Новый мир

Они создавали миры – шестеро ребят, совсем ещё детей, которые толком ничего не успели узнать, но были рождены с этой силой. Когда, где именно, почему и в какой момент они собрались вместе – эти знания давно выветрились из их памяти, как нечто неважное и ненужное, потому что главным была только их цель. Они создавали миры. Только это имело значение. Правда, грубо говоря, именно творцом был лишь старший из них, Коджи. Именно он придумывал, каким должен быть новый мир, терпеливо вылепливая его ловкими смуглыми пальцами. Только он знал, что это будет за мир – горная страна или густой лес, бескрайняя равнина или такой же бескрайний океан с затерянными в нём островами. Фантазия Коджи казалась безграничной – каждый новый мир был не похож на прежний, каждый новый мир был уникален, каждый новый мир был прекрасен сам по себе. Но это была лишь основа. Когда Коджи заканчивал, наступала очередь Томы. Его обязанности казались совсем скромными, но без его участия, без его магии обойтись было категорически невозможно. Потому, что именно Тома создавал законы, по которым эти миры существовали. Именно Тома упорядочивал всё, что составляло основу каждого из миров. Линии, выходящие из-под его пальцев, всегда были аккуратными и точными, и благодаря им в новорожденном мире начинало течь время, а времена года сменяли друг друга, также как и светила на небе. И тогда уже в дело вступал Рен. Скромный и спокойный, он дарил мирам их голоса. Шум прибоя и ветра, шелест дождя и раскаты грома – всё это казалось одним и тем же, но, тем не менее, в каждом из миров отличалось друг от друга. Ещё ни разу Рен не повторился в сочетаниях звуков и каждый раз оставался доволен своей пусть и небольшой, но важной работой. Рена сменял Рюсей. Маленький и нетерпеливый, он раскрашивал новорожденные миры новыми красками, точно разбрызгивал из баллончиков разноцветные капли. Всё зависело от его настроения – когда Рюсей был счастлив, то в мире становилось больше ярких красок, сочного алого и развесёлого оранжевого, приятного глазу зелёного и нежного голубого, а когда Рюсей грустил, то выбирал задумчивый фиолетовый и печальный тёмно-синий. Но всё же он был счастливым ребёнком, поэтому ярких, тёплых миров становилось всё больше и больше. И вот тогда, в прекрасном упорядоченном мире, где пели ветер и волны, а облака неспешно плыли в ярком небе, появлялись живые существа – люди и животные. Тот, кто создавал их – Дайго, его звали Дайго – никогда не спешил, хоть и всегда испытывал нетерпение, создавая самое, наверное, важное для любого мира. Он не ограничивал свою фантазию и никогда не повторялся, и только окончательно закончив свой нелёгкий труд, позволял себе улыбнуться, так красиво и солнечно, что этой улыбкой просто нельзя было не залюбоваться. Последним был Шо, глупенький, смешливый Шо, который давал миру то, без чего он был бы всего лишь нарисованной кем-то картинкой, кукольным домиком – чувства, эмоции, душу. Именно его магия, соединяясь с линиями порядка, заставляла течь жизнь в каждом из миров. Именно она становилась последней точкой, и все шестеро могли расслабиться и позволить себе передышку, любуясь своим творением. Они не просто работали вместе – между ними незаметно протянулись невидимые нити, связавшие всех. После окончания своей работы они всегда устраивали себе маленький праздник, и маленький Рюсей смеялся громче всех, скромный Рен переставал так сильно стесняться, Тома не мог сохранить свою серьёзность, слушая весёлую болтовню Шо, а Дайго просто наблюдал за Коджи и мечтал, что однажды всё же сумеет повторить в каком-нибудь из своих творений такую же ослепительную улыбку и нежный блеск тёмных глаз. Они действительно были счастливы, живя вшестером в маленьком уютном доме на границе всех миров. Они никогда не знали одиночества или серьёзной грусти, потому что рядом всегда были те, кто помогал и поддерживал. Они думали, что так будет всегда, вот только… Даже те, кто создавал миры, должны были подчиняться законам, стоявшим превыше всего. Законам, гласившим, что однажды каждого из творцов позовёт один определённый мир, и сопротивляться этому зову будет невозможно. Первым стал Шо. Он плакал, пытался возражать, но магия больше ни разу не пришла к нему, и оставаться здесь, с остальными, он больше не мог. В день, когда его провожали, шёл сильный дождь, поэтому не было видно слёз. Шо сжал руку Рена, неловко потрепал Рюсея по волосам, обнял Коджи и покружил на руках несерьёзно сопротивляющегося Дайго. И долго не хотел отпускать Тому, словно эти лишние секунды могли что-то изменить. А потом ушёл, медленно, сгорбившись, совсем не походя на того неугомонного парнишку, что нёс в новые миры любовь и радость. За ним последовал Рен, ушедший тихо и незаметно, оставив после себя прощальное письмо, строчки в котором кое-где сильно расплывались. Остальные пытались справиться вчетвером, но порядок больше не хотел наступать в новорожденных мирах. Пальцы Томы кровоточили, он больше не мог чертить идеально правильных линий и, в конце концов, поклонился, долго извиняясь за то, что не может остаться. Он ушёл налегке, сам не ведая, куда, зная только, что не остановится, пока не встретит вновь того человека, который единственный мог подарить гармонию его сердцу. И Дайго, Коджи и Рюсей верили, что Тома этого человека обязательно отыщет, неважно, в каком из миров. Рюсея они отпустили сами – в один из прекрасных, ярких, цветущих миров, населённых такими же вечными детьми, как и он сам. И так Коджи и Дайго остались одни. Вдвоём в пустом доме, в том месте, где их никогда уже никто не навестит. Сначала было тяжело. Фантазия Старшего иссякла – он больше не мог увидеть новый мир, не мог создать его собственными руками, не мог, как ему казалось, вообще ничего. В мире-между-мирами теперь шёл дождь, постоянный и нескончаемый, и Дайго смотрел в окно на колышущуюся серую пелену, не желая верить, что это конец, что они более ни на что не способны. Он тоже не чувствовал более той силы, что раньше наполняла его разум и руки, но другая сила, более могучая и более важная, наполняла теперь его. Та, которую он раньше стыдливо отвергал, называя слабостью. Та, что могла помочь ему в сложившейся ситуации – лишь она одна. Но Дайго понадобилось время, чтобы осмелиться дать ей волю. - Думаешь, это конец? – спросил Коджи в один из безликих дней. Возможно, это было утро, возможно, вечер, они давно потеряли ход времени, а старые часы, примостившиеся на каминной полке, остановились ровно в ту секунду, когда ушёл Тома, словно его магия порядка подпитывала и их тоже. – Я больше ничего не могу, я иссяк, и мне кажется, что лучше бы я никогда не умел этого. Так было бы легче. Так было бы проще. Дайго покачал головой, останавливаясь рядом. Дождь шёл беззвучно, он не имел цвета, он падал с неведомого неба хаотично и холодно. Дождь был ничем, всего лишь дождём. - Я не думаю, что это конец, - ответил Дайго спустя несколько долгих мгновений. Он не понимал, почему говорит это, не знал, прав ли, помогут ли его слова. Он просто хотел сказать это. Хотел выпустить то, чем полнилась его грудь. – Мы это мы. И даже если наш долг здесь исполнен, наш путь на этом не заканчивается. Раньше они никогда не прикасались друг к другу – магия к магии, больше ничего. Но теперь всё изменилось. Теперь, когда они были простыми людьми, они могли позволить себе подчиняться тем всеобъемлющим чувствам, которые Шо когда-то дарил несмышлёным творениям Дайго. Теперь они могли думать только о самих себе. Дайго было немного грустно, когда Коджи закрывал дверь их домика – места, где они все были так счастливы. Но он не жалел ни о чём, зная, что впереди у него будет ещё много счастья. Много впечатлений. И много любви. Они ушли, держась за руки – всего лишь двое странников по мирам, ничем не отличавшихся от других – зная, что однажды в этот дом придут другие творцы и начнут всё заново. Однажды они встретят уличного художника Рюсея, который не расстаётся с баллончиками с краской. Рена, ставшего знаменитым певцом. Тому и Шо, которые наслаждались счастливой жизнью в уютной квартирке на самом высоком этаже увитого плющом дома. Но пока Дайго и Коджи было достаточно того, что они есть друг у друга. Они ушли, держась за руки – всего лишь двое странников по мирам, ничем не отличавшихся от других – зная, что однажды в их бывший дом придут другие творцы и начнут всё заново.