El celo es un estimulo

Хартли был готов рвать и метать. Лиза Снарт просто выводила парня из себя. Его бесила в ней абсолютно каждая черта лица, каждый ее жест, каждое слово, которое она произносила, но больше всего его бесили те взгляды, что она бросала на Рамона. И он ненавидел Циско за то, как тот смущался и опускал глаза, когда Лиза начинала с ним заигрывать, или как она прикасалась к нему как бы ненароком. Единственное, что в такое моменты хотел сделать Хартли — это достать свои чертовы перчатки (хотя он дал обещание ими никогда больше не пользоваться, кроме как во благо) и размозжить ультразвуком череп Лизы. Рэтэуэй, как ни старался, совершенно не мог сосредоточиться на работе, пока Снарт увивалась за Циско. Каждый раз, когда он (а вместе с ним, разумеется, и она) появлялся в поле зрения, Хартли мечтал запустить в голову Рамона чем-то тяжелым, чтобы он на пару часов вообще пропал куда подальше. «Это всего лишь то, что мы всегда делаем — помогаем тем, кому это требуется. Даже если это Снарт. Даже если это Лиза, мать ее, Снарт», — как мантру повторял шатен, вяло волочась по коридорам С.Т.А.Р. Лабс. Проходя мимо одного из кабинетов со стеклянными стенами, он застыл: Циско обнимал Лизу, которая хныкала, уткнувшись носом в плечо Рамона. И вот тут Хартли не выдержал. Он вернулся в свой кабинет, сорвал с вешалки куртку и выскочил на улицу. Кейтлин едва успела что-то возразить, но Рэтэуэю было уже не до нее. Парень очень быстро поймал такси, благо, они не были очень уж редким явлением на этой оживленной улице, и рванул домой. *** Квартира, которую они делили с Циско, была полностью пропитана Рамоном. На кухне пахло его любимыми кексами, в спальне — его одеколоном, в ванной — его долбанным шампунем, который Хартли на самом деле обожал, хотя постоянно говорил Циско, чтобы тот перестал его таскать. На журнальном столике в гостиной валялись его комиксы, и Хартли, по-честному говоря, не был против этого. Он и сам частенько перечитывал их, пока Рамон не видел, а потом ругался за раскиданные повсюду истории о Человеке-Пауке или Халке, обзывая гиком. Хартли никогда не понимал, что Циско здесь забыл. И под «здесь» никогда не имелась в виду квартира. Хартли думал об этих отношениях в целом. Ну что он мог дать Рамону — этому жизнерадостному, активному парню, который обожает делать всякие глупости, который постоянно улыбается и шутит, всегда открыт для всех и готов помочь каждому? Рэтэуэй никогда не был на него похож. Хартли терпеть не мог делать глупости, он был замкнутым и необщительным, всегда держал все в себе, с трудом заставлял себя улыбаться…. Но это все менялось, когда рядом появлялся он. Циско был словно молния — внезапный, резкий, но очень точно попавший. Хартли сначала с недоверием отнесся к идее переехать жить к Рамону. Он ожидал увидеть здесь хаос и разруху, раскиданные повсюду коробки из-под пиццы и одноразовые стаканчики для газировки, грязные вещи, висящие на каждом кресле и стуле или скиданные горой где-нибудь в углу. Но как только он вошел в квартиру, Хартли не поверил своим глазам: маленькая уютная квартира была чисто прибрана (ну, за исключением мелких вещей по типу комиксов на столике), в холодильнике даже была нормальная съедобная пища. — А я думал, ты питаешься только полуфабрикатами. Поэтому тебя так разнесло с нашей последней встречи, — съязвил Хартли, а Циско…. Циско, мать его, просто улыбнулся, и Хартли был обезоружен. Первый раз в жизни он понятия не имел, что еще сказать, как побольнее задеть Рамона, начать эту перепалку, в которой он всегда был победителем. — Ты можешь даже не пытаться снова вести себя, как задница, — Циско продолжал улыбаться, — потому что теперь мы никогда не поверим, что ты плохиш. Без тебя мы все были бы мертвы, Хартли. И ведь это было чистейшей правдой. Если бы не Хартли и его перчатки, Кейтлин и Циско были бы убиты той поганью, которая атаковала их. Хартли до сих пор плохо понимает, почему тогда не сбежал. Он мог вырубить их обоих и, воспользовавшись замешательством Флэша, сбежать. Но Кейтлин предложила ему место в команде. И черт дернул Хартли согласиться. Первым принятым решением был переезд Рэтэуэя на квартиру к Рамону, чтобы они, наконец, начали ладить. «Ага, и чтобы они приглядывали за мной», — заметил Хартли, но вслух не произнес. Хартли очень старался это отрицать, но жить с Циско было потрясающе. Они помогали друг другу, работая над очередным гаджетом для Флэша, смотрели по вечерам кино и кидались в экран попкорном, если им что-то не нравилось, ужинали вместе…. И разговаривали. Собственно, с разговора их отношения и начались. Циско, недолго думая, предложил сыграть в «Правду или действие», а Хартли от скуки предложение принял. Они играли в эту глупую игру несколько часов, пока Циско не спросил: — Правда или действие? — Правда, — бросил измученный Хартли, которому пришлось станцевать лезгинку во дворе (и он поклялся отомстить Циско, как только появится шанс). — Хорошо…. Я просто из научного интереса: за какую цену ты бы меня поцеловал? Разумеется, если бы платили тебе. Рэтэуэй опешил. Несколько секунд он смотрел на Циско, с его широкой улыбкой, добрыми щенячьими глазками с длинными ресницами, а потом вперил взгляд в его губы…. И подался вперед, мягко прикасаясь своими губами к его. Он ожидал всего: удара, отстранения, отталкивания, хоть чего-то подобного, в конце концов. Но Циско, к его удивлению, ответил на поцелуй, положив ладонь на поясницу парня. Хартли перебрался на колени к Циско, приобнимая его за шею, а тот приоткрыл рот, чтобы углубить поцелуй. Циско целовался обалденно. Хартли думал, что у него сейчас закружится голова от переизбытка эмоций, поэтому поспешил прервать поцелуй. Лицо Рамона в этот момент напоминало мордочку грустного щеночка, у которого отняли лакомство. В ту ночь они первый раз ночевали в одной постели. Никакой пошлости, ничего такого — Циско просто обнимал Хартли за плечи, а тот удобно устроил голову на груди Рамона. Хартли никогда не чувствовал себя так хорошо. Он понимал — его защитят. И не бросят одного в очередной раз. *** Скрывать от всех отношения было решением Хартли. Он никогда не любил выставлять свои чувства напоказ, не хотел, чтобы кто-то вообще знал, что он умеет чувствовать. И плюс, было в этом что-то романтичное — красть друг у друга поцелуи, чтобы никто не заметил, мучить прикосновениями, нашептывать на ухо свои грязные мысли, заставляя до самого вечера думать только об одном — как бы поскорее оказаться со своим парнем в постели. А сейчас к его Циско клеилась какая-то шалава. Хартли ужасно ревновал. Циско всегда казался ему достойным чего-то большего, чем он — нервный, озлобленный, недоверчивый. Он будто был «диким», не дающимся в руки. И тут появилась Лиза — красивая, сексуальная, уверенная в себе, настойчивая. К тому же, Циско был ей очень симпатичен, а он не так часто получал столько внимания от девушек. Хартли без толики интереса щелкал каналы, когда дверь в квартиру открылась, потом закрылась, на вешалку повесили пальто, на пол скинули уличную обувь. Циско подошел к своему парню и обнял его сзади за шею. Хартли раздраженно откинул его руки от себя. — Иди и обнимайся со своей Лизой. Циско присел рядом с Хартли и взял парня за руку. Рэтэуэй одернул ладонь. — Хартли. Прекрати. Знаешь же, что у нас никогда ничего с ней не будет. — Да? А с чего я должен верить? — Хартли всегда казалось, что Циско встречается с ним только из-за безнадеги. Ему практически некогда было ходить на свидания, искать себе кого-то, выбирать, и поэтому он просто пользуется тем, что есть под рукой. Губы Хартли дрожали, но голос оставался твердым: — Она красивая, тебе с ней интересно…. — Циско не дал Хартли договорить. Он заткнул его мягким, но требовательным поцелуем, и как Хартли ни пытался его оттолкнуть, Рамон этого не позволял. В конце концов, Рэтэуэй сдался, отвечая на поцелуй, позволяя Циско перехватить инициативу, углубить поцелуй, провести языком по нёбу, прикусить губу…. — Перестань думать, будто я способен тебя оставить. Ты нужен мне. Хартли ждал именно этих слов. Он всегда считал себя отшельником, лишним, брошенным и сломанным. Даже родители оставили его, а потом и Уэллс выгнал с работы, которую он считал своим призванием, выгнал из места, которое он считал вторым домом. Но теперь он был уверен, что нашел, наконец, свое место. — А ты нужен мне, Франциско. Пусть ты и бываешь просто невозможен, и тебя хочется хорошенько треснуть, причем не один раз….Ты самое лучшее, что у меня есть. — Я тоже люблю тебя, Хартли, — Циско тепло ему улыбался. Они еще никогда не произносили этого вслух, но теперь…. Рэтэуэй обнял Циско, уткнувшись носом в его плечо и поглубже вдыхая такой родной и любимый запах: — И все равно ты меня бесишь, — Хартли был бы не самим собой, если бы не сказал этого. — Уж как-нибудь переживу. И ни один из них не сомневался: друг с другом будет трудно. Но это того стоит.