Пф, тоже мне препод века!

POV Лера. Мои веки просто-напросто сейчас рухнут. Сколько я уже не спала? Перед работой не удалось сомкнуть глаз и после неё тоже. И поесть не получилось, последнее пришлось оставить отцу… Иначе бы не оценил, это уж точно. В коридорах никого, и ничто не отвлекает от мыслей. Надо заканчивать с этой вездесущей добротой, ничем хорошим иначе не кончится. Надо же так пить, чтобы отрубиться прямо на улице. А если это компашка того парня бросила его одного, я каждому выгрызу глаза и сожру мозги, чтобы знали. Из-за всех них я сейчас упаду спать прямо перед кабинетом. И где носит классуху?! В итоге пришлось брать ключ у охранника, ибо свой я оставила в сумке в лаборантской. Это, честно говоря, очень настораживает. Никогда Наталья Вячеславовна не опаздывала, приходила раньше меня уж во всяком случае. Надеюсь, что с ней всё в порядке, ибо сорок пять лет — это не шутки. Да и будет плохо лишиться последней моральной поддержки в этом аду… Забрав запасной дубликат из сумки вместе с учебниками, я направилась в кабинет, который располагался намного дальше нашего. Повезло же, история. Мало того, что я её ненавижу, да и от голоса учительницы всегда клонит в сон. И если я смогу не заснуть, это будет великим подвигом. Оставшиеся четыре урока я отучилась вполне спокойно. Нигде не заснула и слушала предельно внимательно. Может, спать поменьше мне? По крайней мере до сна недолго осталось: мои любимые три часа биологии и химии, потом домашка и спа-ать. Хоть где-то есть проблеск света, как иронично. Подойдя к нашему кабинету, я снова удивилась: мои одноклассники столпились около него, распределившись по небольшим группкам. Я остановилась, до сих пор осмысляя кое-что: неужели Наталья Вячеславовна не пришла? Бред какой-то, а как же уроки? — Эй, Менделеева, чё остановилась? Дуй сюда, НВ, кажись, не будет, — крикнула моя одноклассница, с которой я более менее нормально общалась, но подругами нас назвать было нельзя. Всего лишь человек, который хорошо ко мне относился и не сплетничал за моей спиной. — У меня имя, вообще-то, есть, — буркнула я, открывая кабинет, и сразу сев на первую парту, которая стояла напротив учительского стола, да и вообще кафедры. Я быстро достала два массивных учебника биологии и химии и общую тетрадь, куда записывала все темы и конспекты, потому что любила потом переписать в чистовик и никогда не ленилась и уж тем более не жалела бумаги. Спустя пятнадцать минут оглушающе прозвенел звонок, и одноклассники разбрелись по местам, но гогот их голосов до сих пор сотрясал стены кабинета. Мне в эти минуты просто хотелось раствориться в этих книгах или заткнуть ими уши, ибо клубная музыка пару раз тряхнула мои барабанные перепонки. Дверь в кабинет открылась, и я первым делом глянула туда с мнимой надеждой, но потом сразу же сникла, увидев ненавистного мне завуча. — Так, ребята, успокаиваемся, — Андрей Анатольевич пару раз хлопнул в ладоши, будто приводя класс в чувства, — к сожалению, Наталья Вячеславовна здесь больше не работает по состоянию здоровья. Вам назначен новый классный руководитель. Но он пока опаздывает, сообщил, что у него были срочные неотложные дела. Надеюсь, что вы благоразумные люди, и не станете доставать его. Пока что ждите. Лера! Проследить. Я вяло кивнула, начиная представлять, каким же будет наш новый учитель. Может, это молодой парень, который украдёт сердца доброй половины нашей гимназии, или это зрелый мужчина сорока лет, у которого начинает отвисать пузико, или же это вообще усатый шестидесятилетний старикан со строгими нравами. Хотя, конечно, сейчас моё сердце ютится в пятках от страха за НВ, если она при своём возрасте по состоянию здоровья резко покидает место работы. Неужто наши обалдуи всё-таки довели её до ручки? Хреновенько дело, конечно… Надеюсь, новый класрук не отберёт добрую часть лаборантской, которую я занимаю. Ибо с моими домашними делами ни один учебник не выживет, а все мои вещи давно пристроены у бабули. Блин, как же всё гладко начиналось, но почему именно сейчас всё так… Дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет залетел мужч… парень, да. — Встать! — требовательно крикнул он, даже не взглянув на нас. Все перепуганные от неожиданности повскакали со своих мест, во всю рассматривая нового нашего няньку. Он небрежно кинул на кафедру свою сумку-мессенджер и ключи от класса и, повернувшись к нам спиной, стал писать новую тему на доске. Позже, как только этот тип соизволил повернуться к нам лицом, его взгляд блуждал по каждому и с сомнением остановился на мне, когда я, вытаращив глаза, смотрела прямиком на него. Быть того не может, это что, шутка такая?! — Садитесь, — прохрипел он, до сих пор с каким-то мнимым сомнением осматривая меня. — Я — Дмитрий Юрьевич, ваш новый классный руководитель и по совместительству учитель биологии и химии. Надеюсь на сотрудничество. Кто из вас староста? — Я, — кое-как отлепив свой зад от стула, я впилась в него взглядом продумывая варианты его четвертования. Этот чёртов алкаш на лавочке ведёт мои любимые предметы, да и вообще занял место моей любимой Натальи Вячеславовны. Он не должен там стоять, имея причуду хорошо бухнуть. Да кто он вообще такой?! — Составь список класса и принеси журнал, — он присел на учительский стул, который моментально издал жалобный скрип. Ну конечно, эта тушка не так уж и мало весит. Всё-таки классически четвертую, мой мозг столько думы просто не выдержит. — В журнале есть список, вам этого не достаточно? — возразила я ему, откуда-то хватанув смелости. Тот демонстративно закатил глаза. — Умная взялась? Имя и фамилия, — строго сказал он, отчего по позвоночнику прошел холодок. Неужели, ха-ха, наш класс впервые так старательно молчит. — Валерия Менделеева, — надменно проговорила я, будто этим пыталась доказать и показать ему его место. — Какое странное совпадение, — хмыкнул он, а я держала себя от того, чтобы не высказать свою мысль о том, как он от такого количества пойла вообще явился в гимназию и помнил о таком известно химике, как Дмитрий Менделеев. — Ты несёшь мне журнал и составляешь список класса. Что-то непонятно? Я что-то в ответ рыкнула и вылетела из класса под смешки одноклассников и фразу Дмитрия Юрьевича «ну что, бездари, продолжаем». Вмиг появилось чувство, будто я избалованный трудный подросток, у которого отняли наушники. Наверное, я просто слишком сильно разозлилась из-за ухода классухи и назначения на её почётное место этого алкаша. Я забежала в учительскую, выхватив с полки журнал нашего класса и убегая с той же скоростью обратно в класс. Как только я вошла, меня будто сполоснуло тишиной. Готова поклясться, что этот придурок умеет держать дисциплину, несмотря на свой возраст. Хотя, половину класса он держит не под чувством страха, а под чувством влюблённости, ибо сияющие глазки моих одноклассниц и тихие рыканья «все бабы — дуры» мальчиков говорят сами за себя. Я передала новоиспечённому учителю журнал, который опять глянул на меня с мнимым сомнением, и уселась на своё место, выдирая листок из большой общей тетради. — Как закончишь, задание на доске. Сегодня не буду плеваться обильным материалом в честь нового знакомства. По-тихому сделаете конспект и выучите его на следующий урок. Понятно? Я смотрела на него, как на умалишённого. Почему он спрашивает меня понятно мне или нет, будто перед ним отсталая человеческая особь. Я порву его, как Тузик грелку, ей богу, если он не прекратит. Пока я сверлила этого алкаша взглядом, он копался в журнале. Ну, моим решением на ближайшие пятнадцать минут, пока мне не отдадут журнал, стало копание в учебнике. Учитель достал из кармана чёрных джинс бумажку, свёрнутую в четыре раза, и снова пробежался глазами по ней, пару раз задумчиво покрутив перед глазами. — Сидим и не пикаем. Кто издаст хотя бы один звук, продам органы на чёрном рынке. Мне нужно сделать один звонок. И я поняла, что это за звонок и что это за записка. Я подставила тыльную сторону ладони под щеку, с коварной улыбкой наблюдая за учителем, на что мне в ответ была продемонстрирована поднятая бровь. Ну, это пустяки. Представляю себе картину, которая развернётся сейчас перед ним. Как только Дмитрий Юрьевич приложил телефон к уху, мой мобильник взорвался трэш металлом, будоража весь класс. А я только сейчас с ужасом поняла, о чём думают мои одноклассники. Но надо было видеть взгляд Дмитрия Юрьевича — вот что настоящий трэш! Тот быстро выключил телефон, и мой отключился тут же. И я почувствовала спинным мозгом сомнительные взгляды своих одноклассников. Мне, в принципе, всё равно, что думают эти обалдуи, но сейчас почему-то не по себе. Я промолчу о том, как прошёл оставшийся урок и как многозначительно мы смотрели друг на друга. Я по-прежнему была взбешена, охваченная ненавязчивым желанием четвертования. Прозвенел звонок, и все галопом выбежали из класса, кроме меня. Я бесшумно подошла к столу, уставившись на учителя и протянув руку. — Жать не буду, мы не друзья и не коллеги, — фыркнул он недовольно, зля меня ещё больше. — Ага, как же, больно надо. Деньги давай, — нагло высказала я, вызывая в том удивление. — Что? Это шантаж? — Нет, это такси. Будь любезен, я не мало потратила на поездку до твоего дома и из-за тебя так мне не удалось поспать хотя бы час, — он присмотрелся к моим глазам, сразу же понимая, что я имею в виду. Мои синяки под глазами явно кричали о том, что я не сплю больше суток. Он устало вздохнул и потянулся к свой сумке, доставая купюру. — Этого достаточно? — он протянул как раз столько, сколько я потратила этим утром. — Не волнуйся, лишнего не возьму, — моя рука на автомате выхватила деньги. — Я думал, что ещё за работёнку возьмёшь. Ну там, за лекарства и так далее… — нагло причитал он, заставляя порозоветь мои щёки. Я повернулась к нему, зло сверкнув глазами.  — Нет уж, спасибо, во мне ещё осталась капля совести, — рыкнула я и вышла из класса, оставляя учителя в одиночестве. Стоило мне выйти из класса, как куча любопытных взоров обрушилась на мою страдательную тушку. — Чё уставились? — устало выдохнула я. — Любопытным Варварам на базаре носы поотрывали. Он номером ошибся, я также как и вы его сегодня первый раз увидела. — Ну конечно, — пролепетала звезда нашего класса, — и смотрел он на тебя просто так. — Хочешь, чтобы он на тебя так смотрел? Забирай, мне этого счастья не нужно. — я развернулась и ушла туда, где тихо. Именно, на крышу. Когда закончилась биология все со скоростью света смылись из класса. Я же пошла в лаборантскую за учебниками, чтобы начать делать домашнее задание, как обычно это делала. Раз дома не могу — школа мне второй дом для этого. И удобно, и не отвлекает ничего. Все учителя привыкли к тому, что я всегда задерживаюсь после школы на добрые пару-тройку часов. Но в этот раз медлить было нельзя, меня ждала бабушка. Как только я вошла в лаборантскую, то столкнулась с нашим химиком-биологом, мирно курящим возле открытого окна. — Да Вы с ума сошли! — я выпучила глаза, но в ответ мне был только равнодушный взгляд, — одно движение, и всё на воздух! Мозги выветрились что ли?! — Во-первых, попридержи коней, перед тобой учитель, а не пьяная школьница. Во-вторых, что ты тут делаешь? — К вашему сведению, Дмитрий Юрьевич, я всегда делаю домашнее задание в гимназии. Это удобно и практично, а также у меня есть отдельное место в лаборантской, которую мне выделила Наталья Вячеславовна. — А, она мне говорила о тебе. Ты же сдаёшь и химию, и биологию в следующем году? — он приподнял бровь, снова затянувшись, а потом потушил сигарету и убрал её, видно, в старую пачку из-под сигарет. А я пыталась понять одну истину: он что, знает НВ? — Не поверишь, она мой учитель. Ты у неё любимица. — Пф, не пытайтесь меня задобрить общим знакомством, — фыркнула я и повернулась к нему спиной, но чтобы достать нужные учебники. Я чувствовала к нему некую неприязнь после ночного случая, и то, что он ученик моей любимой НВ, ничего не меняет. Дмитрий Юрьевич все тот же алкаш с лавочки, у которого от пойла выветрились последние мозги. Я замерла от шока. Что я делаю? Так предвзято отношусь к нему, хотя даже не знаю о его настоящих возможностях. Просыпается юношеский максимализм? Невозможно, это не я, и никогда в моей голове не было такой странной каши. — Вы знаете, — отчего-то захотелось ему кое-что высказать, — я никогда не отношусь предвзято к людям, стараясь узнать их настоящие возможности, а также не страдаю юношеским максимализмом. Но учитывая, как я вас тащила пьяного в стельку домой в шестом часу утра, как последнего алкаша, странно, что вы сегодня явились на работу. И вам не стыдно? Даже не соизволили сказать спасибо, — сейчас злость сменилась обидой. Я не поднимала взгляд на учителя, но чувствовала хмурость, витающую в лаборантской. Собрав нужную стопку учебников, я собралась выйти из лаборантской, но добавила последнее, чтобы испариться до его ухода, — Вы не должны стоять на её месте. Я вышла, кинув с хлопком стопку учебников на последнюю парту и хлопнула дверью, когда выбежала из класса. Да… не думала, что с проблемами похуже я настолько расстроюсь из-за ухода НВ и прихода этого алкаша. Но что поделать, я лишь для него глупый подросток, который не может принять нового «папочку». Мне своего хватает… Однако долго злиться не могла, вспомнив о моей бабушке, к которой обещала забежать после уроков. Пройдясь минут пять по коридорам, я вернулась в класс и, к своему счастью, подметила, что учитель давно смылся. Отлично, мне никто не будет мешать. В итоге с уроками я просидела добрых полтора часа, но была довольна. Зато через минуту мой желудок недовольно заявил о себе, что давно пора бы подкинуть ему жратвы, ибо тот грозился испустить дух прямо в школе. Благо моя бабуля — классика, которая считала своей главное задачей откормить «тощего» отпрыска. За это я её и любила. Хм, звучит эгоистично… Я больше люблю её как добродушного человека и до сих пор не понимаю, как у неё вырос мой отец-разгильдяй. Убрав учебники, подготовленные на завтрашние уроки, а заодно и положив на них тетради, я огляделась: лаборантская была моим излюбленным местом после крыши. Место, где обитает добро моей учительницы. Каждая пробирка, каждое вещество будто пропитано ею, и не так уж и странно, что её уход ударил по мне. Чувство, будто вырвали кусок сердца. Мне нужно навестить НВ. При таком возрасте… уйти по болезни, это действительно серьезно, и, честно говоря, мне очень страшно. Она никогда не подавала вида, что у неё проблемы, но мы видели друг друга насквозь. Я рассказывала ей о себе, а она делилась своими проблемами. Теперь здесь он… Молодой, не проживший жизни, не вызывающий чувства доверия, видно, еще и любящий погулять на славу. И такой, как он, заменит мне её? Да никогда в жизни. Усталый вздох сорвался с моих губ, и я мигом вылетела из класса, заперев его. Попрощавшись с охранником, я направилась в ближайший гипермаркет, чтобы прикупить чего-нибудь на перекус. Даже если бабушка сказала, что ей ничего не нужно, я никогда в жизни не приду к ней с пустыми руками, иначе с моей стороны это будет очень невежливо. Я зашла в магазин, неторопливо прохаживаясь между полок с продуктами, в итоге выбрав несколько вкусностей. Потом я зашла в аптеку, чтобы прикупить пару «рядовых» лекарств для бабушки, наскоро вспоминая, какие все же лекарства у нее начинали заканчиваться. Снова сделав покупку, я, вовсю довольная, теперь двигалась к ожидающей меня старушке. Погода не могла не радовать: хоть небо и хмурое, но приятная прохлада обдовала, а запах озона, который появлялся в воздухе перед грозой, заполнял лёгкие. Люблю начало осени за эту погоду, за хмурость, которая часто бывала в общем такте с моим настроением. Но вдоволь насладиться я не успела, быстро дойдя до подъезда бабушки. Открыв домофон собственным ключом, что любезно выделила мне старушка, я поднялась на лифте на нужный этаж и отперла дверь в квартиру. Переступив порог и закрыв за собой входную дверь, я крикнула: — Бу-у-уль! — в прихожую чуть ли не влетела пожилая женщина. Она раскинула руки и крепко обняла меня, и в сердце вмиг потеплело. Я улыбнулась, — приветик! Я соскучилась. — Лерочка моя, я тоже, — хохотнула она, и в голову пришла мысль, что эта привычка передалась мне от бабули. — Проходи в гостиную, чайку попьём! — Да, конечно, переоденусь только. Вот ещё, возьми! — пакет с продуктами, видимо, огорчил её, потому что я услышала печальный вздох. — Ну не надо, буль, здесь и перекусить, и пара лекарств. Тебе же лучше! — Лерочка, да как так. А себе? А себе! — она покачала головой, тихонько принимая пакет. — Хватит обо мне печься. — А о ком мне ещё заботиться? — хмыкнула я, снимая верхнюю одежду и обувь. Бабушка давно хлопотала на кухне, убирая некоторые продукты в холодильник, другие выкладывала на тарелку. И правда, мне больше не о ком заботиться, кроме неё, тем более, что она чувствовала себя последнее время неважно, то и дело хватаясь за сердце. И я знала, что было этому причиной. Ненавижу своего отца. Я потопала в гостиную, которая лучилась уютом и теплом. На небольшом журнальном столике уже стоял ароматный чай, светло-зелёные обои придавали некую светлость комнате, в которой начинал селиться полумрак из-за облачной погоды; в правом углу напротив входа в комнату на небольшой тумбочке стоял телевизор, который, видимо, она уже давно не включала, на полу был расстелен ковер, что, в принципе, было важной частью почти каждой квартиры пожилых людей. Слева по длине почти во всю стену стоял диван, а буквально напротив него два кресла и журнальный столик со сладостями. Комната не выглядела пустой из-за угловых шкафов, дополняющих этот простой интерьер. Я плюхнулась на кресло, блаженно вздыхая. Тут же вошла бабушка с тарелкой сладостей. — Горяченького будешь? — просила она заботливо, на что в ответ была моя голодная и усталая улыбка. Вновь старушка засуетилась, но не прошло и десяти минут, как на столике стояло картофельное пюре с двумя небольшими котлетками. Мой живот издал страшный звук, когда нос вдохнул манящий запах еды. Я тут же начала уплетать стряпню за обе щёки, иногда забывая жевать, а бабушка моя поглядывала на всё это иронично, но счастливо. Конечно же ты будешь счастливым, если есть хотя бы один человек, о котором можешь позаботиться ты или может позаботиться о тебе он. Вдоволь наевшись, я откинулась с чашкой чая на спинку кресла. — Как дома дела? — начала бабуля, и спину резко свело. Я отвела взгляд, опустив руки с чашечкой чая на колени. Она тяжело вздохнула. — Ну вот. Эх, дожить бы до того, как школу закончишь, а там и умирать можно будет спокойно, — бабуля хохотнула. Я поставила чашку на столик и села на колени перед старушкой. — Нет, не говори так, бабушка, — в глазах застыли слёзы, которые вмиг хлынули. — Ты слышишь меня?! Не смей так говорить! Ты увидишь, как я стану известным химиком биологом, и у тебя будет лучшая старость! Я обещаю, бабушка, я обещаю тебе! — моя голова упала к ней на колени, а плечи тряслись от нахлынувшей истерики. Мне ужасно страшно от чувства, что что-то должно произойти, что неспроста мне это говорит бабушка. Неспроста она говорит, что хочет хотя бы дожить. Нет, всё будет хорошо, всё нормально. Она увидит, как я успешно поднимусь в карьере, как я, если и не стану известной, то получу достойную работу. Я не дам себе упасть в её глазах и не дам пережить то горе, что она испытывала, выращивая моего отца. Я не позволю ей горевать и волноваться. Она будет мной гордиться так, как ещё никогда не гордилась. — Ну-ну, — снова хохотнула она, поглаживая меня по волосам, — Лерочка, послушай меня очень внимательно, — старушка заставила меня поднять на неё свой заплаканный взор, и спину в который раз свело, — я уже написала завещание. Квартира перейдёт тебе, Лерочка, со всем добром. Она хоть и маленькая, на пока что пойдёт, а там можешь делать с ней, всё что захочешь. Завещание лежит в моих документах. Не говори своему отцу об этом, тебе же спокойнее жить будет. Все твои вещички здесь, так что при возможности уедешь. Я шокировано глядела на неё, а в глазах переливался ужас, и последняя надежда на то, что всё будет хорошо, испарилась. Завещание — это серьёзно. И если она его составила, то, значит, не шутит. Почему? Она слабеет? Невозможно, сейчас она живёт в абсолютном покое, бегает по квартире, смеётся, радуется. Что же не так? Неужели она чувствует приближение кончины?.. — Ну-ну, чего так испугалась, — засмеялась она, — я ж не сейчас помирать собралась, ой. Я на всякий случай, чтобы квартирка никуда не делась. Ты, Лерочка, человек хороший, и я знаю, что тебе можно доверять. У тебя добродушный и серьёзный характер, ты уж по-любому выберешься в люди, в отличие от мамы и отца. Не волнуйся так сильно. Я кивнула, немного успокоившись, но в глубине души засел вязкий страх. Именно вязкий, потому что он будто ползал по сердцу и душе, обнимая липкими щупальцами, от чего становилось больно. Но к такому чувству, к сожалению, мне не привыкать. С бабушкой мы всё-таки чаёк допили, поболтали в этот раз на весёлые темы, даже похохотали от души, что заставило меня вдоволь успокоиться. Пока старушка пошла относить всё на кухню, я откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза. Я правда люблю её и всем сердцем хочу, чтобы она видела мои успехи и гордилась мной. Единственный родной человек… В голове вспыхнул образ нашего Дмитрия Юрьевича, и я с раздражением выдохнула. Ну вот, не хватало ещё его при каждом удобном случае вспоминать. Я фыркнула, придумывая наряду всякие колкости, которые при удобном случае смогу воплотить в жизнь. И совершенно не заметила, как уснула.