Сurl

Я люблю наблюдать затем, как люди стоят под моими окнами, живя на втором этаже, я слишком бессовестно этим пользуюсь. Я всегда знаю, когда кто-либо возвращается, становлюсь свидетельницей всех разговоров, может показаться, что я немного помешана, на жизни посторонних, но, что по сути является личной собственностью в мире, в котором стерты практически все границы? Он не высокий, бледный, темноволосый, я точно знаю, что у Него зеленые глаза, которые иногда голубые, иногда серые, иногда темные, хотя Он и не смотрит в сторону моего окна. Я все про Него знаю, я знаю все про всех. Не долго нужно прожить в общежитии, чтобы узнать людей, особенно, если знаешь в какие стороны смотреть, и в какие двери стучаться. Достаточно уметь слушать, чтобы услышать откровения, так формируется портрет, так появляются слухи. На Нем черная футболка, поверх которой серая мастерка с капюшоном, синие джинсы, новые кроссовки, Он не из тех, кто может плевать на мнение окружающих, для Него важен каждый брошенный взгляд, Он стоит на крыльце 8 минут, но поздоровался уже 12 раз и не всегда с теми, чьи имена помнит. Не считая парня с которым, Он говорит. Его кличка Еврей, откуда она появилась, и как долго служит ему именем никто уже и не вспомнит. Еврей рассказывает что-то важное, но я слышу через слово, слишком шумно на улице, ветер, видимо скоро будет гроза, если бы я не была верна привычке следить за входящими и выходящими, разумной мыслью было бы запереть окно и отключить электро-приборы. Но у меня позади годы практики, ветер не является помехой, я давно умею читать по губам, иначе не смогла бы заниматься слежкой так долго. Еврей в поношенной майке, старых джинсах, вот кому уж точно абсолютно плевать на общественное мнение. На вид он напоминает старых предсказателей или скитающихся проповедников. Я невольно вспоминаю то, что слышала сегодня днем, что говорила одна из знакомых по ВУЗу, не обращать внимание на слова которой, обычно было моей повседневной обязанностью, но Это внезапно всплыло у меня в голове: «Не заходи в здания, ни в какие и не под каким предлогом, если зайдешь, то оставайся там, не выходи, иначе что-то случится. Что-то непременно случится.» Смотреть на заходящее солнце сидя на подоконнике, в то время как ураган, будучи еще недавно, просто не спокойным ветром, набирал обороты, больше не казалось мне хорошей идеей. Перекинув одну ногу обратно в комнату, я застыла в этом не выгодном положении, я не могла шевелиться, не могла закричать или позвать на помощь, я только смотрела, как закат из темных сумерек, превращается в кроваво-красное сияние. Солнце больше не было солнцем, оно превратилось в огромный горящий диск, который шипел и выпускал белый дым. Приложив огромные усилия, я посмотрела вниз, Еврей все еще стоял в том же положении, в котором я оставила его, после изучения, у Него же я видела тот же ступор, что должно быть отразился и на моем лице. За время моего бездействия к ним подошли еще какие-то люди, как бы не напрягала память, я не могла узнать их, но осознание того, что на лицах их даже тени удивления не было, я помню безукоризненно. Казалось, ничего удивительнее кровавого заката, с пускающим дым солнцем я увидеть уже не могла, подсознание подсказывало, что один из симптомов утомления галлюцинации, сердце начинало возвращаться в привычное ему место, но это не былом концом вечера. Белая струйка дыма стала скручиваться в аккуратное кольцо, сердце снова упало в пятки и заскакало бешеным галопом. Я — в немом замешательстве, мои глаза без управления мозга следят за движущимся кольцом, оно спускается вниз, достигает четвертого этажа кампуса, плывет еще ниже, я слежу за ним, когда оно плывет прямо перед моими глазами. Они проплывает мимо — я явно не его цель. Еврей — вот кого оно хочет поглотить, я хочу крикнуть, сбежать вниз, сделать хотя бы что-нибудь, но на моем лице лишь маска ужаса, я молчу — кольцо опускается на Еврея, я все еще молчу, никто не обращает внимания, на то, кольцо проникает внутрь Еврея, как его тело поглощает белый дым, пока от него ничего не остается. Еврей не вредим, никто ничего не сказал, ничего не заметил. Я смотрю на Него, я уверенна, что Он все видел, Он знает больше чем пытается показать, Он показывает больше, чем пытается скрыть. Что я вообще о Нем знаю? Можно ли Ему доверять? Можно ли говорить с Ним о том, что мы видели только что? Пока я занята раздумьями, солнце пускает еще один круг, а за ним еще и еще… Это уже целая сотня колец, они разлетаются в разные стороны, я не вижу их дальнейшей дороги, но одно следует примеру первого, оно спускается, снова, проделывая этот странный ритуал с проплыванием мимо моего окна. Он больше не стоит на месте, самообладание все еще присуще Ему, но Он уже не так самоуверен, я вижу как Он поднимает голову вверх, видит меня в окне, делает знак спрятаться в здании, но я уже знаю, что Он хочет сделать. Даже, если не увижу, я знаю, что Он ищет место куда приземлится кольцо, становиться под кольцом. Впитывает его белый дым, Он знает, что поступил правильно, кольцо не выбирало Его, как, например, Еврея, но и не было против, так как позволило себя впитать. Я окончательно перекидываю ноги через подоконник, оказываясь в комнате, мне нужно выяснить, что произошло минуту назад. Если это был плод больного воображения — пусть, а если, что-то значащее? Может одногруппница была права, и случится что-то губительное. Я пытаюсь отбросить эту мысль, трясу головой, пью холодный кофе, оставшийся после завтрака, это все не то, сознание становится еще яснее, а следовательно и вся эта ситуация еще более пугающей. Я бросаю взгляд на крыльцо, не нужно быть гением, чтобы догадаться, что там уже никого нет, мне нужно немедленно с кем-то поговорить. Мне нужно поговорить с Ним! Я подымаюсь выше по этажам, обнаруживая, что ноги слушают меня не с большой охотой, мне нужно отыскать Его. Я не решаюсь выйти на верхний пролет, не знаю что сказать, а если все видела я одна, и все эти его перебежки, под воображаемые мной кольца, исключительная игра воображения. Его сосед, проходит мимо меня не глядя, ни на меня, ни в определенную точку, если он хотел этим кого-то напугать, то определенно добился успеха, по крайней мере со мной. Я находясь все еще в состоянии шока, забиваюсь в угол, продолжая свои наблюдения оттуда. Только сейчас я вижу, что он держит что-то в руках. Огромный гвоздь, я даже не знаю кому мог понадобиться такой, да еще и ужасно ржавый, на Его лице отражается испуг, смешанный с удивлением. Мне просто страшно. Я не хочу знать, что происходило дальше. Я не знаю, что случилось после моего ухода, но тогда панический побег, показался самым мудрым решением дня, и я бежала. Бежала, слыша, как тон голосов позади набирает амплитуды. Уверенность, что, если я доберусь до своей комнаты, все прекратится — росла, идеи по спасению мира — не возникали. Оглядываясь назад, я не горжусь многими своими поступками, но больше всего мне все еще стыдно за ту проявленную трусость. Я не была напугана гвоздем или солнцем, кольцами, белым дымом, я боялась, что меня примут за сумасшедшую, боялась, что все это самообман, иллюзия, бред… Судорожно проворачивая ключ в замочной скважине, я все еще думала, что здоровый сон, единственное, что сможет помочь в сложившейся ситуации, я надеялась увидеть в комнате кого-то спокойного и обладающего трезвым рассудком, но она ответила мне лишь пустотой и тихим поскрипыванием плохо закрытой форточки. Я не помню, о чем думала перед тем, как уснуть, но отчетливо помню от чего проснулась. Никогда в жизни я больше не слышала настолько болезненного крика, никогда больше меня не одолевал настолько животный страх, я чувствовала каждый мускул своего тела, все чем можно ощутить опасность. Еще пару минут безуспешно пытаясь убедить себя в том, что крик был продолжением сна, я сидела, укутавшись в одеяло. Затем крик повторился, менее громкий, менее наводящий ужас, он был жалким отголоском первого, но сыграл свою роль. Я вскочила на ноги, что происходило вне моей комнаты навсегда останется для меня рассказом третьих лиц, но для полноценности повести я изложу все, что знаю о том вечере. После моего трусливого побега все перестало быть просто мрачным, может быть красный закат видели и не многие, но влиял он на всех, вернее практически на всех. Кровавые следы на стенах и потолках до сих пор являются немыми свидетелями того дня, первым оружием которого был, ничем не примечательный ржавый гвоздь. Никто не говорил почему, объясняться было не с кем, и не зачем. Все происходило хаотично, без правил или порядка, я не опишу той драки так как видела лишь ее последствия, но то что происходило на моих глазах было не меньшим ужасом. В одно мгновение я еще сидела, забившись в углу своей кровати, в другое же крик, что отражался в моей голове, вырвался из моего горла. Я видела как он занес руку для первого удара, я помню как она упала, и это не остановило его. Они были не плохой парой, не идеальной, как и все современные пары, со своими криками и спорами, не знаю были ли они больше счастливы чем несчастны, но я не сомневалась, что они любят друг друга или полюбят еще когда-нибудь. Пока он бил её, я кричала и билась в истерике, до сих пор я не знаю, что могло остановить их, до сих пор по ночам я думаю, что она могла быть жива. В тот момент, когда Он вбежал в комнату, я почувствовала, что кто-то затряс мои плечи, услышала отдаленные приказы: «Вставай. Ты должна идти со мной. Уходи.» Помню как сопротивлялась, что никак не оправдывает меня, ведь я все-таки оставила ее с ним, свою соседку, с которой прожила больше трех лет, обещание, которой: «быть вместе во чтобы то не стало», так и не сдержала. Была ли она мертва или без сознания, когда ее парень все еще избивал ее, а мы убегая закрывали дверь на замок? Слышала ли, крики и споры? Чтобы сделала на моем месте? Мы бежали по ступенькам преследуя одну цель — успеть в Его комнату до того, как что-то подобное повторится, думать не было времени, останавливаться, разбирать на кого подействовало затмение, а кто был лишь жертвой — НЕ БЫЛО ВРЕМЕНИ. Мы бежали, не оглядываясь на крики, Он держал мою руку в своей, так чтобы я не смогла отстать, два пролета, и мы стояли перед Его дверью. Он судорожно доставал ключ, я помню как дрожала Его рука, когда Он проворачивал его в замке. Как долго мы будем в безопасности за этой дверью? Как долго она продержится ? Мы думали об этом всю ночь, с короткими перерывами на отчаяние. Но с кем-то кто еще в трезвом уме, все равно чувствуешь себя безопаснее. Я плакала, временами замолкала, прислушиваясь к тому, что за дверью, временами, слушая Его успокаивающий голос. Утром все затихло. Так в молчании мы сидели еще до полудня. Милиция приехала к нам одним из первых, они уже успели проверить несколько кампусов и были удивленны найдя кого-то живого. У нас взяли кровь на анализ, дали успокоительное, попросили дать показания, когда сможем, когда будем в состоянии говорить. Я сижу на подоконнике, пока стенографистка записывает все в протокол. Я смотрю на закат, со всей присущей мне внимательностью. Прошло около двух месяцев, прежде чем я рассказала свою историю. Да в этом городе практически и некому ее читать, красное небо расплывается над горизонтом, значит сегодня никто не выйдет. Теперь каждый вечер пишут в газетах, когда ходить можно, и когда нельзя. Так безопаснее сейчас. И так будет, пока остаются те, кто их читает…