~~~
Сражение уже подходило к концу, и победа была явно не на стороне волшебников, по крайней мере, так было, пока не случилось нечто невероятное, то, что повлияло на исход этой битвы. Дабы уничтожить тех самых тёмных ящеров, которые так рьяно сражались за свою жизнь, и до последнего пытались зацепить своими когтями, отряд оставшихся в живых волшебников. Давиду пришлось обратиться к самому источнику своих сил: Поднялся ужасный ураган, ураган сменился затишьем, за затишьем последовал оглушающий раскат грома, и прорезало небеса ослепляющий разряд молнии. Вызванная им гроза поразила вожака ящеров, увидев это, многие из тёмных ящеров бросились врассыпную, но тех уже ждал на подходе отряд волшебников. Подойдя к поражённому врагу, от которого ничего не осталось кроме горстки пепла, Давид, углядел небольшую странную деталь, внутри пепла. Брезгливо опустив свою ногу в остатки ящера, скривившись при соприкосновении своей ноги с пеплом, он пошурудил ногой в попытке вынудить оттуда предмет. То, что так заинтересовало Давида, быстро скатилось с груды пепла, на потемневшую от копоти землю. Подняв уже рукой, небольшой предмет, глазам Давида предстал небольшой странной формы «ореховое семечко». Правда, таких орехов он никогда до этого не видывал: то был орех зелёный, сверху покрытый шершавой шапочкой. От этого орешка исходила странная вибрирующая сила. Создавалось ощущение, что он пропитан магией. Однако сам Давид на тот момент в этом сомневался, он подумал, что это его магия оставила такой след на этом маленьком объекте. Но вот вибрирующие ощущение, которое создаёт этот орех, разубедило его в этой мысли. Вибрация отличалась иным потоком, нежели их магия. Поток магии Иль Илаха, он бы сразу узнал, его след отличался светлой и тяжёлой энергией — это было полной противоположностью от энергии этого предмета. Исходя из этого, след, который этот орешек в себе хранит, был не их Отца. Так же предмет имел ненавязчивое тёплое свечение, как от небольшого кострового уголька — но вопреки углю, оно не обжигало, а согревало. Орех, что был в его руке, скатившись, вновь упал на землю. И раз уж так вышло, Давид просто носочком ноги сделал впадинку, и направил туда этот странный объект, зарыв его слоем земли. Так и оставил его на долгие десятилетия. В следующий раз, когда Давид вновь вспомнил про тот орешек, было время, возведения собора в поселении Орозе Арам. Вспомнил он его только благодаря одной легенде, среди народа Арам. По той легенде: — «Тот, кто отойдёт от священных вод, пройдя её в обход. Найдёт поляну средь болота. На той поляне, царствие своё раскинуло древо то. Краше дерева просто нет на свете, но силою иной питается оно. Не тронь его, иначе не очнёшься ото сна». Давид вспомнил про сражение на полянке, над рекой. Припомнил он тогда и про странный подарочек, находившийся в прахе его врага. Он решил отправиться посмотреть на это «дерево», которым было раньше, как он подозревал, тем самым «орешком». Правда, для него стало открытием то, что там образовалось болото, которое окружало небольшую поляну. Раньше этого болота не было, по крайней мере, когда он был тут в последний раз. Ещё до того, как он полностью пересёк болотную местность, в том потоке воздуха, где он с помощью посоха летел, почувствовалось нечто странное. Это сила, такая неведомая и сильная, что он невольно потянулся вслед за этим потоком — от этого чуждая сила коснулась Давида, постепенно и незаметно укутав его словно в кокон из нежнейших тканей. Вскоре двигаясь строго по этому потоку, не противясь этой странной силе, Давид нашёл его очаг. То самое дерево из предания, раскинулось на сухом от болот участке. Дерево было дольно большим, а на его длинных раскидистых ветвях, раскинулась зелёная листва. Древо словно изнутри сияло, и это сияние разносилось тёплыми потоками по самой поляне, отгоняя болото в сторону, защищая от негативного влияния своего могучего носителя. И именно эти щедрые потоки силы деревца укутали Давида, когда он только начал приближаться к этому месту. Приземляясь рядом выступающим корнем дерева, Давид сразу разглядел на его ветвях, точно такие же орехи, как и тот, который он посадил, в это самое место. Да. Именно в этом месте он посадил его, тут до сих пор витает тот запах. Разряженный воздух, словно бы издеваясь, подкинул ему «то самое воспоминание», когда выпущенная из его посоха молния, ударила по противнику. «Только интересно, как же уцелел орешек? Если от ящерицы даже коготка не осталось» — Давид основательно задумался об этой, как он раньше бы подумал мелочи. Это было действительно удивительным, поскольку при таком разряде, никогда и ничего не могло не то что остаться, а даже расти в том самом месте, где ударяла его молния. По прошествии стольких лет, Давид знал это, ведь в дальнейшем ему не раз приходилось использовать молнию на своих врагах. И, как правило, там, где оставалась такая его магия, никогда ничего не росло — поток магии, которой Давид пользовался в те моменты, был разряжающий и мнимый безопасный, проще говоря — он вкладывал в этот поток, свою чистую магию, напрямую исходившую от Отца. Так каким образом, этот орех не только уцелел, но ещё и вырос в крепкое дерево? «Да, именно благодаря своей непонятной силе. Но, откуда она?» — Давид крепко зацепился за свои мысли. И пришёл к выводу, что его теория относительно миров, имеет место быть. Он давно понимал, что они не одни, есть множество того, чего неведомо глазу обычных людей. Это иные измерения. Такие же места, где находятся кто-то на подобие Иль Илаха. И также следят за ними? Он не знал ответа на этот вопрос, но чувствовал, что в тот момент, когда его магия прикоснулась в очередной раз к Иль Илаху, образуя между ними связь, где-то создалась небольшая трещинка, которая и пропустила этот странный подарок в их мир, с помощью его молнии спустившейся с небес. Только непонятно, почему если «образовалась трещина», то только один такой орешек попал сюда. По идее, уже много и много нового, должно было появиться в их мире. Но этого не произошло, поэтому эта ситуация ставит его в тупик. «Но, если это дерево обладает такими не изученными для него свойствами, может, следует его изучить?» — Давид прицелился своим взглядам к этим «орешкам», памятуя, что именно такой посадил тогда. И решив взять несколько таких орехов себе, для изучения свойств, он потянулся к ним рукой. Как только он коснулся их пальцами, то тут же отдёрнул свою руку. Его пальцы словно огнём обожгло, будто дерево знает, чего хочет Давид и от того начало защищаться. Иная сила, окутавшая его, стала более агрессивной и начала со странным треском раздавать небольшие заряды тока, совсем рядом. Однако самого Давида ни разу ничего такого, что оставило бы ему больной след не дотронулось и не коснулось. Просто раздавалось рядом, ощущение, что дерево просто рассердилось на его выходку. Но более ничего. Стоя рядом и слушая этот непрекращающийся треск, он ещё кое-что приметил. Это земля, на котором находилось дерево, зияла самой жизнью. Чего тут только не было, хотя с вершины и казалось сие место очень малой и не великой. Но на таком крохотном участке, были такие виды растений, которые казалось, должны были кануть в лету. Тот же Огневой цветок, который он видел, будучи ребёнком, сейчас был на грани исчезновения, а здесь таких цветков было много. Риатовое дерево, которое даёт сладкий и питательный плод: — эти деревья уже больше тысячи лет никто не видел. Давид узнал про него из рассказов какого-то человека, из своего прошлого. Просто (как он тогда считал) выдумка какого-то бедняги о том, что существовали когда-то деревья способные прокормить целую сотню людей, одним своим плодом, в котором семена этого дерева помещаются. И каждое семечко этого плода способно утолить дикий голод человека на несколько дней. Дерево то, имело невысокий ствол красного цвета, сами листья имели форму полумесяца, плод, который созревал длительное время около трёх человеческих лет, имел яркий фиолетовый окрас шиповатой поверхности. Здесь было ещё очень много всего увлекательного, но больше всего поражал тот факт, что эти несовместимые по сути своей растения и кустарники, с малочисленными деревьями, росли вместе, хоть для каждого нужна разная местность и естественна почва. Это было странно. И скорее всего, виной тому именно это дерево. Как же ему хотелось изучить это аномальное дерево! Но оно видимо ему не позволит прикоснуться к себе и своим плодам — эта истина немного расстроила тогдашнего старейшину. Но с этим ничего не поделаешь. Давид, конечно, раздумывал о том, чтобы просто напросто уничтожить дерево и уже из его останков пытаться выяснить всё, но он быстро отмёл от себя эту идею. Не хотелось ему разрушать здешний покой, да и эта сила, которой обладало дерево, ему нравилась. Она спокойная и умеренная, словно просто один сплошной тёплый свет — так ему ведется. И если это связано с тем, о чём он раздумывал, то роль этого дерева ещё не отыграна. У Давида складывалось впечатление, что нить судьбы ещё преподнесет ему, кое-что более интересное и тогда, это дерево ему пригодится. Насчёт сохранности этого места и самого дерева он не беспокоился. Уже было известно, что это деревце имело свой собственный «борг», которым себя и всю рядом окружающую его среду защищало. «Даже собственное «сердце» оно имеет. Чего порой недостаёт самим людям» — Отметил про себя он, рассмеявшись последней своей мысли.~~~
Удивителен тот факт, что дерево будто понимало ту причину, по которой они приходили к нему — оно не сопротивлялась и даже само помогало им собрать нужные элементы: Те самые ореховидные семена, немного своей коры и листья — это то, что дерево отдавало добровольно. К своим корням оно не пустило, но пока им особо и не требовались коренья. Поэтому, не заострив на этом своего внимания, они забирали дары дерева. Старейшина Давид, помнит, как удивился его старший советник, увидев это место. Тогда ему стоило огромных трудов поторопить Уриала, чтобы тот уже взялся за свою работу — но это было ещё до появления их гостьи. За три года, до неё. Тогда это странное дерево просто отгородилось от них барьером, не пропуская к себе. И пока они искали возможные ходы к дереву, Давид не заметил, как прошёл сквозь барьер, однако Уриала оно не пустило. В тот момент, его по обыкновению укутала эта сила, и он этим наслаждался. Ему нравилось ощущать столь нежную и мягкую энергию на себе, это было ни с чем несравнимо. Даже при первом контакте с Отцом, Давид не испытывал подобного. Когда Иль Илах прикоснулся к нему, Давиду стало невыносимо плохо, словно бы сквозь него прошла огромная волна обречённости и отчаянья, оставляя после себя бушующий внутри ураган магии. И если других людей Отец, при контакте, довольно быстро покидал, то Давида продержал многим больше — он уже чуть не потерял сознание и только тогда Отец отпустил его, подарив ему главный подарок. Сила внутри это дерева была воистину велика, и это не могло не насторожить. Но в тот момент его это особо не волновало, ему было нужно выяснить свойства этого дерева и хотя бы приблизительно узнать, что же это за сила. Наравне со своей целью, старейшина Давид ставит именно знания. Да он может видеть судьбы людей, непосредственно влияя на них. Только ему под силу до сих пор держать связь с Иль Илахом, и видеть куда именно приведёт его судьба — и он будет идти туда, идти к своей цели несмотря ни на что. Это стало его целью, именно для этого он существует. Тот азарт, который он испытывает, переставляя свои пешки с места на место, полностью им завладел. Нет ничего интереснее, чем следить за жалкими попытками людей, изменить свою судьбу. Ведь даже он сам не может повлиять на события грядущего, какой бы шаг он не сделал, у него будет столь нежелательный сын, от рук которого он падёт. Пусть следить за миром и изменять его пути, насколько это возможно — это интересно, только, к сожалению не ново. А вот это дерево и внесло в его жизнь, хоть что-то новое и неизведанное. Старейшину Давида искренне раздражал факт неведенья, он всегда стремился быть просвещённым по любым вопросам. А тут так… Попытка прояснить этот феномен с помощью Иль Илаха, какого-либо результата не дала. И от того его интерес возрос с ещё большим энтузиазмом. В то их пришествие, Давиду удалось достать с дерева один листик. Дерево не хотело отдавать даже столь малую часть себя. Сорвав тот листик, сила, что нежно ластилась к Давиду, отреагировала моментально, быстро вытолкнув сенатора обратно за барьер, где его уже дожидался советник. Старейшина Давид вопреки своим начальным планам, сам проводил исследование этого листочка. Феномен силы дерева, к сожалению, не удалось разгадать — но то, что даже этот небольшой листочек способен действовать как отдельная, ни от чего не зависящая сила, уже дало хоть какой-то результат по силе дерева, пусть и нечёткий (К сожалению, план по размножению дерева с помощью листка, провалился). Удалось выяснить, что сам по себе листок несёт целебные свойства, а след от силы дерева, пусть слабый, действует как усилитель целебных свойств. Эта же сила в листке, разнесла его лабораторию, в которой он тогда находился. До сих пор удивлялся этому, ведь ту защиту, что он возвёл в лаборатории, даже он не сразу бы её снёс. А тут такой эффект от одного листика — видимо сказалась попытка совмещения магии Давида с силой внутри листка, и как итог: отторжение магии листком. Давид приостановил свои исследования лишь тогда, когда он зашёл в тупик. Проще говоря, чтобы двинутся в своих исследованиях вперёд, нужно взять на изучение что-то ещё помимо листка. Но такой возможности больше не появлялось, поскольку дерево больше его к себе не подпускало, ровно до того самого момента, когда встал вопрос жизни и смерти его «спустившейся с небес прямо на него, юной гостьи». При первом появлении Людмилы, Давид уже тогда понял, что он не прогадал с теми экспериментами над листиком, с помощью которых он создал исцеляющее зелье. Он точно знал, что эта целебная сила ей подойдёт и не будет никакого отторжения, ведь они так похожи. После тщательного осмотра девочки, ему стали известны причины столь её плачевного состояния — её отторгал этот мир. Она не принадлежит к их миру, поэтому Иль Илах вознамерился стереть её, дабы она не мешала идти потокам его судьбы. Сам Давид не видит её судьбы, не видит ровно и тех, кто соприкасается с ней. Отпуская, она поворачивает судьбы совершенно в другие стороны. Для него это очень необычно и увлекательно наблюдать подобное, ведь эта девочка сама того не ведая изменяет судьбы людей вокруг неё — таким образом Людмила спасла Нурит, от участи быть тогда убитой. «Ах да, она ведь теперь носит другое имя» — Вспомнил старейшина, заканчивая со сбором индигриентов для зелья. Волшебникам стоит поторапливаться и отправится в центральный собор, до наступления вечера.***
— Сенатор… Насчёт старейшины Явар — Голос советника Уриала прорезал встречные потоки ветра. Старейшина Давид повернулся на звук его голоса. Они уже были за пределами Орозе Арам, когда советник решил спросить то, что его интересовало ещё до их прихода в поселение Арам. Давид предчувствовал конфликт между своими советниками по этому поводу — и пока не заводил разговор на эту тему. Но возможно так даже лучше. — Спрашивай — Сквозь вздох, разрешил старейшина. Для Уриала это было в порядке вещей, выспрашивать детали казни тех глупцов, что пересиливают своей жадностью страх перед Богом. Явар же превзошёл всех тех людей, своей глупостью, захотев устроить переворот. Хоть в планах Давида не входило столь быстрое избавление от «проблемы», он бы хотел, чтобы этот праведник сам своими действиями загнал себя в ловушку, но обстоятельства сложились несколько иначе. «Благодаря той девчонке» — Закончил про себя старейшина. — Что с ним стало? И возможно ли будет использовать его в наших целях? — Посыпались вопросы. Но тут рядом с Уриалом раздался голос второго советника. — Эта морщинистая голова получила то, что и заслуживала! — Ехидно высказался Ханиф. Второй советник только что присоединился к своим товарищам. Только что он выполнил поручение сенатора, по поводу церемонии и сразу взял курс на возвращение в центральный собор. И вот, он сумел их догнать, правда у него всплыло в подсознании, что что-то от него скрывают — поскольку сенатор и Уриал должны были, уже давно находится в соборе. Но он не стал спрашивать об этом, всё же если сенатор Давид посчитает, что ему нужно будет узнать об их делах, то скажут, а если нет, то и зачем пытаться выяснять? Его это пока что не касается, так пусть будет так. А вот разговор об этом морщинистой головешке, заставил воодушевиться Ханифа. Именно он тогда присутствовал при разговоре сенатора и Явара, и именно он зачитывал о делишках этого уродливого, во всех смыслах, человека. Ханифу всегда не нравился этот напыщенный праведник — только потому, что Явара поставили старшим-праведником при центральном соборе, он возомнил себя самим их Отцом. На то самое место, что по праву занимает их сенатор, но у старейшины Давида слишком много дел, чтобы следить за внутренним убранством «как храма» в центрального собора. Вот потому и потребовался их сенатору человек, что будет поддерживать основной распорядок. Насколько помнил Ханиф, то этот никчёмный человек от тридцати пяти служил при соборе простым праведником, несмотря на то, что все предки Явара были воинами и часто выступали против проклятых рас. И его служение при соборе в качестве обычного праведника, было лет так до семидесяти. Пока сенатору не потребовалось часто отлучаться по делам в другие поселения людей и там лично возводить, какие-то барьеры — какие Ханиф был не в курсе, это была личная инициатива сенатора, и совать свой нос в эти дела никому не следовало. Явар же почувствовал себя настолько важной и незаменимой фигурой, что потерял связь с реальностью. Первый раз это стало понятно, когда Явар начал отдавать странные приказы советникам первого сенатора Давида, это были приказания в стиле: — «Кто этот человек? Я его не знаю, но он мешает мне! Уберите с глаз долой!» — всё передразнивал Явара, советник. Каждый раз, когда старейшина Давид покидал пределы собора, Явар из довольно собранного и трудолюбивого праведника, превращался в жадного монстра, которого подпускали к кормушке. Хамид итак особо никогда и не ладил с этим советником, сказывалось первое появление Хамида в соборе, а после становления этого человека не официально, старшим праведником центрального собора, так совсем возненавидел. И так получалось, что в отсутствие сенатора Давида, чаще всего именно советник Хамид оставался в соборе, Уриал в этих походах был полезнее, чем он. Оставлением этих двоих ненавидящих друг друга людей, обитателям всего собора казались катастрофой, поскольку второй советник старался из кожи вон вылезти, но до конца вывести из себя «старейшину Явара». Правда после этого всё раскрывалось, и после уже сам Хамид получал нехилую взбучку, от первого советника и их сенатора. Но он чувствовал, что с этим старейшиной что-то не так, примерно шесть лет назад Явар взял под свою опеку довольно странную девочку, пристроив её в соборе. И это не могло не насторожить ещё больше. С тех пор советники пристально наблюдали за действиями этого праведника. — А всё же? И Хаинф, разве тебе не следовало предупредить меня о казни, ещё до того, как был предъявлен ему приговор? — Уриал настаивал и не сдавался, пытаясь получить ответы на свои вопросы. Ему действительно непонятны мотивы такого поступка со стороны второго советника. Обычно, когда требовалось избавиться от волшебника, Уриала предупреждали насчёт проведения казни непременно до самого приговора. Но в этот раз всё прошло не так. Мало того, что первого советника не предупредили о намерениях в отношениях Явара, так ещё и о казни он узнал только тогда, когда нёс на подпись бумаги, уже мёртвому «старейшине». И вот спрашивается, почему всё столь засекретили от него? Уриал не особо растерялся, услышав о проведённой казни над этим человеком. Всё же о его делах в отношении переворота был наслышан. Да и старейшина Давид подтверждал эту теорию. Но его крайне смутил тот факт, что вся информация, касающаяся о немедленном рассмотрении дела и последующего суда над Яваром, прошла мимо него. «Или засекретили специально? Нет, это было бы бредом» — Подумал Уриал, но тут же отринул от себя эту мысль, он вспомнил, что была ещё одна причина, почему эти события могли быть столь поспешно были совершены — Божественный дар, госпожа Людмила, могла являться такой причиной. Но только не особо понятно, каким образом этот праведник мог иметь причастие к Божьему дару. Однако, как показалось самому Уриалу, начав рассуждать именно так, он не особо далеко ушёл от правды. — Ой! Только вот не надо обвинять в этом меня! Сам знаешь, что за моими действиями не кроется ничего ужасного. А что насчёт этой сморщенной головы, так говорю же, получил по заслугам! И кстати, именно его череп я тебе тогда отдал, для того самого, странного лекарства — С негодованием говорил второй советник, которого по его самого мнению не справедливо обвиняют в сокрытии информации. Нет. Ну, он то, тут причём? Первый Сенатор, праведного совета старейшина Давид, дал чёткий приказ, чтобы произошедшее в тот день, никому кроме трёх человек находившихся в той «комнате» не было известно. Как тогда подумал про себя Ханиф, старейшина Давид лично собирался обговорить с первым советником, произошедшую казнь старейшины Явара — ведь это напрямую касалось того отвара, которое варил Уриал, для той молодой девушки спустившейся к ним по воле их Отца. И он искренне недоумевал почему, первый советник до сих пор находится в неведении, относительно самой ситуации и тела Явара. Тут Давид взял на себя слово, прерывая последующую перепалку своих советников. — Явар, действительно подходил для нашей цели, но он растратил свой поток магии, на другие дела. Отсрочка приговора была бы бесполезной. И за свои действия он был казнён именно через «Суд тела». Как и сказал Ханиф, его череп пошёл как недостающий индигриент для лекарства. Его тело мы передали в «крае видное здание» находящиеся под контролем собора Арам — Сказав это, Давид замолчал. Ему не нужно было объяснять первому советнику остальное, он итак всё понял. — Да. Ясно — Уриал, понял, что дальнейшие действия сенатора были в пользу новых посохов. Требовалось большое количество фэйроновых кристаллов, и довольно затруднительно было получить доступ к телам погибших волшебников. Однако, узнав, на что пойдёт их прах, войны дали своё согласие на использования их тела для изготовления кристалла, ради защиты семьи. А многие жители сами принесли прах умерших на войнах родственников, говоря, что их родственники были бы рады, если бы их прах принёс такую пользу. Но многие фэйроновые кристаллы были обращены в пыль или взорвались в ходе экспериментов, поскольку пошло полностью отторжение магии. А сейчас, когда уже ясно каким должно быть связывающие звено кристалла и посоха, требовалось ещё подобные кристаллы. Поэтому тушка того праведника действительно пригодилась вовремя, даже черепу нашлось применение. Остальной путь прошёл в молчании. Уже начало темнеть, когда издалека они увидели возвышающийся над поселением центральный собор, у двух советников одновременно промелькнула мысль — «наконец-то дома». Старейшина Давид не удержал смешка и, ухмыльнувшись, ускорил свой полёт по направлению к собору, он предчувствовал нечто интересное.***
Она была дождевой каплей, упавшей с самих небес в это бескрайнее море. Море такое тёмное и холодное, но от того казалось столь величественным. И казалось, у неё нет шансов пересечь его, ещё до своего соприкосновения с его тёмно-синими волнами. Нет таких сил в этом мире, способных на такое. Значит, её смерть придёт с ударом о волну? Ведь бушующее море одно из самых опасных стихий на свете. Это страшно осознавать такой маленькой дождевой капле, что только что оторвалась от своего небесного дома. Если нельзя изменить курс падения, то ей остаётся лишь принять свою участь. Наверно для такой маленькой капельки, она слишком много думает — но это страшно, это по-настоящему страшно быть поглощённой тёмными водами моря. Она знает, море поглотит её, не оставив ничего, от прекрасной небесной красоты. А ведь где-то, на другом конце этого места, не знакомый и с ужасной жаждой путник, ждёт именно эту капельку воды. Но она не сможет спасти этого бедолагу, что так отчаянно цепляется за оставшееся отведённое ему время. Море поглотит и сделает частью самого себя. И ей не вырваться из плена моря, не для того оно так пытается дотянуться до неё своими волнами. Они как руки, в приглашающем жесте, распахивают свои пенистые объятия, обещая ей, что капелька дождя не будет одинокой, её братья и сёстры уже там, и они ждут её. Спустись она к ним, они станут едины в своей мощи, а маленькая капелька обретёт неимоверную силу самого моря. Именно это и пугает падающую дождевую капельку. Она не хочет становиться частью, чьей-либо силы, она всего-навсего хочет спасти ту, заблудшую и уставшую душу, которая так воет пронзительным ветром. Ей жаль этого путника, но она уже не в силах повлиять на решение самих небес, спустивших её прямо в это бушующее море. Оно зовёт, и капелька дождевой воды уже не сопротивляется своей судьбе, она поняла, что это бесполезно. Нужно смириться, больше ей ничего не остаётся — но перед этим, она в последний раз взглянет на небеса. Как жаль, что такое прекрасное небо покрыто грозовыми тучами, которые вот-вот разверзнутся своими громкими раскатами ударов грома и яркими сверкающими молниями. И как ей жаль, что именно она является главной причиной потемневшего неба. С едва различимым звуком, капелька воды столкнулась с очередной поймавшей её волной. Маленькая капелька и сама не поняла, почему она так и не сливается с тёмным морем, но она чувствует, что слияние начинает понемногу происходить. Сейчас её окружает непроглядная тьма. Холодные воды вьются вокруг неё, маленькая капелька чувствует боль от их прикосновений. Море ранит капельку, и постепенно спускает своими потоками всё ниже и ниже. Капелька думает, что поток должен привести её на самое дно. Но кутаясь в этот сильный поток воды, маленькая капелька осознала, она не является, частью ни дождя, ни моря. Она одно целое со своим сущим, неделима. А море не хочет этого знать, оно зазывает её ещё дальше, вглубь, обещая ей поддержку её братьев и силы, что способно оно дать. Только вот, нужно ли это всё, единой сущности? Думая в подобном ключе капелька, соглашается с морем. Ей действительно нужна сила, дабы защитить того путника. Да. Она помнит про того уставшего и умирающего от сильной жажды путника. Капелька хочет найти его и подарить жизнь. Тот вой, который приносил тогда с собой ветер, казался ей печальной песней его сердца. Его криком. Но капелька движется всё дальше и дальше. Непроглядную тьму ничего не освещает, да и невозможно осветить, тут не за что ухватится. Просто тьма моря. Капелька сущности откуда-то знала, что так не бывает, что это море неправильное… Обычно в море очень много разнообразной жизни. Тут её нет. Это море мертво. И от этого осознания, самой единой сущности, становится не по себе. Но внезапно её движение прерывается. Сущность до сих пор чувствовала поток моря, но оно больше не двигало её. Она почувствовала, какое-то невидимое для неё движение, которое дёрнуло её куда-то в сторону. И вот она оказалась посреди более светлых оттенков моря. «Нет не светлых» — тут же поправила себя капелька сущности, оказалось, что это просто небольшое свечение, исходившее от той гладкой полированной поверхности. В сущности, заиграло любопытство, она впервые попыталась сама сдвинуться с места, к которому прибил её поток. На удивление, маленькой капельке сущности это удалось, и она с необычайной лёгкостью понеслась к этой странной вещице. Приблизившись к этому предмету, что источало красивый тёплый свет, она в нерешительности застыла. Но любопытство сущности было столь сильным, что отбросив все сомнения, заглянула в эту вещицу, пытаясь как можно лучше всё там рассмотреть. Вид, который раскрылся сущности, заставил её не поверить в увиденное, ведь заглянув в эту светящуюся гладкую поверхность, она увидела саму себя: Небольшой огранённый хрусталик круглой формы, источавший свет. Тот свет, который она видела в этом предмете, был лишь её собственный, отражённый от этой гладкой поверхности. Однако её отражение быстро сменилось на что-то ещё. Там были люди, много людей, и все они выкрикивали непонятное ей слово — словно кого-то звали. Она хотела бы, пойти на этот зов, но это невозможно. Сущность знала, что, то, что отражается на этой поверхности лишь часть моря, и нет такого пути, чтобы пересечь его. И от того слишком горько понимание. Резко прервались крики тех людей. То место, где находится сущность, стало более плотным. Море словно не даёт ей право выбора, она должна принять в себя само море, став одним из его потоков. Сущность чувствует, как на неё сильными потоками исходит вся та вода, что есть в этом бездонном месте. Воды вбиваются в крошечный шарик, пытаясь добраться до её сердцевины и слиться с ним в единое… С каждым толчком обрушенного на неё потока, сущность вздыхает от нестерпимой боли. Такую сильную боль причиняют ей волны моря. Как итог — «она сдаётся». Открывшись очередной волне потока, море прорвалось к самой «сущности в нутро», она разом теряет свет, начав тонуть в густом тёмно-синем, мраке тьмы. Тьма заполняет всё, и не видно ей, уж более ничего. От боли разрывающей её, она теряет суть свою. Только, что же происходит с этой тьмой? Море, заполнявшее её, разом растворилось в леденящей ночи. Иной поток собирал осколки те, пытаясь восстановить суть сущности той — тот поток нежный, родимый, мягко оплетал и собирал, и даже что-то даровал — словно её и не отпускали небеса! И есть за тьмою свет, что светит столь же ярко, как и прошлое её сиянье — «Даже ярче, красивым светом серебра». Не заметив более следующей волны, потянувшись к свету моря — она уже вобрала в себя её воды. Нет более страха для неё. И последней волной, разом затянув её на дно. Она познала силу моря — но сила та бесполезна для неё, если рядом нет того, кого хотела бы спасти. О, как же сущность хотела вернуться к небесам!***
Сосредоточившись на своих действиях Наиля, готова была ждать, пока тело госпожи Людмилы не начнёт впитывать в себя сизую массу, что на неё нанесла она. Здесь главное не упустить момент перехода одной фазы в другую, иначе Люда никогда уже не откроет глаза. Этого допустить нельзя, Наиля должна помочь, а не погубить Божественное дарование. Она точно не позволит выйти всему из-под контроля. Если разобраться в тех чувствах, что сейчас Наиля испытывала, ей самой не хватит описания всего, но, она искренне верит. Возможно, её вера и отличается от большинства, однако, кое-что общее в ней находится, пусть та линия общего очень тонкая и почти прозрачная, но она всё ещё связывает её с этим миром. Нить, что сейчас была, как натянутая струна, девушку очень беспокоила. Ей хотелось её порвать, она причиняет ей боль. Эта боль была уже такой позабытой, но она вернулась вновь. И как поняла Наиля, это случилось тогда, когда она впервые встретила свою госпожу.~~~
На самом деле, Наиля вовсе не собиралась даже разговаривать с этим странным подарком их Отца — не заикаясь уже о том, чтобы «подружиться». Но, как только Наиля зашла в спальню, где находилась Людмила, девушка почувствовала давно позабытый аромат. Воздух, который окружал гостью, был таким до щемящего сердца в груди ей знакомым, словно в тот раз она вошла в покои своей давно погибшей матушки. И то свечение, что едва было различимо из-за плачевного состояния владелицы, её, Наилю, будто бы приветствовало, укутав в такие мягкие потоки объятий, расходившихся по всей обители госпожи. Наиля, с особой осторожностью прикасалась к Божьему дарованию, но в тот раз нужно было спешить. Знала так же и про то, что госпоже нужно было, успокоиться, перед тем, как предстать перед Праведным Советом Старейшин — поэтому она начала отвлекать её незначительными разговорами. Да, так не принято себя вести с теми, кто имел более высокий статус, нежели обычная служащая, но Наиля чувствовала, что эта странная госпожа нуждается в ней, и она уж точно не будет выдавать её кому-то из верхнего совета. Девушка, что рядом с нею шла, была совершенно Иной непохожей ни на кого из живущих здесь людей. Это то, что уяснила она, когда прибыла вместе с ней туда, где проводился совет — пусть и ходу не было дальше, но её это не волновало, Наиля уже знала исходящий итог разговора, по поводу этой странной госпожи, она уверенна, что и те старейшины всё поняли. Стоя за огромными дверьми, она вспоминала то, как оказалась здесь. Вспомнила и имя, данное ей при рождении матушкой её. То имя красивым было, жаль только, не достойна она его. Именно она повинна в смерти многих. Наиле становится больно вспоминать те события, но она не сожалеет о своих поступках. Даже спустя столько времени, она бы сделала то, что сделала тогда. Они заслужили.***
Маленькая девочка пяти лет, глубокой ночью стоит возле ворот приюта для сирот. Дождь, что шедший в такой поздний час не мог стереть горькие слёзы, что текли по щекам малютки. А ведь девочка специально не делала от него защиту, которая бы её спасла от такого проливного дождя. «Защиту, что показывала мама» — тут же выдаёт разум девочки, погружая обладательницу этих мыслей, в такие тёплые, казалось бы, вчерашних дней воспоминания. И перед глазами вновь видится силуэт матери её, а звонкий, но нежнейший голос, застилает ушки, не слыша больше ничего иного — только голос тот, только его ей слышать нужно. — Нурит, ну нельзя же выходить из дома в такую погоду! Посмотри, ты вся промокла, так и до простуды недалеко — Маленькую девочку, быстро подхватили чьи-то нежные руки и, прижав её к груди, быстро метнулись под навес дома. Нурит, так звали девочку, внимательно посмотрела на свою маму, которая обеспокоенно со всех ракурсов её разглядывала. Заметив, что мама собирается её отчитать, девочка быстро перевела разговор в другую сторону. — Мама посмотри, как красиво! — Девочка протянула ладошку к падающей с навеса, капельке дождя. Довольно крупная капелька упала точно в подставленную ладошку, разбиваясь об неё и делясь на несколько маленьких капель, стекающих с ладони. — Маленькая моя, смотри как нужно — Теперь мама девочки подставила одну руку к навесу, второй рукой крепче обнимая свою дочь. Капелька остановила своё падение точно на сантиметре, до соприкосновения с ладонью. Поднеся ладошку ближе к дочери, она подняла капельку чуть выше, чтобы та застыла возле личика Нурит. Видя, как восхищается её дочь простой магией, она улыбнулась и захотела ещё больше её порадовать. Капелька дождя, стала на глазах Нурит светится ярким золотистым светом, но тут капелька не выдержала такой магии и распалась на маленькие водяные брызги, напоследок сверкнув озорными золотистыми огоньками. — Ещё! ещё! ещё! Мамочка научи и меня — Просила её восторженная дочь, хлопая в свои маленькие ладошки. Женщина же не разделяла её энтузиазма. — Пока что тебе рано такому учиться — Но видя, как Нурит вот-вот заплачет, она смягчилась, всё же её девочка для своих лет довольно одарённый ребёнок. — Но, если хочешь, я могу научить тебя простейшей защите от дождя. Так я буду спокойна, за здоровье своей малышки — Рассмеялась молодая женщина, видя, как насупилась дочка, на последних её словах. «Естественно! Ведь она Нурит, уже не маленькая!» — Но тут же согласно закивала своей головой, она действительно хочет научиться, тому, что могут взрослые волшебники. — Тогда запоминай, вот тут мы, делим… — Нурит! — Дёрнул её за рукав праведник, который привёл её в это место. Но девочка никак не отреагировала. Невидящим взором смотрела она на дверь, сжимая в своём кулачке ткань от ночной сорочки. Праведник решил не вмешиваться, он понимал, что ребёнок не может принять смерть своей матери. Но мысли праведника оглушил дикий крик, исходящий от маленькой девочки. — А-А-А-А-А-А-А-А!!! — Ноги подкосились и Нурит упала. Зажав руками свои уши, она кричала столь сильно, от той боли, что сжигающей огненной струёй, уничтожало всё её существо. Маленькая девочка захлёбывалась в своём горе, которое вырывалось наружу, через её крики. Вся измазанная в своих же слезах и соплях, она ещё с нескольких минут надрывалась. Пока не отворились двери приюта, и её не усыпил вышедший оттуда праведник.***
Поутру проснувшись, она не сразу разобралась, где находится. Но подошедший праведник, принёсший ей завтрак вместе с новой одеждой, всё рассказал об этом месте. Нурит слушала его, но ей было всё равно, теперь она не знает, зачем ей существовать. Кушать девочке совершенно не хотелось, праведник увидел это и сказал, чтобы она съела всё, поскольку впереди её ждал трудный день. Пришлось подчиниться. Да. Воистину этот день был одним из самых первых таких тяжёлых дней, потянувшихся чередой друг за другом — но в тот момент она этого не знала. — Нурит, пойдём, тебе нужно будет представиться перед другими живущими тут детьми — Просипел старый праведник. Волшебник встал со стула, что располагался напротив небольшого спального места, где полулежала девочка. Сама Нурит, вяло встала с тёплого места, надев на себя это тёмное форменное одеяние приютских детей. Краем глаза Нурит заметила, что её домашнюю пижаму этот старикан куда-то забрал — а ведь это единственное, что осталось от её дома. Её вновь пронзила острая боль, и глаза вновь застилали слёзы. Так судорожно всхлипывая, девочка, идя рядом с этим старым праведником, добралась до какого-то помещения, откуда слышались голоса других детей. Быстро протерев лицо полотенцем, что наколдовал ей праведник, она привела себя в относительный порядок. И глубоко вздохнув, она сделала несколько шагов вперёд, заставив себя не дрожать, от такого количества обращённого на неё внимания. Стало страшно, эти дети были не такими, как те ребята, с которыми мама оставляла её играть, их взгляд не предвещал девочке ничего хорошего. Едва уловимая дрожь прокатилась по её спине, до самого копчика. — Дети, познакомьтесь с новой воспитанницей и вашей новой сестрой. Её зовут Нурит, ей пять лет — Раздался позади неё голос того праведника. Он подтолкнул её, чтобы она вышла вперед к своим новым братьям и сёстрам. — П-привет — Тихо прозвучал голос Нурит. Девочка очень засмущалась, было видно, что она самая младшая в этой группе и от того её непонимание всё больше возрастало. Насколько помнила девочка по рассказам взрослых тёть и дядь, то детей в приютах обычно распределяли по возрастной группе. А тут, мальчики и девочки выглядели намного взрослее, чем она. Дети хором поприветствовали Нурит, а после праведник сразу сказал сесть ей на лавочку, рядом с девочкой с тёмными кудрявыми волосами и маленькими глазами. Праведник назвал эту девочку Широй. Нурит послушно подошла к лавке и как только села, начался урок.***
Насколько Нурит уяснила из своего первого дня пребывания в приюте, то находившиеся дети там не особо плохие, были даже такие же, как она, попавшие туда в связи со смертью родителей и родственников. Ещё встречались дети, которые не видели родительской заботы и любви, и именно эти дети выбрали маленькую Нурит в качестве объекта для издевательств. Однако саму девочку это мало волновало… Проще говоря, ей было плевать на них. Нурит совершенно никого не воспринимала. К ней не раз пытались подступиться другие дети — «подружиться и держаться вместе», на подобные заявления со стороны других детей, её магия реагировала неадекватно, впечатывая их в землю. Это продолжалось до тех пор, пока все не уяснили, что с ней лучше вообще даже не разговаривать. А те ребятишки, которых она невольно задевала магией, сплотились против неё, но надо отдать им должное. В отличие от тех детей, которым она не нравилась, просто из-за того, что у неё была семья, эти же никогда не пытались напасть со спины. И как-то так случилось, что той единственной кого её магия ещё не тронула, была та самая девочка, к которой её подсадили во время первого урока. Шира никогда не пыталась с ней сблизиться, но она объясняла младшей в группе, как, что и где проходит. К ней Нурит подходила, когда не могла самостоятельно что-то понять и Шира никогда не отказывала в этом. Нурит разузнала о ней, от того самого старика, эта девочка оказалась его кровной внучкой, и за неимением свободного времени, он поселил Ширу вместе с детьми из приюта, чтобы та была всегда на виду у деда. Шира была очень умной и умелой, маленькая Нурит восхищалась ею. Ровно до десяти своих лет. Тогда был её день рождения и спустя столько времени, Наиля понимает, что эта дата для неё роковая, она дважды родилась в один и тот же день. Для неё уже давно было в прошлом улыбки и поздравления, и даже этот праздник остался где-то позади. Она не видела в нём смысла «Толку от этого праздника мало, разве загаданное желание сбудется?» — мёртвых нельзя вернуть, Нурит знает это, а потому этот праздник бесполезен. Да и некому её поздравлять. А вот найти укромный уголок, чтобы прочесть очередной украденный свиток Нурит не отказалась бы. Потому девочка начала приближаться к своему месту, которое она нашла ещё в первый день её прихода. Это было дерево яблони, их тут много, но это было отдалённой яблонькой от приютского общежития, яблоки, что росли здесь всегда твёрдые и очень кислые — приютские дети не любят их. Так что Нурит не переживала, что её покой кто-то побеспокоит, главное всё делать по расписанию, но даже это сегодня не должно помешать ей. Сегодня к ним в приют пришёл кто-то очень важный — настолько важный, что праведники ещё за несколько дней до прихода гостя, стали просматривать тех детей, кому исполнилось уже тринадцать лет, на степень магического развития. И в ходе этой проверки, от Широ, Нурит узнала, что этот гость был из центрального собора, а это значит, что сегодня она может почитать и поэкспериментировать на час больше. Но подходя всё ближе к своему месту, Нурит увидела оживлённую толпу детей. Ей показалось это странным, эти дети хихикали и что-то выкрикивали кому-то. У Нурит возросло плохое предчувствие и, повинуясь ему, быстро подбежала к толпе. Многие дети, как только увидели Нурит, сразу бросились бежать. Не обращая внимания на убегающих, она прорвалась вперёд. Дорогу преградили оставшиеся пятеро детей, двое мальчиков и три девочки. Оттолкнув хихикающих ребят, она с ужасом увидела открывшуюся перед ней картину. На земле, в тени дерева лежала неподвижно Шира, она была вся избита и в крови. От её чёрного одеяния почти ничего не осталось, оно всё превратилось в обычные висящие лоскутки тёмной материи, еле прикрывающие тело. Её красивые, отросшие за несколько лет чёрные кудри, были неровно срезаны и теперь рассыпанные валялись вокруг неё. Но больше всего Нурит испугало, что голова Широ была задрана вверх, а её небольшие карие глаза покрывала мёртвая пелена. — Шира? — Нелепо позвала её Нурит, тронув за плечо, но на это действие голова полусидевшей девочки перекинулась набок, и её тело разом легло под неестественный угол. Сзади уже окружали те пятеро детей. — Вот видишь, она оказалась слабой. Эй! Да не переживай так, следующей будешь ты! — Радостно верещал мальчишка, а четверо других противно засмеялись, явно поддерживая таким способом его слова. Нурит не совсем помнила, как она расправлялась с ними. Запомнила лишь, как позвонковый хребет, того самого бохавлявшегося мальчишки, приземлился в её руку, а она его отбросила прямо в то место, где стояли оставшиеся ребята. Помнила, что тот небольшой кинжал, которым она очищала и резала яблоки, оказался в её левой руке, в то время как выданный им посох леветировал на небольшом расстоянии — а дальше была тьма. Очнулась она в запертой комнате, без единой мебели, кроме постеленного на полу одеяла, на котором она и проснулась. Сквозь небольшое окно, она увидела, что уже наступила ночь. Было странно там сидеть и ждать, воспоминания, постепенно к ней возвращались. И постепенно до неё начало доходить, что ей грозит за убийство — у неё не было ни страха, ни паники, лишь непонятная ей тоска. Она вспомнила свою маму, но по прошествии стольких лет, отголоски нежности и заботы стали забываться. Это была её заслуга, Нурит не хотела вспоминать, за воспоминаниями всегда идёт боль. Дверь, что была единственной в этой комнате, отворилась. На пороге стоял дедушка Широ и незнакомый ей праведник, который был одет так, что сразу становилось понятно, кто перед ней — это и был тот самый гость из центрального собора. — Дитя, сегодня ты умрёшь — Послышался голос старейшины. Нурит только кивнула на эти слова, она знала, ведь только огненной смертью можно очиститься перед Отцом, дабы вернуть к себе его расположение. Она не сопротивлялась, хоть уже и не верила в то, что Он существует, ведь, если бы Иль Илах существовал, он бы не дал в обиду ни её маму, ни Ширу, ни даже её. «Он бы защитил и уберёг их всех» — так она думала, раньше. Тем временем старейшина из центрального собора продолжил: — Да. Ты умрёшь как Нурит, как предательница и отступница от воли нашего Отца. Но если ты поклянёшься мне в верности и верности нашему Отцу. И никогда не предашь меня, я заберу тебя отсюда. Подумай хорошо, я дам тебе знания и силу, которую ты заслуживаешь. Сам Иль Илах сегодня на твоей стороне, и именно он решил твою судьбу. Поклянись же! — Нурит задумалась «Стоит ли доверять этому странному человеку или лучше будет, принять свою участь в виде казни?» — Она не знала, чего хотела. Когда-то, ещё, будучи маленькой и счастливо живя с мамой, она мечтала, что пойдёт в академию при соборе. А потом дабы быть ближе к Отцу, она попытается сделать всё возможное, чтобы встать в ближний круг совета старейшин. И оказаться рядом с тем человеком, который как говорила её мама, был самой частью Бога, Первый Сенатор, Праведного Совета, Старейшина Давид Иохаз Абрахам, так звали того человека. Но зачем ей это всё сейчас? Нурит слишком истощена, она не знает, чего хочет, но точно знает, что ей не нравится этот «старейшина», от него исходит противный запах гнилой рыбы. Она знает, что он хочет от неё, этот старейшина хочет, чтобы Нурит во всём ему подчинялась, стала Его воином. Насчёт силы и знаний, в этом она не сомневалась, он непременно ей это даст. Просто ради интереса нужно согласиться, ей терять нечего, поэтому, несмотря на то, что этот старик ей противен, она скажет эти слова. — Я клянусь, служить и быть верной вам и нашему Отцу, до самого конца — Она почтенно встала на колени, склонив голову к полу. Поднимая на него глаза, шепотом произнесла последние слова: — И никогда не предам вас — Ей было неудобно сидеть в такой нелепой позе, всё тело быстро начало затекать. Но долго ей ждать не пришлось. — Встань дитя. Отныне мертва та, чьё имя Нурит, но родилось дитя с именем Наиля. Запомни, оно твоё! Наиля, так он её назвал — как считала она сама, это имя ей совершенно не подходит, но путь назад давно уже исчез. В тот момент она приняла свою судьбу, перестав прятаться за безразличной маской к участи своей. И наверно, Наиля и была бы самой преданной старейшине Явару, да только, судьба такая непредсказуемая. Никогда не знаешь, испытание или награду ты получишь, но у судьбы всегда и на всё свои планы. Это она поняла, служа в центральном соборе, ровно с седьмого дня, седьмого месяца — в тот момент она увидела Его. Это был первый раз, когда она издалека увидела сенатора Давида…