Застывшие часы.

      В определенный момент что-то пошло не так. Замерли часы, словно выжидая той самой минуты. За окном мелкой дрожью моросил дождь, отбивая только ему известный ритм. Птицы замолчали в темном лесу. Замерло всё, кроме кромки дождя. Он то усиливался жгучей волной окутывая в объятья тревоги, то, сжалившись, отступал, одаривая мягкими каплями, словно кольцом нежных рук.       Липкое, словно омут болота, чувство тревоги и страха окутывал всё нутро хранителя, путало мысли, сбивало с толку, не позволяя сосредоточиться. Битый час он сидел за отчетом, не в силах написать и пары бестолковых строк. Всё окончилось успешно, он вернулся живым и, даже, почти целым, не считая пары легких ран. Однако что-то шло не так. Что-то очень важное отсутствовало в его мелком и хрупком окружении. Что-то очень важное. А может и кто-то, он понять пока не мог. В идеально сложенном механизме не хватало незначительной, казалось бы, детали, которая выводила из работы всё.       Прошел день, затем второй и третий, однако ничего не менялось, а щемящее чувство в груди с каждым разом усиливалось. Наконец, спустя почти неделю, в прихожей небольшого дома, разрывая ночную тишину, послышался шорох, а следом неуверенные и одновременно тяжелые шаги. Сердце хранителя пропустило удар, он, не думая, подскочил со стула, быстро покидая кухню. Дальше следовали лишь рефлексы, мозг был отключен и отброшен в дальний, всеми забытый, угол.       Вайп, обиженно хмыкнул, ловя епископа. Он, наконец, понял, что за недостающая деталь была утеряна. Крепко, но с долей заботы и нежности, ранее ему не присущей, клирик обнял Хиппа. Нельзя соврать, его руки дрожали, он был напуган. Подхватив лицо впереди стоявшего епископа, Вайп ткнулся лбом в лоб и, прикрыв глаза, облегченно выдохнул: — Живой, балда, — улыбка коснулась его уст. Не опуская рук, хранитель легко поддался вперед и, ни на секунду не сомневаясь, коснулся губ Хиппеля своими. Весь мир перестал существовать в один миг.