На повтор

На самом деле Лиара совершенно не ожидала пережить конец собственного цикла. Поначалу, когда она была юна и наивна, она еще думала — еще верила, тайно, зато всем сердцем — что Шепард отыщет способ спасти их всех. Они отпразднуют это на "Нормандии", все вместе, и будут петь, танцевать и пить, а потом уедут в закат, и тучи никогда не нависнут над ними снова. Настанет мир. И в своё время они смогли бы посмеяться над этим, рассказать истории, и показать шрамы, и заплакать над кружкой. И позже, вслед за величайшей неудачей Шепарда, когда обломки Цитадели и Горна сыпались дождём на Землю, она ожидала, что погибнет вместе со всеми, кто остался на планете, — и всё-таки была спасена. Ещё позже — когда миры сдавались с тошнотворной быстротой, один за одним, и на её глазах целые поколения рождались, жили и умирали, не зная ничего, кроме войны, — она искала смерти, бросаясь в драку неустанно и без нужды, раз за разом, снова и снова. Но судьба, казалось, была полна решимости уберечь её. Её — из всех неисчислимых миллиардов душ в галактике, некогда полной жизни. Она продолжала жить, вопреки самой себе, даже когда у неё отняли всё, кроме ненависти. В конце концов, их осталось десять. Тщательно отобранные из числа выживших, все до единого достигшие предельного совершенства в своем излюбленном способе нести смерть. Генетические манипуляции. Прикладная физика. Информационные технологии. Строительное проектирование и материаловедение. Химия. Ускоренное прототипирование, разработка и производство. Микро— и молекулярная биология, вирусология. Ствол, клинок, кулак и биотика. Планетарная инженерия. И — она. Кто бы мог подумать, что археология способна принести пользу во время конца света? Но её понимание того, какие структуры и технологии выдерживают испытание временем, поможет им продержаться вплоть до верного часа, её детские исследования этапов развития цивилизаций скажут им, когда приблизится этот час, а её знание о методах, какими действует враг, обеспечит им скрытность и безопасность, пока не настанет время. Распространение мифов, расцвет религий, строительство памятников и падение империй... способность проникнуть в суть подобных явлений была необходима для их работы. В этом протеане, по крайней мере, были правы. Невозможно было оставить более юные расы один на один с угрозой. Чересчур многое было поставлено на карту. Чересчур много уже было смертей. Но Десятеро не готовились в завоеватели и правители, какими так жаждали быть их предшественники. Они должны были стать вестниками, наставниками и учёными, в которых так отчаянно нуждался их собственный цикл — но в которых ему было отказано. Они должны были стать путеводным светом и закулисной тенью; не стальным кулаком. Они пробудились спустя пять тысяч лет и с бдительным оптимизмом посеяли семена победы. Пробудились вновь, сорок тысячелетий спустя, только чтобы узнать: Жнецы прибыли раньше, стремясь предупредить затянувшуюся агонию предыдущих двух циклов, и возможность была потеряна; труды, занявшие десятилетия, пропали даром. Неважно. Появились новые ретрансляторы, и за ними ожидали новые, молодые расы. Можно было попробовать вновь. И вновь. И вновь. Совершенствуясь, подгоняя детали, пока наконец у них не получится так, как надо. С каждым следующим циклом вселенная становилась чуть просторнее. После каждого следующего долгого сна и краткого пробуждения их группа становилась чуть малочисленнее. С каждой следующей заморозкой и разморозкой её сердце становилось чуть холоднее, пока в душе у неё не осталось ничего, кроме льда и яда, и пока она не осталась — единственной. Она — единственная, кто остался. Три цикла требуется только лишь для того, чтобы заложить фундамент этого момента; галактика никогда не видела ничего подобного и никогда не увидит вновь. Она использовала каждую уловку из арсенала, разработанного за тысячелетия тайной войны, применила каждую крупицу знания, которое накопила, и мастерства, которым овладела в течение своего искусственно продленного существования. Она засеивала мертвые миры новой жизнью, давая расам-младенцам достигать зрелости на руинах тех, кто был прежде них, — и отравляла другие без всякой надежды на заселение. Она изменяла гены, терраформировала пустоши, наполняла нулевым элементом системы водоснабжения, обучала земледелию, медицине и математике, и всему остальному, что считала полезным. Она тормозила развитие некоторых видов и ускоряла его для других, так что когда Жнецы, наконец, явились и к этому циклу, всё и вся было уже на пике готовности и мощи — фигуры, превосходно выстроенные на доске под её рукой. Деллим называют ее — Страцт'Морд, Темной Вестницей. Для народа векноров она — Матерь Скорби. Хашу именуют её Вдовой — прозванием, дошедшим с минувших циклов. У расы гиик также есть для нее имя, но они до сих пор не смеют произносить его вслух, дабы ненароком не призвать её и не начать тем самым мифическую Последнюю Битву. Сотня различных рас называет её тысячей различных имён. Она и бог, и демон; страшная история и волшебная сказка. Её не волнует, что они думают о ней — только то, что они делают, что слышат и запоминают. Они — всего лишь приманка, и, в любом случае, она не думает, будто в ней до сих пор могут найтись подобные чувства. Нет. Единственное, что имеет сейчас значение — то, как назовут её Жнецы, когда всё будет готово, когда сотни систем и сотни масс-ретрансляторов обратятся в пыль, прах и рассеивающуюся энергию: Победитель. По крайней мере, так они могли бы её назвать — если бы она допустила, что хоть кто-то из них до этого доживёт.