоминая, как Трандуил рассказывал ему об особых качествах этих масел, приправленных неизвестными для людского короля целебными зельями. Тягучая жидкость, медленно тающая на светлой коже, имела своеобразное влияние на организм, в том числе и на эльфийский, и использовалась именно для любовных игр. Особый состав заставлял тело гореть изнутри, раздувал пожар и без того яркой страсти до небес, и Бард знал, что долго Трандуил не продержится. Подлив ещё масла, мужчина скинул покрывало в сторону, и восхищенный его взгляд замер на обольстительных ягодицах. Любовно огладив сводившие его с ума бархатистой мягкостью половинки, Бард скользнул было влажными пальцами по темневшей ложбинке меж ними, вырывая из эльфа одобрительный тихий стон, но, озорно улыбнувшись, тут же переключил внимание на ноги короля, растирая ароматную влагу по бедрам и, пересев ниже, по икрам и аккуратным ступням.       Эта сладостная пытка предназначалась изначально лишь для эльфийского Владыки, но Бард и сам чувствовал, как собственноручно загоняет себя в ловушку своего же жаркого желания, и потому опасался не сдержаться. Хотя со стороны возлюбленного это сопроводилось бы томным стоном и безжалостно смятым в ладонях шёлком, сегодня человеку не хотелось подчиниться собственной жажде. Он наслаждался прикосновениями к желанному телу, пьянел упоенными вздохами, чутко касаясь самых чувствительных мест и возбуждая отзывчивого любовника ещё больше, хотя казалось, что от пожара их страсти уже готова воспламениться постель.       Чуть приподнявшись, Бард мягко, но требовательно потянул эльфа за бедро, безмолвно прося перевернутся. Трандуил подчинился, тяжело выдохнув, стоило их жарким взглядам пересечься. Человек восхищенно замер над синдой, не в силах нарушить волшебство момента.       Залитый лунным светом Трандуил был невыразимо прекрасен, полусонный, с теплой, едва заметной улыбкой на мягких чувственных губах, и мерцавшими в глубине потемневших лазурных глаз опасными искрами разгорающегося пламени. В иные моменты Бард не раз ловил себя на том, что отвести взгляд от глаз Владыки было практически невозможно – весеннее чистейшее небо, наполненное сиянием ледяных осколков звёзд, меняло цвет в зависимости от настроения короля.        Эльф потянулся, по-кошачьи выгибая спину, красуясь, и слегка развел стройные сильные ноги, приглашая Барда не останавливаться. Мужчина и не собирался, начав обратный путь с кончиков пальцев ног и не пропуская ни одного миллиметра гладкой светящейся кожи, втирая терпкое масло и наблюдая, как плоть медленно розовеет от его прикосновений и приливающей к ней крови, опьяненной страстью и особенным составом, от которого эльф, казалось, пылал в его руках.       Ласково растерев масло по внутренним сторонам бедер Трандуила, Бард, задержавшись, проложил дорожку горячих поцелуев по ним от колен до паха, ощущая сладковатый вкус на губах, но так и не коснулся вожделенной плоти. Каждый раз, когда губы лучника приближались к напряженному члену, Трандуил замирал и начинал предательски подрагивать, надеясь, что пытка закончится, но Бард отступался, оставляя без внимания подрагивавший орган. Застонав от разочарования, синда вскинул голову и требовательно посмотрел на человека, растиравшего новую порцию масла в ладонях и нахально, но беззлобно, усмехающимся ему в лицо.        – О, великие Валар, когда же ты смилостивишься надо мной, Бард!?       Глубокий, сильный голос срывался и ласкал слух хрипловатым тембром, словно в горле эльфа пересохло, но молчать у того больше не было сил.        Хозяином в этой ситуации себя явно чувствовал Бард. Взгляд Владыки Ласгалена уже помутнел, сладкая пелена застилала его разум, обострённые до предела чувства слепили и оглушали его, заставляя отринуть гордость и почти начать умолять о более откровенных ласках. Предупреждая все возражения, Бард подался вперед, упираясь ладонями в грудь возлюбленного и снова прижимая его к прохладным простыням, а готовые слететь с губ Трандуила звуки он попросту заткнул властным поцелуем, жадно впившись в податливый рот. Но едва эльф ответил и потянулся за продолжением, как Бард отстранился и с невозмутимым видом принялся растирать масло по плоскому мускулистому животу и твердой, тяжело вздымающейся груди, плавно переходя на слегка подрагивающие плечи и руки Трандуила.       Эльф бессильно откинулся на подушки, понимая, что повлиять на решимость любовника, вознамерившегося, видимо, довести его до исступления, не удастся. Но природное упрямство и острое желание ощутить Барда в себе как можно скорее не позволило ему просто оставить все плывущим по течению. Отстукивавшее бешеный ритм сердце гнало по венам расплавленный митрилл, он горел изнутри, плавился под жадными горячими прикосновениями. Трандуил, несмотря на тяжелый взрывной нрав, эльфийским терпением был наделен, но не тогда, когда это касалось ночей, в которых он делил свое ложе с королем Дейла.       Долгая прелюдия всегда распаляла обоих, но сейчас, после почти месяца разлуки и коротких, но тёплых писем, что приносили на своих лапках белоснежные голуби прямиком на балконы королевских опочивален, эльфийскому Владыке она казалась сущим мучением. Сладким до тумана в голове и звёзд перед глазами. Вглядываясь в раскрасневшееся, красивое истинно человеческой красотой лицо Барда, Трандуил видел в глазах любовника неподдельную любовь и заботу, теплой негой разливавшиеся в душе эльфа.       Всепоглощающая страсть, которую лучник столь умело контролировал, скоро прольется на него, оставалось лишь слегка поторопить...       Призывно выгнувшись, Трандуил прикрыл глаза, отдаваясь на волю инстинктов, широко развел бедра и нетерпеливо потерся горевшими от масла и ласк ягодицами о гладкий шёлк. Сильная рука подхватила его под спину, и эльф облегченно простонал, когда жаркое дыхание Барда опалило его живот, а следом жадные губы принялись выцеловывать на нём неведомые узоры. Правой рукой Бард опирался о ложе, и, стараясь сдерживать особо громкие стоны, Трандуил вцепился в его плечо побелевшими от напряжения пальцами. Низ живота сводило судорогой, и чем выше поднимались губы Барда, тем сильнее разгоралось пламя внутри. Влажное прикосновение языка к нежным соскам эльф встретил откровенно-пошлым, громким стоном, в котором Бард смутно уловил отзвуки собственного имени.       Ещё несколько лет назад, восхищенно рассматривая Владыку Ласгалена, царственно возвышавшегося над толпой верхом на его верном олене, Бард не мог даже мечтать, да что там, даже подумать о том, что внутри эльфов живут столь страстные и чувствительные натуры, что их страсть всепоглощающа, а тело отзывается на ласки куда сильней человеческого. Совершенные существа совершенны во всем. Но порой эльфы страдали от своего совершенства так же, как страдал Бард от осознания своего несовершенства, особенно рядом с Владыкой. Дурное его настроение накрывало лучника огненной волной, и тогда Бард клялся себе в лишний раз не играть на самолюбии Трандуила. Но сейчас…       В последний раз вылив на ладонь масло, Бард скользнул пальцами меж расслабленных ягодиц эльфа, растирая его по бархатистой коже, оглаживая колечко тугих мышц. Трандуил застонал, подаваясь бедрами навстречу, и человек сам понимал, что терпения растягивать сладостную пытку дальше не хватит ни у одного из них.       Два пальца бесцеремонно скользнули внутрь, в раскаленный жар, но в ту же секунду сердце забывшегося Барда заполошно скакнуло и остановилось, стоило лишь ему услышать сдавленный всхлип. Задержавшийся было внизу взгляд человека, любовавшегося сжимающейся вокруг пальцев дырочкой, судорожно метнулся к лицу Трандуила, выискивая признаки боли и недовольства. Бард застыл над эльфом, почти не дыша и до безумия боясь навредить хоть малейшим неосторожным движением.       Встревоженный взгляд наткнулся лишь на крепко зажмуренные глаза и закушенную губу, а лунный свет ясно освещал румянец, слегка окрасивший точеные скулы. Вынув пальцы, Бард тихо огладил теплую кожу, оставляя ладонь между вожделенных половинок, и ткнулся поцелуем в уголок рта Трандуила, плавно переходя на щёку и повлажневший висок.       В следующий момент глаза Владыки распахнулись, слегка удивленные, но полные безудержной страсти, которую без слов доказывала потемневшая едва ли не до полной черноты синева. Секундное замешательство в них сменилось облегчением внезапного понимания поведения Барда. И в единый миг человек утонул в захлестнувшей его волне нежности и любви, подаренной ему чуть увлажнившимися от остроты чувств любимыми глазами.        – Со мной все хорошо, – чуть слышно прошептал дрожавшими губами Трандуил, касаясь теплым дыханием губ любовника. Сердце Владыки сжалось от непередаваемой нежности, которую он постарался вложить в последовавший поцелуй, от тоски, смешанной со светлой печалью, и от чего-то еще, острого, томительного, разливающегося внутри мучительно-сладкой болью.        Трандуил всё знал и понимал, но никогда не лез в эти глубины души Барда. Просто чувствовал что-то в его заботе, в его трепетном отношении и страхе – потери, боли и страдания. И позволял этому прорываться.       А Бард не рассказывал, предпочитая похоронить глубоко внутри все ужасы прошедшей войны.  *       Он не мог объяснить Трандуилу, что до сих пор помнил смердящий испражнениями, гарью и кровью воздух, холодный, но не ощущавшийся таковым в горячке боя; помнил улицы, устланные окровавленными, искалеченными трупами эльфов, людей и орков. Помнил собственную усталость, моментально откинутую, стоило лишь ему услышать панический, полный мучительной боли крик неподалеку, ближе к окраине Дейла, куда, как выяснилось, многочисленный отряд орков оттеснил без устали сражавшегося эльфийского короля. Прорубаясь по закоулкам на дикий вой и рычащие звуки, Бард уже после понял, что на пути под ногами оказывались лишь тела орков. Защищавшие короля подданные пали в свирепой атаке несколькими улочками ранее, и Трандуил, в результате, остался в одиночестве против разъяренной своры, раненый и порядком измотанный.       Когда будущий король Дейла вломился в разрушенный двор какого-то дома, он впервые буквально осознал суть выражения "зашевелились волосы от ужаса". От представшей картины на несколько мгновений остановилось сердце, рухнув куда-то вниз.       Выбитые из раздробленных пальцев мечи искусной эльфийской работы валялись на поверженных Владыкой телах, отражая солнце незапятнанными кровью местами. Безжалостно избитого Трандуила удерживали на весу сразу несколько мощных орков, грубо сгребая в отвратительные лапищи идеально-гладкие, забрызганные кровью жемчужные пряди и выворачивая до хруста суставы рук и ног. Под ногами насильников валялись содранные в спешке митрилловые доспехи эльфа и разорванный плащ, а с одеждами Трандуила и вовсе не церемонились – белоснежную кожу тут и там покрывали порезы, оставленные разрезавшим ткань клинком. Грязный орк, мощный, не уступавший, наверное, в росте самому Трандуилу пристроился меж силком разведенных на уровне его паха ног эльфа и со всей свирепостью вбивался в измученное, покрытое многочисленными синяками тело. Владыка почти не сопротивлялся, безжизненно повиснув в руках орков, лишь мучительные крики, срывавшиеся в вой и дикий хрип, говорили о том, что он до сих пор находится в сознании.       Перед глазами Барда все застила багровая пелена ярости, сквозь которую изредка пробивался рык и предсмертные стоны мерзких созданий. Схватка была короткой, не знавшей равных в ярости и ненависти, но даже численное превосходство врагов не помогло им отразить сокрушительную атаку. Спустя несколько минут твари хрипели и захлебывались собственной кровью, а человек со смертельной мукой в глазах рухнул на колени возле тела прекраснейшего из встреченных им когда-либо созданий.        Сквозь разбитые губы эльфа едва пробивались судорожные вдохи, недействующие пальцы непостижимым образом пытались стиснуться в кулаки, но Трандуилу не удавалось загасить полные агонии боли стоны. Поблекшая мутная лазурь, наполненная соленой влагой, проложившей дорожки по покрытым пылью и кровью щекам, встретилась с малахитовой зеленью глаз лучника, и рваный шепот потряс Барда до глубины души.       – Убей меня... Убей, прошу...       Ужас и кромешная печаль обрушились на плечи лучника неподъемным грузом. Он был наслышан о том, какая участь ожидала эльфов, подвергшихся насилию, но Трандуил, вопреки всему, был до сих пор жив и держался лишь на немыслимой силе воли, которая вот-вот сломилась бы под натиском стыда, позора и боли, ещё не до конца им осознанными.       – Никогда, – твердо ответил Бард, приняв решение. У него не было времени размышлять в тот момент, когда в его руках внезапно и так трагично оказалась трепещущая на грани жизнь. Трандуил вымученно прикрыл глаза, отдавая себя его воле.        Скинув пальто и расстелив его по земле, Бард бережно переложил на него оказавшегося куда более легким, чем он полагал, эльфа, и застегнул полы, скрывая истерзанное белоснежное тело. Стиснув зубы от сдавившей сердце жалости, когда Трандуил тихо застонал от боли, стоило поднять его и прижать к себе чуть плотнее, Бард аккуратно двинулся к лагерю эльфов, огибая места продолжающихся сражений. Орков оттесняли прочь из города и с поля боя, и Бард почти не прятался, торопясь к лекарям, хотя и понимал, каково всеобщее обозрение для его драгоценной ноши.       Перед ним расступались в молчаливом соболезновании, изумленно застывали люди, потрясенно и скорбно – эльфы, без слов понимавшие масштабы случившегося с Владыкой кошмара. Вынырнувший из-за поворота на возгласы истари охнул и тяжело оперся на посох. Бой ещё не закончился, но Барду уже было все равно, он видел перед собой лишь расставленный на высоте шатер эльфийского короля и нескольких врачевателей, нырнувших внутрь. Истари шел чуть позади, закрывая Трандуила от любопытных взглядов, и за это лучник был ему благодарен. Мелькнули лица детей, но Бард только кивнул без слов понявшему его Баину.       Уложив синду на ложе в жилой части шатра, Бард отошел, предоставляя его заботам подданных. Гэндальф сидел на резном стуле у входа, изредка посматривая на опущенный полог, а у входа скорбной статуей замер Леголас, которому тут же донесли о случившемся.       – Он не умер, – тихо начал разговор мужчина, вытирая о штаны перепачканные кровью ладони. То была кровь эльфа, пропитавшая ткань, и смотреть на нее у Барда просто не было сил.       – Он король. Наследник великих. Королевская кровь предполагает недюжую силу, дарованную ему, не только физическую, но и духовную. Владыкам на роду написаны испытания, войны, трагедии и боль, – оперевшись на посох, глухо пояснил маг. – А значит, им полагается быть куда более устойчивыми, нежели простым эльфам.        – Значит, он выкарабкается? – затаив дыхание, вскинулся Бард. Истари понимающе улыбнулся отчаянной надежде, сквозившей в надломленном голосе, но улыбка эта тотчас погасла.       – Тело его восстановится, но душа... Он через многое прошел, Бард, многих похоронил и многого лишился. Я не думаю, что он восстановится. Не в этот раз.       Растерявшийся, но в глубине души страшившийся именно этого ответа, Бард не успел задать следующий вопрос, как из-за полога послышался шум, всплеск воды и звон, и хриплый приказ едва живого от пережитого короля:       – Пошли… вон.       Лекари вышли, качая головами, но не способные перечить. К такому не был готов никто, лучник понимал их. Живой, но сломленный король, на которого разом навалилось столько, что даже некоронованному королю людей его проблемы показались куда менее значимыми. Леголас дернулся было к отцу, но Бард преградил ему путь, спокойно встретив уничтожающий взгляд ледяных глаз. Что-что, а взгляд отца сын унаследовал.       – Не нужно. Я побуду с ним. С него на сегодня хватит унижения, вряд ли он пожелает, чтобы сын увидел его таким.       Принимая его правоту, встал Гэндальф, опуская ладонь на плечо принца.        – Он прав, Леголас. Эльфам нужна твердая рука, и пока отец не может править, ты обязан принять командование. Тебя ждут, – кивнул истари на вход в шатер. Наполненный отчаянием взгляд светловолосого эльфа метнулся на полог, скрывавший отца, но, в конце концов, он кивнул и вместе с магом вышел из шатра.       Оставшийся с Бардом лекарь-эльф тихо сказал, будучи уже почти на пороге:       – В воде растворены целебные настои, они помогут его телу восстановится. На столе у изголовья мазь, заживляющая раны.       Бард лишь кивнул. Говорить было нечего, да и что бы он сказал?        Заходить к Трандуилу, оказалось, неожиданно страшно.       Синда, сжавшись в клубок, лежал на постели, к великому удивлению Барда, укрывшийся пропитанным его собственной кровью пальто лучника, не пожелав сменить его на что-то более притязательное. Смочив полотенце в теплой ароматной воде в чаше, Бард присел рядом с подрагивавшим телом и сдернул безнадежно испорченную вещь с эльфа на пол. Трандуил резко вздрогнул и бросил на него злой взгляд, но это было все на что его хватило. В бездонных глазах отразилось узнавание, а после – лишь горечь стыда.       – Оставь меня, – убийственно спокойно произнес эльф, привставая и пытаясь отползти в сторону, параллельно подтаскивая посиневшими пальцами покрывало от изголовья.        Размышляя после о том дне, Бард понимал, что уйди он тогда – и для Трандуила все было бы кончено.       Тронув менее пораненное плечо, отчего Трандуил дернулся, опираясь на ладонь, и зашипел от боли в изломанных костях, Бард тихо, почти ласково прошептал:       – Ляг и успокойся. Я не причиню тебе вреда, но и не уйду отсюда.       Гордость на миг подняла голову во Владыке:       – Смеешь приказывать мне, лучник?       – Нет, мой король. Смею заставить вас принять помощь, даже если того не хотите.       Вскинувшись, как от пощечины, Трандуил зашептал, но задушенный шепот так походил на полный агонии крик, что от сострадания щемило сердце:       – Если бы ты хотел помочь, то должен был оставить меня там. Не такой смерти я хотел, но такой жизни я не хочу и подавно.       Завеса волос скрыла стыдливо опущенное бескровное лицо. Трандуил хотел отвернуться, но Бард не позволил, удержав за плечи. Он впервые попал в такую ситуацию и с отчаянием понимал, что не знает, чем утешить и излечить неизмеримую боль прекрасного создания.        – Ты должен жить, Владыка. Ради своего народа. Ради своего сына. Ради меня... – почти беззвучно закончил Бард, но эльф расслышал и потрясенно выдохнул, вскинув на него взор.       – Как ты смеешь... Забавляешься надо мной?       Владыка передернул плечами в попытке скинуть руки человека, но Бард чуть сильнее надавил, притягивая к себе почти безвольное, уставшее до предела тело и заглядывая в полные боли страдания глаза. Объяснять что-то ему сейчас было бессмысленно, затуманенный болью мозг плохо воспринимал что-либо, потому Бард просто обнял синду, нажимая слегка ладонью на затылок и укладывая голову Владыки на свое плечо. Он понимал, что с эльфийским королем так обращаться не позволено никому, но в те минуты просто послал подальше все правила и различия, вдыхая едва уловимый, перебиваемый вонью крови и стали, аромат леса и цветов, что сохранился на спутанных шелковистых волосах.       Трандуил пребывал в оглушенной растерянности, Бард чувствовал это, и внутренне все понимал и сочувствовал синде. Потрясение, рухнувшее на эльфа без прелюдий, оглушило его, но на время успокоило, какими бы дикими не казались слова человека, который всем сердцем желал отвлечь страдавшего от вязких и горьких мыслей. Владыка подчинился, когда Бард уложил его на ложе и, пододвинув чашу поближе, принялся обтирать порезанное и покрытое синяками тело. Сцепив зубы и глубоко дыша, Трандуил терпел, прикрыв глаза, отпрянув лишь тогда, когда полотенце скользнуло к пульсировавшей адской болью плоти, стирая кровь с внутренних сторон бедер эльфа. Положив руку на живот Трандуила, Бард как можно более твердо, успокаивая короля, убедительно произнес:       – Так нужно. Доверься мне.       Судорожный вздох, и израненное тело подчиняется, переворачиваясь на живот. Взяв чашу с чистой водой и свежее полотенце, Бард бережно стирал с Трандуила кровь, наблюдая, как медленно начинают затягиваться раны с помощью целебных отваров. Влага касалась каждого сантиметра кожи, казалось, что Бард хотел смыть с эльфа не только раны физические, но и душевные, смыть воспоминания о грязных лапах и болезненных касаниях, смыть все отпечатки с прекрасного тела.       Когда ткань коснулась ягодиц и прошла, едва касаясь по ложбинке между ними, Бард почти физически почувствовал страх Трандуила. Упругие полушария поджались, а сам он готовился уйти от неприятных ощущений, боли, броситься защищать себя от нового вторжения. И лишь растерянно вздрогнул, когда между напряженными лопатками его коснулись не когти, а теплые губы человека, отвлекая и успокаивая.       – Не нужно... – тихо попросил эльф.       Бард неожиданно для себя светло улыбнулся, когда Трандуил стыдливо отвернул все ещё бледное лицо, не в силах видеть его. Ткань едва ощутимыми касаниями омывала расслабившееся тело, оставляя на время в покое наиболее пострадавшую его часть и переходя к ногам. Человек боялся вызвать хоть мимолетный отголосок той боли, что ему причинили орки, потому осторожничал, аккуратно прикладывая к кровоточащим ранам пропитанное целебными настоями полотенце. Трандуил вздрогнул, но не зажался, когда ладонь Барда, в очередной раз сменившего воду и ткань, мягко легла на его зад, нежно огладив, а после лишь закусил подушку под собой, стараясь не застонать от стыда и боли, когда человек слегка развел ягодицы. Теплая влага настоя пощипывала не слишком приятно, но, призвав на помощь остатки растоптанной гордости и поруганной чести, Трандуил не позволил себе жаловаться. Человек не заметил сразу поворота головы Владыки и его взгляда, но эльф поразился, увидев на лице того отнюдь не отвращение, граничащее с презрением, а неожиданно искреннюю жалость и тревогу. Бард вскинул взгляд, пересекаясь с небесной лазурью, не ледяной, но измученно-усталой в тот момент, и Трандуил улыбнулся бы, если бы у него оставались на то силы, когда даже через пыль заметил, как порозовело лицо человека.       В его руке мелькнула взятая со стола баночка с целебной мазью, на что эльф лишь обреченно вздохнул и закрыл глаза, удивляясь собственному неравнодушию к самому же себе. Душу жестоко глодали позор и боль, почти уже ни с чем несравнимая в своей силе. И сожаление, вкупе со злостью на судьбу, по неведомым причинам не позволившей израненной душе отправится в благословенные Чертоги Намо.       Эльф затих спустя несколько минут, провалившись в полубессознательный сон, и в глубине души Бард был рад этому. Он не желал подвергать покалеченное сознание ещё большим пыткам, коими бы Владыка мог посчитать прикосновения Барда. Стылый ужас накатил на него при виде окровавленных ягодиц эльфа, но он старался не подавать виду и унять дрожь в руках. Когда кровь была смыта, открывая взгляду сплошную рваную рану между нежных округлостей, мужчина едва смог заставить себя откупорить банку, оставленную лекарями и зачерпнуть дрожащими пальцами светло-зеленую массу. Прикрыв глаза и взмолившись про себя о том, чтобы Трандуил не пришел в себя, Бард принялся осторожно наносить мазь, бережно пробегаясь пальцами по надорванным мышцам и слегка проскальзывая внутрь, растирая целебную субстанцию по нежным стеночкам. Счастье, что орк не успел закончить грязное дело и не добавил страданий Владыке, но, тем не менее, Бард старался не думать о том, что будет дальше и как эльф переживет случившееся, но твердо был уверен в одном – безвольно уйти в царство Мандоса он ему не позволит. Набросив одеяло на нагое тело, Бард вышел из шатра, кивая лекарям, и направился на поиски детей.       Трандуил пробыл в забытьи почти сутки, в течение которых отдохнувший Бард приходил в шатер по просьбе врачевателей и по собственному желанию. Безмолвно наблюдал, как то разглаживается, то снова появляется морщинка на светлом челе, как умиротворение на безупречном лице сменяется болезненным оскалом... В такие моменты он нежно касался щеки Владыки, возвращая его из кошмаров, но стараясь не разбудить.       После его пробуждения и безмолвного ухода, жизнь Барда медленно и неумолимо превратилась в сплошную полосу злости и усталости. Навалилась куча проблем, глубокая осень приносила холода, и потому жители города вместе с оставленными им мастерами-эльфами спешно восстанавливали руины. Бок о бок с ними трудились над восстановлением Эребора гномы во главе с Даином. Новоиспеченный Король-под-горой выполнил обещание почившего Торина и отдал и людям, и эльфам положенные им сокровища. Гонцы и поручения, заключения сделок, советы старейшин и общегородские собрания, сбор скудных припасов на зиму... Голова шла кругом, и когда из Ласгалена прибыл гонец и передал людям временное дозволение Владыки на охоту в эльфийских лесах – радости Барда не было предела. Люди не злоупотребляли милостью эльфов, стараясь убивать дичи ровно столько, сколько требовалось.       Посреди зимы на пороге восстановленной тронной залы в королевском дворце Дейла возник Леголас. Едва светловолосый эльф ступил под стрельчатые своды, как сердце Барда железными клещами стиснула паника. В заботах и делах, он не забыл о случившемся, нет, но эльфийский Владыка ушел, забрав свое воинство, почти сразу же после похорон Торина, и до сего дня Бард ничего не спрашивал у гонцов из лесного королевства, считая неподобающим интересоваться состоянием короля после пережитого у его подданных.        Едва Леголас подошел ближе, поднявшийся из-за заваленного бумагами стола Бард сразу отметил усталость на его лице, что было почти нереальным для эльфов с их вечной молодостью. Немного запавшие голубые глаза, в глубине которых пугающе плескалось море печали.       – Что привело тебя сюда, друг мой? – встревожено обратился к нему король Дейла, приглашая присесть.       Леголас покачал головой, и тихо ответил:       – Я приехал к тебе за помощью, король. Мой отец угасает на глазах, и Ласгален умирает вместе с ним. Он желает отправится в Валинор, но с его уходом исчезнет и его магия, поддерживающая жизнь леса и защищающая его от тьмы. Наше королевство медленно зачахнет, и эльфы уйдут из этих мест навсегда.       Сердце владыки Дейла пропустило удар. Леголас моментально заметил перемену в лице человека, мучительную, словно Барду всадили нож под сердце и безжалостно проворачивали его.       – Что я могу сделать?       – Поговори с ним. Ты единственный, кого он подпустил к себе... тогда, – замялся Леголас, – возможно, у тебя получится вернуть ему желание жить.       – Как? – растерянно прошептал Бард. Эльф лишь смущенно потупил взор, слегка пожав плечами, но король не стал допытываться. Разум кричал о безумии, о том, что вряд ли Трандуил пожелает даже увидеть его, не то, что выслушать увещевания, да и... Что он скажет ему? Насилие над эльфами убивало их. Трандуил выжил физически, и Бард помог ему в этом, но спасти душу эльфа...       – Любовь, – загадочно улыбнувшись, ответил на вопрос Барда истари, вовремя приехавший с визитом в Эребор. – Она может как отнять, так и исцелить, так воспользуйся этим верным средством.       И ушел, оставив человека с приоткрытым ртом и абсолютной кашей в голове.       Оставив управление городом сыну и совету, Бард рискнул и отправился в эльфийское царство. Мысли разбегались в стороны на протяжении всего пути в Ласгален. Ехавший рядом на вороном жеребце Леголас молчал, и Бард был ему благодарен за чуткость. В заметенном снегом лесу царила непривычная тишина и уныние. И до того не блиставший жизнерадостностью, Ласгален наречен Мирквудом был вполне себе оправданно.       По прибытии во дворец выяснилось, что Владыка отсутствует. Пока растерянный стражник рапортовал нахмурившемуся принцу о том, что несколько часов назад король ушел в лес, пешим и без охраны, приказав никому за ним не следовать, Бард прикидывал, успеет ли добраться до Владыки по малознакомой местности до тех пор, пока тот не натворил глупостей. Леголас вызвался сопроводить человека, ведь никто лучше сына Владыки не знал любимых мест Трандуила в родном лесу.       Уже смеркалось, когда, порядком подустав, стараясь не отстать от быстроногого и не знавшего усталости эльфа, Бард практически потерял надежду найти синду. Отчаяние в глазах Леголаса лишь подпитывало стылый ужас, замораживавший душу и стискивавший сердце жестокими ладонями. Взлетев на край скалистого обрыва над Быстротечной, с которого просматривался обширный кусок местности, Бард, наконец, вздохнул с облегчением, увидев знакомый силуэт на берегу в нескольких лигах поодаль. Рядом послышался тихий выдох Леголаса, и человек кивнул ему, увидев отражение собственной надежды в сияющих голубых глазах. Принц ушел, и под его ногами снег едва слышно хрустел.       Пушистое, тонкое снежное покрывало укутывало прибрежную территорию, подходя к самому льду. Быстротечная редко замерзала до конца, лишь в самые лютые зимы середина реки сковывалась льдом, но пока таких морозов не было, отчего переливчатые звуки воды успокаивали слух и взвинченные нервы. Эльфийский Владыка неподвижной статуей замер близ берега. Холодный ветер рваными порывами трепал потускневший шёлк жемчужных волос, цеплялся за подол отроченной мехом накидки. Легкие снежинки медленно опускались с неба, оседая на некогда впитавших в себя звезды волосах, поникших широких плечах, на одежде, тая, отчего платье казалось промокшим, а возможно – таким и было.       Трандуил не повернул головы на появление Барда, хотя, несомненно, слышал легкое поскрипывание снега под сапогами человека.       Бард обошел эльфа и встал прямо перед ним, грубо нарушая его размышления своим вторжением. Практически одного роста с Трандуилом, он сразу поймал взгляд его потускневших синих глаз и содрогнулся, увидев в них непривычную, слепую пустоту обреченности и безразличия. Прежде бледная кожа, которая запросто могла потягаться в белоснежности со свежевыпавшим снегом, сейчас посерела и казалась пепельной. Осунувшееся лицо, с которого некогда не сходило властное и уверенное выражение, застыло, замерзло, сохранив на себе маску молчаливой и малозаметной непосвященному скорби.       – Зачем ты здесь?       Бард вздрогнул от неожиданности, услышав блеклый шепот, сорвавшийся облачком пара с мертвенно-бледных губ. Заготовленная речь вылетела из головы, стоило лишь увидеть это лишенное былого блеска, умирающее в своей внутренней боли существо.       – Я не дам тебе уйти, – твердо произнес Бард, но уверенность в своих словах рассыпалась звездной пылью снежинок вокруг, когда тонких губ эльфа коснулась ледяная усмешка.       – Это вряд ли.       В тихом голосе неприкрыто звучало отчаяние и горькая, щемящая душу боль. Смертельно уставший от жизни синда напоминал изломанную куклу, чьи остатки былой гордости тянули за нитки, связанные на руках и ногах. Владыка отвернулся, намереваясь скрыться под густыми темно-зелеными лапами раскидистых елей, припорошенными снежной шапкой.       Неожиданно и некстати вспомнилась людская поговорка "Клин клином вышибают". Бард помотал головой, признавая дикость пришедшей в голову мысли, но в конечном итоге – терять уже было нечего, а боль... Он убьет того, кто причинит её этому эльфу.       Несколько шагов, и крепкий, но не жесткий захват расслабленного запястья. Трандуил обернулся, и на долю секунды в его глазах мелькнуло удивление, но увиденная им решимость в лице Барда повергла его в шок. Пытаясь выдернуть руку, Трандуил невольно показал свой страх, вполне оправданный и ожидаемый, и слабость – некогда пышущее жизнью и силой тело, значительно превосходящее во всем человеческое, ныне ослабло, и явно не готово было к схватке.       "Сейчас или никогда", – взвесить бремя рухнувшего на него решения казалось задачей непосильной, но тело действовало быстрее разума, подчиняясь инстинкту защитить и не отпустить то, что ему было необходимо.       Отпустив запястье эльфа, Бард, не дав ему опомниться, обнял замершего Владыку, уверенно запуская ладонь в густое золото волос и слегка оттягивая. Вторая рука нагло легла на талию дернувшегося Трандуила и прижала его к телу так сильно, что обними Бард так человека, наверное, у того хрустнули бы кости. Эльф потрясенно выдохнул в приблизившиеся на опасное расстояние губы короля Дейла, но ослабевшие руки не могли достаточно сильно оттолкнуть оказавшегося неожиданно сущей скалой смертного. Эльф попытался уйти от поцелуя, но сжавшая затылок крепкая ладонь с силой нажала, приближая нежеланное действие неотвратимо и с неожиданной напористостью, которую в отношении своей царской персоны Владыка явно не привык наблюдать.       Замер морозный воздух ночи, поглотив все внешние звуки, погружая двух мужчин на берегу журчащей реки в напряженную, звенящую тишину. Коснись – и её купол рассыплется слезами звездопада, оседая на всем вокруг.       Тепло и надежда столкнулись с прохладой и жесткой отрешенностью, растопить которую было равносильно, наверное, тому, чтоб растопить огромные ледники вершин Туманных гор. Жесткие губы Трандуила не отвечали на поцелуй, Владыка словно весь сжался в человеческих руках, стремясь вырваться, подрагивая от нарастающего напряжения и накатывающей волнами паники. Растоптанная гордость претила ему звать на помощь и выставлять напоказ свою немощность, да и потом – разве не смерти он желал в последние месяцы столь отчаянно?       Но Бард не отступал, продолжая ласково касаться сжатых губ, проходиться по ним кончиком языка и чуть надавливать в надежде, что эльф поддастся. Бессильный рваный выдох Трандуила стал почти подарком, позволив мужчине сильнее впиться в нежную плоть, не позволяя губам Владыки снова закрыться. Ощутив, как кончика языка коснулся чужой, бесцеремонно скользнувший в приоткрывшийся рот, Трандуил начал вырываться настолько отчаянно, что на несколько секунд Бард растерянно выпустил эльфа, ослабив хватку.       Широко распахнутые глаза, лазурь которых поблекла ещё тогда, под расколовшимся над его головой небом погрязшего в смерти и захлебнувшегося в крови Дейла, повлажнели, губы тряслись, и Трандуил шаг за шагом отступал от пристально наблюдавшего за ним Барда, пятился под сень деревьев, стараясь уйти от обезумевшего взгляда смертного. В безбрежном море радужек плескалась неприкрытая паника.       Король Дейла едва успел броситься вперед и подхватить оседающее тело. Трандуил рухнул без сознания ему на руки, не вынеся дичайшего напряжения, подхлестывающего ужас в сознании, и неугасающего животного страха перед воспоминаниями о жутком дне и возможном его повторении.       Бард покачал головой. Податливое тело казалось ему еще более лёгким, чем тогда, на руинах Дейла. Обратный путь к дворцу неожиданно не занял много времени, или же Бард даже не заметил, насколько он торопился. На подходе его перехватил Леголас и на вопросительный взгляд покачал головой, кивая в сторону роскошной беломраморной беседки в глубине сада.       – Страже не стоит это видеть, – коротко пояснил эльф, намекая, что бывший лучник запросто может лишиться жизни, стоит ему показаться сейчас во дворец. – Беседка зачарована.       Это безграничное доверие принца, вручившего ему, Барду, в руки самое ценное – отца, вызвало лишь тоскливую печаль. Ведь этой веры он мог не оправдать, а если он добьет Владыку своими действиями – живым отсюда не уйдет и подавно. Но, чувствуя живительный пульс в теле на своих руках, Бард понял, что собственная участь волнует его сейчас в последнюю очередь.       Войдя в увитую пожухлыми и припорошенными снегом лозами плюща и винограда, щедро освещенную масляными лампами беседку, король изумился умелому волшебству, оставлявшему холод зимы за порогом, за фигурными беломраморными колоннами, за уютными полупрозрачными занавесками, скрывавшими происходящее внутри от посторонних глаз.       Эльф сипло выдохнул, приходя в себя, и наверняка пожелал снова провалиться в беспамятство, ощутив, как пальцы человека расстегивали богатые, но мрачные одежды, скидывая расшитые ткани с безвольного тела, уложенного на мягкие диваны. Сил сопротивляться неизбежному не осталось, лишь неизмеримая злость поднималась откуда-то из глубины, злость на свое доверие, на Барда, на всех и вся за то, что кошмар прошедших дней воплощается в реальность.       Длинные пальцы с ухоженными ногтями впились в ладони так, что заметивший движение Бард, разжавший поддавшуюся ладонь, с невыразимой болью увидел на прохладной коже полукруглые лунки. Мир рушился, сходил с ума в те минуты, когда Бард так отчаянно хотел объяснить эльфу свою любовь, принять которую тот явно был не готов. Но угасающая жизнь не могла больше ждать, и нерешительность была отброшена в сторону, вместе со слетевшими вмиг с уставших лиц масками.       – Неужели ты не нашел более подходящего на эту роль существа? Или нравится использованный материал? – ядовито выплюнул Трандуил. Лицо Барда исказила гримаса ярости, и, заставляя эльфа трепетать от страха, он навалился сверху, сжимая запястья и поднимая их вверх, за голову Владыки. Прижав несопротивляющиеся руки к перине, мужчина наклонился к бледному лицу и зашептал задушенным криком:       – Никогда не смей говорить о себе в таком тоне. Никогда! В том, что случилось, нет твоей вины и презирать тебя за случившееся я никогда даже не думал. И все те, кто был там в тот день, согласятся со мной.       В глазах эльфа стояли злые слёзы, но он прислушивался.       – Больше всего на свете я хочу обернуть время вспять. Если ты думаешь, что мне доставляет наслаждение мучить тебя, как ты наверняка считаешь – ты ошибаешься. Я бы отдал все, чтоб вернуть тот день, чтоб ни на шаг не отходить от тебя, чтоб не дать тем тварям даже прикоснуться к тебе...       Бард замолчал, судорожно вдыхая напоенный ароматом Трандуила воздух, и, прикрыв глаза, уткнулся лбом в лоб эльфа. Владыка тяжело вздохнул, собирая осколки разбитых вдребезги мыслей, и у человека было несколько секунд, чтобы решиться...       Синда вздрогнул, когда теплые губы коснулись щеки лёгкими поцелуями. Бард проложил дорожку из них по скулам, плавно перешел на волевой подбородок и беззащитную шею. Кадык эльфа нервно дернулся, сглатывая, под осторожными касаниями языка гладкой как шёлк кожи. Бард отпустил запястья короля, проходя кончиками пальцев по вздернутым над его головой рукам, оглаживая и расслабляя напряженные крепкие мускулы.       Трандуил, казалось, покорился судьбе, безвольно обмякнув в ожидании новой порции боли. Ему была чужда такая связь, непривычны пороки людей с их однополыми совокуплениями, и Трандуил, ощутив однажды на себе всю жестокость подобного, отчаянно не желал повторения, но в то же время тело отказывалось подчиняться в надежде, что новая волна боли поможет ему отправиться в столь желанные Чертоги Мандоса.       Но боли все не было. Разум отступил, уступив место инстинктам, и тело эльфа, подрагивавшее, послушно замерло под чуткими прикосновениями. С силой сжав в ладони край маленькой подушки, эльф ждал, настороженно, растерянно, испуганно, но не находил, не чувствовал жестокости или даже намека на неё. Зато чувствовал жар полуобнаженного человеческого тела, прижимавшего его к ложу. Бард казался раскаленным, выплавленным из еще неостывшего металла из гномьих печей буквально только что. Более грубая, чем эльфийская, покрытая темными волосками, кожа обжигала, согревала и растапливала высокую ледяную стену, которой Трандуил оградил себя, стремясь уйти от воспоминаний, вновь всколыхнувших душу. Уголки зажмуренных глаз увлажнились, и эльф понимал, что ниже его раздавленной гордости и самолюбию падать уже некуда, но стоит ли стыдиться человека, во всей красе видевшего его позор?       Между тем, содрогнувшийся от мучительных сомнений Бард тихо поцеловал смеженные веки, собирая на кончике языка солоноватую влагу. Понимая, что пока эльфу бесполезно говорить что-то, мужчина продолжил любовно и неторопливо ласкать распростертое под собой тело. Мускулистая грудь тяжело вздымалась, выдавая взволнованное, нервное дыхание Трандуила, а под тонкой, почти прозрачной кожей на шее заполошно билась темная жилка. Теплые губы бережно прижались к ней, а от выдоха человека по молочной коже эльфа прокатилась волна мурашек.       Трандуилу казалось, что не осталось места на теле, где его не коснулись бы горячие ладони. Нежно, словно Бард прикасался к хрупкому льду, что вот-вот или растает, или треснет, сломается окончательно под сокрушительным натиском.       Когда Бард расстегнул штаны из мягкой ткани, Трандуил не выдержал и перехватил его руки, потянувшие последнюю защиту с бедер. Влажная выцветшая лазурь умоляла, порозовевшие губы дрожали, но не могли вымолвить ни слова. Молчаливая просьба была понятна без слов, но в ту ночь Бард решил идти до конца, но не ломать, а наоборот – вернуть измученной душе желание жить.       Владыка смущенно наблюдал, как Бард наклонился и принялся покрывать горячими поцелуями плоский живот, восхищаясь гладкой бархатистой кожей. Внутри человек изумлялся сам себе, но не смел признаться эльфу, что ранее никто не привлекал его так, как Трандуил, что впервые за долгое время с подобной страстью губы и руки человека ласкали лишь его одного. Бард не жил монахом, ведь со дня смерти жены прошло уже много лет, но именно это совершенство, с которым его свела жизнь, заставило его переступить через нравственность, через принципы и, вопреки здравому смыслу и природе, возжелать мужчину. Возжелать столь страстно, что в присутствии Трандуила оставалось лишь нервно сжимать кулаки и успокаивать отчаянно бьющееся о ребра сердце, искренне надеясь, что его заполошный стук не уловит чуткий эльфийский слух.       Дорожка поцелуев опускалась все ниже, отчего эльф лишь стыдливо покраснел, смутно понимая, чего хочет любовник. Любовник? Трандуил потрясенно выдохнул, когда его штаны мягко соскользнули с бедер, открывая жадному взгляду человека самое сокровенное, и внезапно эльфийский Владыка пожалел о том, что пришел в сознание. Подсознательный страх сковывал Трандуила, открытого, дрожавшего перед неумолимо надвигающейся судьбой. Эльф злился на самого себя на нежелание бороться, на попранную гордость, на унижение былое и нынешнее, вот только... В глазах человека не было ничего, кроме искренности. Кроме нежности и заботы, кроме потемневших радужек, полных неприкрытого вожделения, кроме восхищения – неподдельного восхищения от созерцания обнаженного эльфа.       Больше всего на свете в тот момент Бард хотел убедить, а Трандуил – уверовать, даже не предполагая, что оба думают об одном и том же.       Горячие губы коснулись ещё мягкой плоти эльфа, легко целуя. Владыка лишь беспомощно застонал, отворачивая голову, чтобы не видеть – чувствовать было через край. Подняв взгляд, Бард не без удовольствия отметил заалевшие щёки, слегка приоткрытые губы и закрытые глаза. Волосы синды растрепались по белым подушкам, оттенявшим безупречную жемчужную красоту прядей.       Тело Владыки ответило на трепетную ласку. Трандуил не смог сдержать стона, когда губы Барда плотно обхватили потяжелевшую головку, а язык... язык творил волшебные вещи, от которых у эльфа напрочь сбилось дыхание, но, все так же стискивая ладонь на несчастной подушке, он не позволял себе открывать глаз. Запретная ласка оказалась восхитительной, а противоестественная для эльфа связь уже не казалась такой страшной и дикой, открываясь новыми гранями чувственности.       В ту ночь сердца обоих бились в унисон, неритмично, загнанно. Беседку наполняли хрипловатые чуть слышные стоны и сорванные вздохи, ласкавшие слух Барда, который, несмотря на тянущее, почти нестерпимое возбуждение в паху, даже не думал о собственном удовлетворении, наслаждаясь блаженством любовника, раз за разом выгибавшегося в немом крике от острого, слепящего оргазма. Тепло человеческого тела обволакивало Трандуила успокаивающей негой, а разомлевшее от ласк тело расслабилось, неосознанно подаваясь навстречу движениям рук и губ, жадно скользивших по коже, и вновь и вновь доводивших эльфа до вершины блаженства.       Когда эльф уже начал буквально засыпать в его руках, Бард более-менее взял себя в руки. Бережно укрыв покрывалом окутанное сладостной негой тело, мужчина прилег рядом, взяв на себя смелость приобнять Владыку. Проснулся он раньше Трандуила, когда лесной полумрак вокруг беседки лишь начинали рассеивать робкие лучи восходящего зимнего солнца. Вдохнув пьянивший аромат цветов, исходящий от густого шёлка волос, Бард улыбнулся, почувствовав, что во сне переплел пальцы обнимающей эльфа руки с прохладными пальцами Владыки. Жестко чувствовался рельеф витиеватых колец, украшавших царственную длань.       Приподнявшись на локте, король Дейла с упоением всмотрелся в спокойное, расслабленное лицо эльфа. Длинные темные ресницы чуть дрожали, приоткрытые губы обнажали ровный край белых зубов. Во сне лицо эльфа выглядело свежим и бесконечно юным – сейчас даже можно было подумать, что Трандуил едва ли старше собственного сына. Жемчужное, переливчатое великолепие волос, разметавшихся вокруг головы эльфа светлым ореолом, оттеняло мраморную бледность Перворожденного, и было восхитительно мягким на ощупь, в гладкости и роскошности способное потягаться с самыми изысканными и драгоценными шелками. Легко пропуская сквозь пальцы пряди, Бард, стараясь не нарушить чуткий сон Владыки, тепло коснулся поцелуем атласной кожи плеча, любуясь раскинувшимся рядом дивным телом.       В размышлениях прошло довольно много времени. Мягко перебирая волосы эльфа, Бард раздумывал о будущем, о Дейле, о детях... О том, что делать дальше с ошеломляющим сонмом чувств, обрушившихся на него в единый миг – стоило лишь ощутить, насколько ценна для людского короля жизнь прекрасного эльфийского Владыки.       Задумавшись, Бард едва не пропустил момент, когда ресницы возлюбленного – именно возлюбленного – иначе назвать Трандуила в мыслях он уже не мог, затрепетали. Синда вздохнул и открыл глаза, перед которыми моментально пронеслись воспоминания о прошедшей ночи. Скулы окрасились нежным румянцем, когда эльф почувствовал тепло согревающего его бок тела. А когда Трандуил поднял глаза, заставляя себя взглянуть в лицо человека, чей обращенный на себя взор чувствовал кожей, то поразился озарившему его в единый миг счастью. Бард изумленно выдохнул, вглядываясь в чистейшую весеннюю лазурь, до конца не веря, что любимым глазам вернулись привычные краски.       А спустя мгновение, которое оба запомнили, наверное, до конца отведенной им жизни, их губы слились в первом настоящем, осознанном поцелуе, словно доказывая нерушимую связь меж ними. Уже не было страха, не было того животного ужаса, что терзал сердце Трандуила накануне, лишь неприкрытая нежность, которую дарил ему человек, и которую эльф с жадностью впитывал в себя, отбросив все ненужные мысли.       Бард провел тогда во дворце Трандуила неделю, после чего, оправдываясь делами, отбыл назад в Дейл. На протяжении всего пути с зацелованных губ не сходила мечтательная улыбка. После первой ночи в беседке мужчина понял, что торопить события в их отношениях – последнее дело, учитывая никуда не пропавшие, болезненные воспоминания эльфа о прошлом. И подумал, что Трандуил сам должен решить, насколько далеко зайдут обоюдные ласки, от которых каждую ночь покои Владыки оглашались восторженными стонами, жаркими вздохами, а взгляды любовников туманила одуряющая страсть. Стремясь помочь эльфу забыть прошлое, Бард исступленно ласкал любимого, забывая о самом себе. И казалось, светлее стало все Зеленолесье в те дни, ушла безжизненная мрачность, а под своды эльфийского дворца вернулся долгожданный свет возрожденной из пепла к жизни души Владыки. Подданные лишь притупляли взор, когда два короля проходили мимо, достаточно близко друг к другу, прогуливаясь по искусно выделанным из камня гномами переходам.       Слухи докатились и до Дейла, значительно раньше, чем король прибыл домой и потрясенно понял, что осуждать его некому. Лишь особенно благочестивые люди, отринувшие даже мысли о похоти, могли бросить косой взор, но... Долго взвешивая "за" и "против", оценивая поведение свое и Трандуила в свете прошлых событий, Бард пришел к выводу, что осуждать, в общем-то, и не за что. Оба мудро правили своим народом, выполняли свой долг и защищали подданных, помимо того, у каждого из них был достойный наследник, которому в любой момент можно было спокойно передать бразды правления...       В томительном ожидании прошло два месяца, наполненные привычными делами, суматохой разрастающегося торгового города и ожиданием приближающейся весны. В конце марта прибыл гонец из лесного королевства, передавший приглашение Владыки приехать и разделить с ним и его народом радость празднования Меттаре и Естаре – новогодних эльфийских праздников. В Первый День Года, помимо привычных торжеств, эльфами отмечался и День зачатия Владыки Трандуила.       И после этот день будет отмечен в памяти обоих как их личный, один на двоих, маленький праздник. Лишь робкая Луна и подмигивающие с бархатного ночного небосклона звезды стали свидетелями их первой настоящей близости, стершей последние границы и запреты, последние предубеждения и страхи. И с ней в расцветающее королевство уверенно, во всей немыслимой красоте природы, вступила истинная весна... *       Замерший от нахлынувших воспоминаний Бард вздрогнул, когда подбородка коснулся мимолетный поцелуй и потянулся выше. Ещё раз с нежностью заглянув в любимые глаза, мужчина отбросил сомнения и дурные мысли, с безудержной, дикой страстью впился в податливые губы. Трандуил до боли вжал пальцы в спину человека, оставляя алые следы, даже не сдерживая себя. Проникновение влажных пальцев эльф встретил одобрительным стоном, подаваясь навстречу и выгибаясь под тяжелым телом короля. Осторожные растягивающие движения сопровождались стонами и сжигавшим изнутри безумным жаром, а когда Бард добавил третий, то осталось лишь поцеловать эльфа, топя оглушающий крик, грозивший разбудить весь дворец.        Кончики пальцев безошибочно прошлись по нужному месту, оглаживая стенки и надавливая на бугорок внутри, отчего уже спустя мгновения Трандуил заметался под ним, жарко выстанывая его имя. Казалось, что сердцу тесно внутри от сбоившего суматошного ритма, от невозможного, неистового возбуждения, от бешеных горячечных поцелуев, оставлявших пылающие следы на чувствительной коже эльфа. Бард всегда ощущал просто-таки неземное наслаждение от трепещущего под его прикосновениями тела возлюбленного, с упоением отдававшегося безумной страсти.       Терпеть более сладостную пытку не было сил. Когда влажный кончик языка человека прошелся по краю аккуратного заостренного уха, опаляя дыханием, все тело Трандуила, подобное оголенному нерву, покрылось приятными мурашками, и волна наслаждения прошлась от макушки до пяток. В паху ворочался тяжелый раскаленный ком, казалось, что сам воздух вокруг них готов был воспламениться от искр обжигающей страсти. Эльф целовал плечи Барда, взмокшую шею, путаясь пальцами в жестковатых, тёмных с легкой проседью волосах, оглаживал подрагивавшими ладонями горячее человеческое тело, восхитительно сильное, тренированное и подтянутое под стать его собственному.       Бард вытащил пальцы и провел ещё влажной ладонью по члену, растирая остатки терпкого масла. Приподняв бедра Трандуила, мужчина пристроил под его поясницей мягкую подушку, и, крепко сжимая подрагивавшее в ожидании, горевшее от ласк тело, медленно погрузился в умопомрачительно тесное и жаркое нутро. Гладкие стенки туго обхватывали, судорожно сжимая член внутри, а совершенное тело под Бардом сотрясала сладкая дрожь дикого возбуждения.       Вглядываясь в ставшую почти черной безбрежную синь, человек мучительно медленно, дразняще скользнул ладонью по напряженному, влажному от масла животу Трандуила вниз, бережно окутывая ладонью налитый кровью и жаждущий внимания член. Большим пальцем Бард растер выступившую смазку, задевая уздечку и вырывая глухой стон из стиснутых зубов. Эльф с почти звериным воем выгнулся дугой от одновременного движения руки на его члене и сильного толчка глубоко внутри себя.       Ощущение невероятного блаженства, головокружительной нежности и благоговейного трепета сводили с ума обласканное тело эльфа, затмевали разум сладостной пеленой, среди которой оставалась лишь чистая, незамутненная страсть. Ею горели изумрудные глаза напротив; она перетекала прямо в кровь от прикосновений кожи к коже, так много, так близко и обжигающе, что казалось она граничила с безумием, сладким, до ужаса порочным, но отказаться от которого было равносильно что вырвать себе сердце из груди.       Гибкое тело восхитительно горячо металось под Бардом с каждым толчком, принимая все, что человек отдавал, поддаваясь и... властвуя. Мужчина не признавался, но подозревал, что эльф догадывался о своем влиянии, о своей безграничной власти над разумом, сердцем и душой любящего его человека. Барду хотелось приостановить его, навалиться и грубовато заткнуть поцелуем, потому что если Трандуил будет продолжать так подмахивать ему, так откровенно стонать и так страстно покусывать и царапать его плечи, то долго он не выдержит, позорно сорвавшись и кончив в первые же несколько минут. Глуша желание сиюминутно довести до оргазма мечущееся тело под руками и до рези в глазах, не мигая наблюдать за его наслаждением, Бард подался вперед, закусывая влажную губу Трандуила. Бесцеремонно вторгаясь в рот Владыки, он словно пытался убедиться, что обладает не меньшей властью над эльфом, как будто сумасшедшее биение его сердца и блеск темных глаз не были доказательством.       Бард замер, впитывая мягкость рта Трандуила, и тело под ним дернулось раз, другой, а потом Владыка застонал, прося двинуться. Но Бард лежал, вплавляясь бедрами, грудью, губами в эльфа; чувствуя, как тонет – не в первый раз! – в собственных чувствах, тонет в криках любовника, тонет в самом Трандуиле. Он двинулся едва слышно, и эльф вскрикнул, уже почти высвобождая руки, а потом Бард навязал медленный неспешный ритм. Трандуил поначалу замер, довольный этим, принимая глубокие толчки, попадающие прямо по нужному бугорку, вскрикнул, стараясь увеличить темп, поддаваясь бедрами судорожно и рвано. Но Бард так же медленно и неспешно любил его, свободной рукой лаская твердый его член. Трандуил кончил, ощущая горячую влагу на щеках от невыносимого и глубокого удовольствия, выплескиваясь на свой живот, а спустя несколько сильных толчков Бард последовал за ним, обжигая изнутри своим семенем.       Когда-то для Трандуила подобное было проклятьем. Сейчас же он устало растянулся на Барде, пальцами вплетаясь в его волосы, и Бард обнял красивое тело, притягивая ближе, вдыхая пряный от их любви воздух, смешанной с пронзительным запахом гиацинтов.       Это странно звучало для Барда, это глупым казалось Трандуилу, но сейчас, в скудных сумерках светлеющего утра, их любовь казалась бессмертной. Она текла по комнате озорным ветром из стрельчатого свода окна, где колыхались легкие занавески, текла вокруг кровати, где умирал холодный зимний воздух, сменяясь ароматами горных трав и неведомых цветов. По шелку взбиралась по постели к двум обнаженным мужчинам, замершим в объятии друг друга, и Барду казалось, что все еще впереди. И любовь, и нежная тревога, и сладкие поцелуи, и целая, разделенная на двоих вечность.