Understanding

Они знают друг друга с самого детства. Знакомство ещё двух совсем малышей вышло совершенно случайным, как принято считать людям, образом. На самом же деле всё, что происходит с нами, — не случайность. Джису вышел на дорогу, смотря на стремительно приближающийся автомобиль. Мальчик не уходил, не смотрел с испугом. Он не думал, что через мгновение жизнь могла оборваться. Его никогда не пугала смерть. В самый роковой момент маленькая ручка потянула Джису в сторону, и автомобиль пронёсся мимо с бешеной скоростью. Спасителем же оказался мальчишка на полголовы ниже и, судя по чертам лица, младше и по возрасту. В память Джису врезались эти глаза, полные беспокойства. Эти умные, пронизывающие насквозь глаза цвета шоколада. Мальчишка строго смотрел на Хона, долго читал нотации, включая в свою речь знания из физики. Он много говорил про движение по инерции и что из-за этой самой инерции автомобиль не может остановиться сразу. А после он так тепло-тепло улыбнулся, как, кажется, не греют солнечные лучи, и протянул ладонь. Хансоль — имя, въевшееся под корку головного мозга Джису, имя, что так много значит для него. А после всё детство шли рука об руку. Они любили уходить в лес или поле, лежать в высокой траве и слушать дыхание самой Госпожи Природы. Они любили смотреть на звёзды, на эти маленькие далёкие огоньки во тьме, угадывать, где и какое созвездие, а ещё больше — придумывать свои, о которых знали только лишь они. Они всегда шли вместе. Только вот разница в возрасте прервала их путь. Джису закончил школу раньше и, как бы ему ни хотелось, он не мог остаться с другом, а вынужден был продолжать двигаться вперёд, но теперь один. — ничего, хён. Я скоро, только подожди меня немножко. Джису знает, что Хансоль совсем скоро догонит его, тогда они смогут продолжить этот путь вместе. Но за два года многое меняется. И путь Джису стал иным. Без Хансоля было тяжело, без него не было того тепла, которое излучало это маленькое солнышко, не было звонкого смеха, что невольно вызывал улыбку на лице. Были лишь непроходимая тьма и холод, пронизывающий до самой глубины души. И Джису сбился с пути. Хансоль возвращается, как и обещал тогда. Юноша пронзительным взглядом карих глаз замечает, что они не смогут идти по одному пути, ведь Джису, его, хрупкий телом, но стойкий душой, как всегда считал Чхве, хён идёт по совсем другой дороге, незнакомой, тёмной, пугающей своей неизвестностью. Хансоль видит, что его друг изменился. Но только мысль, что он и его хён не смогут идти рука об руку, как было всегда, огорчала, и юноша закрывал глаза, упорно стараясь не замечать того, что рвало на части. Но всегда жить с закрытыми на реальность глазами юноша не мог. Когда человек теряет слух или зрение, чутьё усиливается. Чем сильнее Чхве старался закрыть глаза, тем острее ощущал боль. Он видел изменения в друге. Видел глубокую печаль в глазах Джису. Проницательный юноша не знал и не мог знать причин изменений, и это рвало его на части. Всякий раз, когда Хансоль пытался заговорить об этом с другом, ничего не выходило. Не было возможным что-то узнать. Джису только вымученно улыбался. И младшего злила его неспособность узнать, что же такое страшное кроется за этой печалью в лисьих глазах. Хансоль вновь расспрашивает друга, почему тот плачет и кому надо организовать свидание с асфальтом, но Джису смеётся, вытирая полосы солёной воды с лица, и говорит, что друг не поймёт. Хансолю обидно, он ведь уже давно не маленький мальчик, так почему же он не сможет понять? Он даже сложные темы по физике разбирает, а это вовсе не шуточки. Так если способен понять такой сложный предмет, то разве есть то, что он не смог бы понять, разложить по полочкам, уяснить? Джису лишь кротко улыбается, когда друг с жаром доказывает, что может понять всё, что угодно, только нужно дать ему время разобраться. Хон искренне верит, что его тонсэн может горы свернуть, а то и ещё что, не зря же он так хорошо разбирается в точных науках. Чхве медленно пожирает обида и даже чуточку злость на друга. Джису не рассказывает, не отвечает, только улыбается, но его улыбка настолько переполнена печалью и болью, что у Хансоля струны души едва не рвутся. Хон говорит, что Хансоль не сможет понять, даже если он и расскажет, ведь каждый ныряет в этот океан по-своему. Хансоль закипает от негодования и лишь хмыкает, не продолжая допроса. Он ещё даже не знает, что его океаном станет этот парнишка с лисьим прищуром и тёплой, но полной боли, улыбкой. Джису думает, что его малышу совсем не обязательно знать, в какой грязи по самые уши застрял его хён. Старший всё реже появляется в их скромном уголке. Всё чаще пропускает занятия, и Хансоль не знает, о чём думать. Его хён решил бросить учёбу? Но он никогда не относился так наплевательски к учёбе, он не мог. И единственное, о чём оставалось думать с горечью юноше, — у его самого лучшего на свете хёна серьёзные проблемы. Джису с каждым днём увязает всё сильнее в этой грязи, а Хансоль — в океане, имя которому Хон Джису. Хансоль осознаёт свою любовь неожиданно, как неожиданно застаёт ливень человека, рассчитывающего на солнечную погоду. И юноша думает, что болен. Всё чаще его мысли целиком и полностью заняты болезнью, имя которой Хон Джису. Он думает о нём всегда. Ночью тоскливые и сжимающие сердце мысли атакуют несчастного больного. И долгими, мучительными часами он поглощён мыслями, засыпая от бессилия за час до будильника. Но раздумья не проходят напрасны. Когда в один вечер он, наконец, застаёт Джису в их скромном жилище заплаканным и с огромными ссадинами на лице, в голове что-то щёлкает. Только сердце болезненно сжимается. Хансоль садится рядом и спрашивает, гладит нежно-нежно по спине, но хён не отвечает. Только тепло улыбается, тихо бросая что-то совершенно нелепое, наподобие отговорки, и скрывается за дверью в ванной, оставляя своего друга в недоумении. Хансоль усерднее насилует мозг мыслями, теориями и догадками о том, что же такого случилось с Джису. Механизм мышления уже скоро будет изношен и начнёт давать серьёзные сбои, нервы накалены до предела. Спрашивать прямо — бесполезное дело. Он не отвечает, только улыбается и бросает что-то нелепое, а после уходит и вновь надолго. Да ведь Хансоль расшибётся, но дойдёт до истины. Ему только нужно время разобраться. Юноша усердно думал, анализировал, раскладывал по полочкам, — теперь он разобрался. И он не осуждает совсем. Только ему безумно больно от мысли, сколько же пришлось и приходится терпеть его хёну. Задыхаясь очередной томительной ночью от тяжести в груди, он думает, что теперь никогда и ни за что на свете не отпустит его руки. Когда Хансоль в очередной раз спрашивает, откуда очередной синяк на лице, Джису не отвечает, потому что Хансоль выучил уже все наизусть отговорки хёна, все его «не заметил ветку и оцарапался», «врезался в косяк», и по глазам читается это «не верю». Джису не отвечает, не пытается улыбнуться, как когда-то. Внутри с надрывом трещит по швам слабо подшитое сердце. И сил на улыбку, такую слабую и переполненную страдания, но отчего-то тёплую, совершенно не остаётся. Хансоль прижимает его к себе. Он всё понимает. Понимает, почему глаза Джису так часто выглядят опухшими, почему на лице так много синяков и ссадин. Он с ужасом думает о том, сколько же ещё скрывается меток под одеждой, и жмурится от этой мысли. Он понимает, почему его хён стал так редко появляться на занятиях, почему он, и без того худой, стал почти прозрачен. Он понимает всё, ловит каждое движение, каждое слово, каждое изменение… Но он не может уяснить для себя лишь одно — почему он не должен был понять? Джису утыкается в крепкое плечо и даёт волю слезам. Он знает — тонсэн не осудит. Впервые за долгое время Хон чувствует облегчение. Он знает, Хансоль не ударит больно по лицу и не будет задевать колкими, врезающимися в самую душу, словами. Когда Хансоль шепчет на ухо: «я не отпущу тебя больше», Джису впервые искренне улыбается. И в этой улыбки нет ни капли боли.