запечатли свое имя на моей коже

Гарри не знает, где появятся его слова, будут ли они красивыми и поэтичными или же обычными, что могут быть сказаны любым. Однако Стайлс уверен — они будут литься музыкой из уст его истинной пары. Его гложет страх не найти своего соулмейта. Лучший друг Гарри, Зейн, проснулся на свои восемнадцать лет без слов, и с того дня предпочитал медленно покрывать кожу собственными рисунками, пытаясь заполнить пустоту от не найденной пары. Гарри же, пускай это было больно, и практически разбивало ему сердце, наблюдал за тем, как с каждым днем меркнет свет в глазах Зейна, снедаемого мыслью о том, что ему не суждено найти своего единственного. — Среди всех людей уж ты точно найдешь кого-то, — говорит Малик, протягивая Гарри кружку теплого чая, прежде чем усесться рядом с ним. — Я не знаю. Что если нет? Тогда я навсегда останусь одиноким, — Гарри пожимает плечами и забирает чашку, грея замерзшие пальцы о теплый фарфор и вглядываясь в темную жидкость. Зейн стискивает челюсти, и Гарри мгновенно мысленно пинает себя. — Ох, черт. Прости. Вот дерьмо. Я не подумал… — Не беспокойся, — Зейн жестом останавливает его, — я, вроде как, смирился со всем этим. Судьбу не переспоришь, знаешь же? Гарри хмурится, не поднимая взгляда, и делает глоток чая. Пару лет назад он мечтал о том, как найдет своего соулмейта. Определенного соулмейта. Гарри все еще думает, что Зейн — самый красивый человек, которого он когда-либо видел, Стайлс помнит, как с нетерпением ждал совершеннолетия своего друга. Гарри думал тогда, что, возможно, существовал крохотный шанс, что он окажется парой Зейна, но их ожидало разочарование. Гарри так никогда и не показал своей печали, равно как даже не намекнул на то, что таит в себе сильные чувства к Малику. Все равно это ничего бы не значило, они не предназначены друг другу судьбой. Свою долю Гарри узнает завтра. — Как думаешь, как это будет? — спрашивает Зейн чуть дрожащим голосом. — Встретить своего соулмейта. Какого это будет? Для ответа Гарри нужно лишь вызволить из памяти фантазии о том, что именно он связан с Зейном. Все, что ему нужно, это вслух процитировать свои чувства, которые он испытывает, думая о Малике, и ощущение счастья, что ширилось по телу, когда Стайлс надеялся, что их судьбы переплетены, что сами звезды предписали им быть вместе. — Думаю… это будет словно кто-то разрывает все путы, притягивающие тебя к мирским заботам. И ты паришь, но этот кто-то рядом с тобой, вы парите вместе. Единственная цепь, которую ты чувствуешь, связывает вас вместе, и именно ее ты никогда не захочешь порвать. Вы оба поднимаетесь выше и выше, оставляете позади все несущественные мелочи, и… и вы просто счастливы. По-настоящему, искренне счастливы… — голос Стайлса затихает, и дыхание комом встает в горле. Гарри грустит. Гарри в ярости, что Зейн не связан с ним. Гарри в гневе, что завтра он будет привязан к кому-то другому. А затем Стайлс чувствует руку Зейна на своей ладони. — Ты в порядке? — Да. Скоро буду, — Гарри только улыбается и коротко кивает.

— — —

Гарри практически забывает о словах, когда просыпается следующим утром. Но на руке чувствуется отголосок жжения, будто его клеймили прошедшей ночью, так что он откидывает простыни, и направляется к окну, чтобы получше разглядеть надпись в лучах солнца. На его коже запечатлены слова: «Это произошло». Сердце начинает биться сильнее, адреналин заполняет тело до краев, и Гарри знает, что должен выйти из дома. Он натягивает обувь, выбегает из комнаты, даже не потрудившись расчесать волосы. Но прежде чем Стайлс достигает двери, он останавливается у зеркала, висящего в коридоре, и разглядывает свое отражение. Сегодня он изменится. Сегодня он встретит того самого человека, который заполнит пустоту в его душе, и останется переплетенным с ним навеки. Гарри открывает двери, и тут же натыкается на запыхавшегося Зейна, стоящего у него на пороге. Отдышавшись, Малик широко улыбается. — Это произошло, — говорит он, и его голос буквально излучает облегчение, счастье, и, вполне возможно, это самая прекрасная фраза, которую Гарри довелось услышать. Малик уже хочет поднять рукав, чтобы показать, как вдруг Гарри сдавленно выдыхает: — Зейн… Зейн замирает, его зрачки расширяются, наполняясь сначала любопытством, а затем и осознанием. Он медленно закатывает рукав, оголяя собственное имя, выписанное на руке. Все должно измениться, когда встречаешь своего соулмейта. Но у Гарри это чувство принадлежности уже давно было, а нити, давно привязавшие его к Зейну, лишь сделались крепче. Гарри всегда знал. Но только сейчас он наконец-то обрел дом.