Беннет любит все усложнять

— Ненавижу тебя. Она повернулась к открытому окну, и то ли ветер свистел в его голове, то ли ее сухой голос. Это мешало сконцентрироваться, подобрать нужные слова: сорваться и накричать на нее или в сотый раз попытаться оправдаться, любой вариант не включал в себя спокойный разговор. С ней и раньше трудно было контролировать эмоции, а сейчас это казалось абсолютно невозможным. Вот же она, сидит рядом, останови гребаную машину и разберись с ней, в конце концов, Деймон! Разберись, как умеешь. Нет, с ней так нельзя. Это же чертова Беннет, его ведьма, он сломает себе же руки, если прикоснется к ней против ее воли. Ничего. Лучше вообще ничего не говорить. Он просто искоса смотрел на нее, как вздымалась грудь от злости, как волосы колыхались, распространяя этот раздражающий запах марципанов по всей машине, въедаясь в его память. Теперь это будет стойко ассоциироваться с этим моментом, напряжением, висящим в воздухе. Если бы можно было просто молчать и смотреть, было бы все намного проще. Но нет же, Беннет любит все усложнять. — Нельзя было его бросать там. Серьезно? Энзо? Или у нее было плохо с причинно-следственными связями, или она действительно ненавидела его лишь из-за этого жалкого вампира. Он горько скривил губы, это последнее, за что она должна была испытывать ненависть к нему. — Ты еще не уяснила? Я брошу всех, Бонни, если это будет касаться твоей безопасности. — О, я это прекрасно уяснила, когда ты бросил меня саму, лучший друг, — она выплюнула обращение как ругательство. — Во-первых, может, ты уже повернешься? Не надоело темноту взглядом сверлить? — дождавшись встречи с ее глазами, он продолжил: — А во-вторых, да, черт возьми. Я бросил тебя, оставил одну, и это был тот редкий случай, когда я не был эгоистом. От меня ведь всегда одни проблемы, мои планы всегда проваливаются, последствия всегда затрагивают близких мне людей, крайней оказываешься ты, мой лучший друг, — когда это выражение стало иметь другое значение между ними? Это лучше всякого оружия стреляло в сердце ей. И особенно ему. — И это твой самый грандиозный провалившийся план. — Согласен. Он видел, как ее терзали слова обиды, как она хотела вылить на него гнев и отчаянье, накопившиеся за три года. Но Беннет же у нас гордая. Она задушит слезы на корню и выйдет победительницей. А он не отказался бы от насилия с ее стороны, истерики, крика, любой другой непредсказуемой херни. Но проще же никогда не бывает. — Любой мой шаг, Бонни, связан с тобой. Любое мое действие зависит от того, как это повлияет на тебя. Просто знай, что ты нужна мне. Даже, если это не взаимно, ты должна это учитывать. Почему он должен был произносить это вслух, почему это висело невысказанным, почему не было видно по нему. Потому что он идиот, который думал, что между ними все просто. Нет. Это же Беннет. — Ты мудак, — ее обычный прищур, с которым она любила спорить с ним, выдавал ее с потрохами. Планка ненависти снижалась. В точку, Бонни. — Продолжай, — от воодушевления он ударил по газам, и ветер свистал в открытых окнах все сильнее. — Кретин. — Да. — Непроходимый тупица. — Оу. Ее энтузиазм все распылялся, она забралась ногами на сиденье, ухватившись рукой за спинку водительского. На скорости он изредка поворачивался к ней, с каждым разом, видя ее глаза напротив все ближе. В них плескался уже даже не гнев, а азарт — какое бы едкое словечко подобрать еще, отчего у Деймона захватывало дыхание. Да, детка, давай уже покончим с этим. Если не подерешься, то хотя бы пускай в ход свой арсенал грязных словечек, которые ты давно копила. — Мерзавец. — Сволочь. — Гад. — Кто еще? Это заводит? Черт. Почему-то да. Почему-то она уже так близко. Почему-то становится страшно повернуть голову и встретиться не только с ее глазами. Запах марципанов уже под кожей, и он готов его терпеть, потому что воспоминания обещают быть приятнее. — Мой… Все так же, не поворачиваясь, он обрывает ее. — Если ты сейчас скажешь это чертово «лучший друг», я клянусь, убью тебя. — Если ты не сбавишь скорость, мы и так разобьемся. Он остановился полностью. Спала и жара в машине. Лишь только два сбивчивых дыхания не утихали. Деймон все так же боялся отвести взгляд от дороги, чувствуя, что она ни на миллиметр не сдвинулась. Дышала ему в шею. Такого никогда еще не было. Не с ней. И от этого хотелось выть, потому что хотелось повернуться. Как же все, блять, сложно. — Нам надо вернуться за Энзо. Пуф. Рухнул будто целый город в его глазах. Мудак, лицемер, совершенный ублюдок. Бонни, пожалуйста, продолжи тот список, потому что это все чистейшая правда. Деймон Сальваторе непроходимый тупица, который кивнет и развернет машину, в этот раз, соблюдая скорость. Она так и не дождалась, когда он повернется. И нетерпеливая Беннет также не дождалась, чтобы выждать трагическую паузу. Приняв обычную позу, далеко от водителя, так далеко, что ему легче жилось, она ровным голосом опять все усложнила. — Ты не прав. — Что, блин?! Он гений самообладания, едет спасать ее незадачливого ухажера, в чем он, спрашивается, не прав?! — Это взаимно, если ты такой тугодум, еще этого не понял. Это прозвучало по-детски обидчиво, и он готов был поспорить, что она сдержалась, чтобы не надуть щеки. — Понял, Беннет, понял. Никуда мы друг от друга не денемся, — конечно же, он тоже нужен ей, от этого чувства тепло расползалось по всему телу, — и будем еще долго с этим разбираться. Будем вместе спорить, ругаться, драться, если придется, я, кстати, давно этого жду. — Что будем драться?! Как ты себе это представляешь? Бонни старалась не подавать виду, кусая самопроизвольную улыбку, но этот идиот вызывал смех. — Ну, ты будешь колотить меня, а я поддаваться. — Ну, уж нет, я смогу тебя завалить даже без твоих поблажек. — Звучит многообещающе, Бон-Бон. — Заткнись. — Хорошо. Никуда они друг от друга не денутся. Всегда.