***
Курт Хаммел мог целый год читать свой Знак. До того, как что-то ранило его родственную душу. Сначала он злился на этого человека. «Глупцы вторгаются» украшало его запястье маленькими, но аккуратными золотистыми буквами; и что за Знак это был? Он значил то, что Курт был глупым, но он точно не был таким. Дива — да, глупый — нет. В первый раз он со злостью пошёл к отцу, требуя изменить ошибку, но Бёрта это позабавило, и к концу вечера они оба смеялись над данной ситуацией. Это было настоящей шуткой, подтверждающей тот факт — Бёрт знал это, — что надпись была определенно мальчишечьей, но Курт не злился, узнав это. Честно говоря, в течение следующего года он носил Знак с гордостью, терпя все насмешки, обиды и слаши с улыбкой, потому что у него был соулмейт с чувством юмора, и он однажды собьёт Хаммела с ног и заберёт из этого никчёмного места. Затем с его родственной душой случилось что-то плохое, и Курт проснулся, крича от боли, в ночь в начале десятого класса и увидел кровоточащие раны, покрывавшие его Знак. Бёрт отправил его в клинику, где кровь остановили, но после этого ужасные шрамы пересекали прекрасную надпись, сделанную парнем-второй половиной Курта. Бёрт спросил о ранах и узнал, что, когда связь между соулмейтами особенно сильна, иногда повреждение Знака одного из пары переходит на Знак второго. (Бёрт также встретил милую медсестру Кэрол, и они начали встречаться, но это уже другая история.) Курт был в ярости. Тот, кто ранил его частичку, должен был дорого заплатить за свой поступок. Как только он встретит своего соулмейта, первое, что он сделает, — найдёт того, кто сделал тому больно, и причинит ему столько же боли, сколько он причинили им двум. Пока этого не случилось, Курт скрывал свой Знак под длинными рукавами и пообещал себе не надевать одежду с короткими рукавами до встречи со своей родственной душой. Он был уже достаточно измотан унижениями, вызванными его ориентацией; что было бы, если бы эти идиоты узнали и о том, что его Знак был повреждён? Они сказали бы, что он сам сделал это, или ещё что-то похуже, вроде того, будто Хаммел пытался навредить своему соулмейту-«ненатуралу». Курт никогда не сделал бы этого; он уже любил парня, которого ещё не встретил, всем своим сердцем. Курт присоединился к хоровому кружку, начал остро высмеивать спортсменов и считать каждый день до выпуска из этого адского места, которым он считал школу. Блейн выходил из автобуса с остальными Соловьями, держа на плече портфель с вещами для школы. Он кусал губы, поднимаясь по ступенькам, подсознательно одёргивая рукава блейзера. У него были плохие воспоминания о государственных школах, и он не хотел возвращаться туда снова, но, к счастью, они должны были находиться там всего примерно час. Блейн был уверен, что ребята из хора не будут издеваться над ним — это, всё-таки, дружеское соревнование, — но не мог перестать корчить рожицы, пока Соловьи шли за ним, перешептываясь, будто ничего не случилось. «Ничего не случилось, — убеждал Блейн себя. — Это всё происходит в твоей голове». Он увидел, как два человека вышли из школы, чтобы встретить их, и, когда Андерсон смог разглядеть их ближе, его рот открылся от изумления. Одной из них была невысокая девушка в короткой юбке и свитере с рисунком стаи птиц на нем. Она была довольно красивой, но Блейна привлекла не она. Рядом с ней был самый идеальный человек, которого Андерсон когда-либо встречал: парень с бледной кожей, самыми голубыми глазами, что когда-либо видел Блейн, одетый в мастерски разорванный жакет — Андерсон мог поклясться, что видел его в последнем выпуске маминого «Vogue», — чёрные чертовски узкие джинсы, идеально чистую белую футболку и черные кожаные ботинки. Его ухмылка выглядела как прекраснейший мужской аксессуар; его волосы были зачесаны назад очень аккуратно, не так, как у парней из его старой школы, в которой он учился до Далтона. Можно и не говорить, что парень был убийственно потрясающим, и Блейн поймал себя на мысли о том, что мог бы встречаться с ним. (Конечно же, он мысленно одёрнул себя, осознав, о чём думает.) До того, как Блейн придумал, что сказать, девочка подбежала к Соловьям и протянула Блейну руку, так как он был во главе группы: — Я Рейчел Берри, будущая звезда Бродвея и член-основатель, а также главный солист в Новых направлениях, — она яростно пожимала руку Блейну, пока тот стоял и смотрел на неё, отвлёкшись от мальчишки. — Это школа МакКинли, а это Курт, один из других членов-основателей Новых Направлений. Я могу провести вас в аудиторию, где остальные участники хора ждут вас, и мы можем начать представление, как только вы зайдёте туда. Парень, Курт, раздражённо вздохнул. — Господи, Рейчел, — чёрт, у него ангельский голос, — дай им отдохнуть. Ребята проехали два часа из Вестервилла, дай им пять минут отдыха до того, как начнёшь сходить с ума. Курт улыбнулся всем Соловьям, но сердце Блейна всё равно забилось сильнее: — Простите за неё. Она дива и, честно говоря, в некотором роде любит создавать неприятности. Я Курт Хаммел, как вам любезно объявила Рейчел, и, если вы пойдёте со мной, я представлю вас Новым Направлениям и покажу, где вы можете оставить свои вещи и приготовиться, если вам это нужно. — Да, — сказала Рейчел, очевидно, решив принять идею Курта, пока Соловьи устало улыбались. — Вы можете оставить свои сумки и блейзеры. Температура в МакКинли часто меняется, и сегодня ужасно жарко. Блейн был недоволен самой мыслью о том, что придётся сбросить жакет, ведь он никогда не делал этого при Соловьях даже поздней весной, но Уэс, к счастью (сам того не зная), ответил в привычном, множество раз отрепетированном, тоне до того, как сам Блейн смог запротестовать: — Блейзеры — часть униформы Далтона, мисс Берри. Мы носим их с гордостью, несмотря на условия. Курт усмехнулся, когда Рейчел раскрыла рот, удивляясь. Затем — подождите-ка, — Курт содрогнулся, и это выглядело так, будто он делал что-то с рукавами, но, когда Блейн моргнул, Курт уже стоял, скрестив руки, принимая позу дивы. — Похоже, Соловьи сделали свой выбор. Пойдём, ребята, оставите сумки в хоровой.***
Они пошли за Куртом и Рейчел в хоровую, чтобы сбросить сумки, затем — в аудиторию. Когда они почти добрались, Блейн понял, что забыл листы с песнями в своём портфеле. Он остановился, краснея; как он мог забыть? — Эм-м, ребята, извините, но я должен забрать песенник. Мы можем подождать несколько минут? Уэс посмотрел на Блейна — он их главный солист, вообще-то, как они могут начать без него? — но, вздохнув, махнул рукой: — Конечно, но давай быстрее. Щёки Блейна начали гореть ещё больше, когда он осознал, что не запомнил дорогу и должен просить кого-то пойти с ним. — Курт? Ты не против показать мне обратный путь? Курт смутился, но кивнул: — Конечно. Рейчел, ты же проведёшь остальных парней в аудиторию? Рейчел кивнула и развернулась на каблуках, не сказав ни слова. Соловьи пошли за ней без каких-либо вопросов, и в один момент Блейну пришлось оторвать от неё взгляд. — Она интересная, не так ли? — спросил он, поднимая бровь. Курт фыркнул: — Да, наверное, — сменив направление, он жестом показал Блейну, чтоб тот следовал за ним. — Я знаю короткую дорогу. Несколько секунд они шли в тишине. Блейн не смог выдержать этой неловкой паузы, поэтому неожиданно для себя произнёс: — Этот пиджак из последнего выпуска «Vogue», если я не ошибаюсь? Блейн мысленно проклял себя. Льстец ты, Андерсон, настоящий льстец. Курт изогнул бровь, посмотрев на Блейна: — Ты читаешь «Vogue»? — Эм, да, — теперь он был готов проклясть себя вслух, ибо — что за парень из Огайо читает «Vogue»? Гей, вот кто. Но Курт улыбнулся, и это выглядело более искренне, чем улыбка любого другого парня из Соловьёв. — Я рад, что кто-то наконец заметил. Блейн улыбнулся. По-настоящему улыбнулся, потому что встретил человека, который впервые не осудил его. Голубые глаза Курта на мгновение стали зелёными, уголки его губ поднялись, и, ох чёрт, Блейн был ошарашен. — Слаши наступают! — воскликнул кто-то, и Блейн внезапно ощутил волну холодной жидкости, которая залила его глаза. Он застыл, услышав удаляющиеся шаги и чьи-то возгласы: — Это для твоего дружка-гея, Леди Хаммел! — Не открывай глаза, Блейн, — сказал Курт, которого куда-то толкнули локтем. — Мне так жаль, Блейн, — в его голосе слышались нотки горечи. — Это не должно было произойти с тобой. Андерсон ощутил, что его лицо протирали чем-то, удаляя ледяной сироп, и, открыв глаза, увидел, что Курт забирал от его лица просоченные синей жидкостью бумажные полотенца. — Вот, — он протянул Блейну очередную салфетку. — Это меньшее, что я могу сделать, ведь тебя облили по моей вине. Блейн протянул руку, чтобы взять салфетку, и заметил знакомые шрамы на запястье Курта, которое открылось из-за подвернувшегося рукава. — Чёрт возьми… — это всё, что Блейн смог произнести до того, как их пальцы соприкоснулись и ослепляющая вспышка белого света буквально оттолкнула его от Хаммела, швыряя в дверь. Как только он ударился, свет сразу же стал слабее. Единственным доказательством взрыва были слова, видневшиеся на только что исцелённой коже. На запястье Курта золотистым цветом вспыхнула надпись «Вторжение глупцов», на запястье Блейна — «Туда, куда ангелы боятся входить». Через несколько секунд Блейн отвёл взгляд от их запястий и посмотрел на окаменелое лицо Курта. — Ты моя родственная душа. Но… Как? Я имею в виду, я думал, что потерял тебя, повредив Знак, — пробормотал он, сам не понимая, сон это или нет. После всего этого он потерял ту каплю надежды, что была у Андерсона полтора года назад. Как мог существовать человек, который, казалось, был воплощением каждой надежды, каждой уничтоженной мечты Блейна о парне, который мог принадлежать… уже принадлежал ему? — Я думал, что потерял малейшую возможность встретить тебя… Курт перебил Блейна, подходя к нему и кладя ладонь на его плечо. Этот жест успокоил Блейна, подарив ему чувство лёгкости, которого тот никогда не испытывал. Прикосновения Курта как возвращение домой. — Я искал тебя вечность, Блейн. Я так волновался за тебя в прошлом году, когда на моём запястье появились раны и мне сказали, что это произошло из-за нашей Связи. Раны были настолько жуткими, удивительно, что ты выжил. Если ты позволишь… Я могу узнать, что случилось? Он никогда прежде не рассказывал об этом, но Курт был его Соулмейтом, да и даже если бы он не был им, Блейн всё равно раскрылся бы, ведь шок завладел его разумом и языком. — Избили. Вечеринка Сэди Хоукинс… Я пошел с другом, единственным открытым геем из школы… — Оу, милый, — произнес Курт, обнимая Блейна. Тот шокированно поднял взгляд на Курта, который застыл, осознав сказанное, и отстранился от Блейна, пробормотав: — Мне жаль, я не хотел заставлять тебя чувствовать себя неловко, я просто раньше ни с кем не встречался, я хотел просто сделать тебе приятно, это слово просто вырвалось, в смысле, я мечтал о тебе всю свою жизнь… — Нет, всё хорошо, — ответил Блейн, взяв Курта за руку, что облегчило его состояние, и посмотрел на Курта с улыбкой. — Это, на самом деле, было… — Он остановился, когда дверь открылась, и, обернувшись, увидел Уэса, Рейчел, остальных Соловьёв и ещё нескольких людей, которые, наверное, были участниками Новых Направлений. Его щёки запылали, когда он осознал, в какой ситуации был пойман: Блейн Андерсон, державший за руку Курта Хаммела в девичьем туалете. Пока ребята из хоров просто смотрели, чернокожая девушка восхищённо воскликнула: — Я говорила, что это Курт! Парень с ирокезом обернулся к латиноамериканке в форме черлидера: — Ты должна мне пять баксов, Лопез! Джефф присвистнул, улыбаясь: — Неплохо, Блейн! — Джефф, сосед Блейна по комнате, последний год встречался со своим соулмейтом Ником. Уэс просто изогнул бровь, что обычно значит начало лекции, но Блейн видел улыбку на его лице. — Блейн Соловей, не объяснишь, почему ты в девчачьем туалете? — Слаш, — ответил он, зная, что, скорее всего, должен был ответить точнее, но сомневался, что сможет это сделать. Андерсон всё ещё старался осознать событие, что он никак не мог представить раньше. Новые Направления кивнули, будто говоря, что знают, каково это, и Блейна расстроило то, что слаши были совершенно не в новинку для некоторых. Он думал о том, что Курт был чересчур расстроен из-за того, что произошло с Блейном, и совершенно равнодушен к тому, что пришлось пережить ему самому. Хаммел точно знал, куда идти и что делать, когда их облили. — Слаш? Как это произошло? — спросил Ник, и Блейн бросил взгляд на Курта, чтобы понять, может ли тот объяснить, почему их одежда была испачкана синим сиропом и тающим льдом. — Футбольная команда, — ответил Курт, и Блейн заметил в его глазах вспышку недоверия. Это логично: он не знал Соловьёв так, как знал их Блейн. Он не знал, что, благодаря правилам Далтона и тому, что главные не разрешают разным подонкам вступить в хор, Соловьи, какими бы их голоса ни были, замечательные, толерантные, непредвзятые люди, которые всегда поддержат и не откажут в помощи. Курт знал только то, как всё идёт в государственных школах: толчки в сторону шкафчиков, обиды, слаши (это, надо признать, одна из самых креативных вещей, которые использовали в старых школах против других ребят из Далтона). Блейн скрестил их пальцы, пытаясь убедиться окончательно, и не удивился, поняв, что их руки прекрасно подходили друг другу, как частицы пазла. Однако он поразился, когда Курт сжал его ладонь в ответ. Было непривычно держать чью-то руку так, и из-за этого по позвоночнику Блейна пробежались мурашки. Каким-то образом, даже без слов Курт знал, что Блейн пытался сказать, и тот не мог не признать, что это — лучшее ощущение в мире.