Dixit

Джо. Кончик языка сталкивается с небом и тут же исчезает, словно пугаясь следующего за ним жужжащего звука. А потом губы округляются в удивленное «о». Джо. Джо – это цветовой спектр от светло-серого до черного. От гейнсборо* до черного янтаря. Тускло-серая футболка, одеяло в темно-серую полоску и угольно-черные джинсы. Пасмурный Лондон, мокрый асфальт под нашими кедами, металлический привкус на прокушенной губе. Колечко в носу из нержавеющей стали, серебряное кольцо, отпечаток от которого остается на моем бедре. Серый мир Джо Сагга. Джо – это мое неумение перестать смеяться. Это бесконечный поток шуток, лучшие пародии в моей жизни и боль во всем теле, потому что организм не приспособлен смеяться так сильно. Это когда самый грустный эпизод из самого дурацкого в мире фильма становится самым лучшим, потому что он лежит рядом и бормочет какую-то несусветицу мне в плечо. Это когда стараешься растереть щеки, чтобы они перестали болеть от постоянных улыбок. Это свет, ослепляющий, как июльское солнце, которое будит тебя, направляя свои горячие лучи в окно твоей комнаты. Это светофор. Красный «Не трогай меня», пока горит красная лампочка на камере. Зеленый «Я твой», пока вокруг горят зеленые гирлянды, и я слишком юный, чтобы понять, что же он действительно хочет. У него нет желтого. Желтый – цвет сомнения. Джо не сомневается. Джо не нажимает на тормоз. Джо – это вода. Это океан в Санта-Монике, кольцо его рук вокруг моего торса и утопающие в приливе стопы ног. Это ярко-цветные водные пистолеты на заднем дворе чьего-то дома в одном из июней, мокрые волосы и мокрые пятна на футболке, говорящие о том, что я проиграл, а он выиграл. Это мокрый поцелуй с привкусом сангрии, и запах океанской соли, и шум умирающих в отливе волн. Это вода в душе – слишком холодная или слишком горячая, ощущение чужих коленей напротив твоих, когда вы делите на двоих одну ванну. Это выплескивающаяся на пол вода, тяжелое тело сверху и сдавленный смех. «Согласно законам физики, рано или поздно наш вес вытолкнет всю воду». А я люблю тебя, и мне плевать, если нет законов и правил, согласно которым я это делаю. Джо – это ошибки в немецком. Когда вместо ich mag он случайно произносит ich liebe, а ты вроде немного знаешь немецкий, поэтому поправляешь его с чувством своего-хоть-в-чем-то превосходства, а он смотрит на тебя, как на Вселенную. И повторяет: Нет. Ich liebe. Ich liebe dich.** Джо – это его самая бесшумная в мире дверь в комнату, которая становится до ужаса скрипучей, когда я пробираюсь к нему ночью. Это маленький рост и гигантское сердце. Это маленькие руки, которые обнимают тебя, и ты понимаешь, что ты самая большая и нужная вещь в его жизни. Это глупые шоу по телику в два часа ночи, вроде тех, где ведущие болтают без умолку, пытаясь уговорить таких же неспящих телезрителей позвонить в прямой эфир и ответить на какой-нибудь до омерзения банальный вопрос. Это услышать усмешку в поцелуй, осознавая, что он краем глаза наблюдает за происходящим на экране, и закрыть ему глаза ладонью. Джо – это буквы на моей спине. Размашистая «J», переходящая в круглую «o» и сменяющаяся хвостатой «e». Это аккуратный, вкрадчивый вопрос умудренного жизнью татуировщика «Вы точно уверены?». Господи, конечно, я уверен. Я десять лет был уверен. Джо – это сжатая в моей руке рука, пока колючая иголка впивается в мою кожу много-много раз в секунду. Рука с золотым кольцом на безымянном, которое явно немного великовато. И моя – с таким же, но явно немного маловатым. Потому что Джо – это нервы, зализанные гелем волосы, черный – «Смотри, Каспар, мы похожи на молодое семейство пингвинов» - смокинг и абсолютное неумение определять размеры колец на глаз. Джо – это самый первый и самый счастливый в мире Джо Сагг-Ли. Джо – это Каспар. А Каспар – это Джо. Согласно законам логики, такое невозможно. Ну что ж, к черту законы логики.