Ты будешь моим розовым слоником.

— Флооооошаааааа!!!!!!!!!!!!!! Я приехаааааал!!!!!! — радостный итальянский вопль разорвал изнутри телефон, барабанные перепонки и уставший после работы мозг. — Ты ждал же, да, ждал? — Конечно, ждал. Я тоже рад тебя слышать. — Недовольно поморщивщись, Флоран засунул палец в ухо и несколько раз с силой пошевелил им в попытке произвести декомпрессию. — Значит так. Я уже закинул вещи домой и готов выходить. Жди минут через полчаса, готовь кофе, с меня эклеры! — восторженные крики сменились короткими гудками. — Блядь, а заранее позвонить?.. — спросил пустоту офигевший Мот, на несколько секунд забыв о воткнутом в голову пальце. Конечно же, француз не торопился. Он как никто знал, что локонтячьи «полчаса» — это минимум час сорок, а потому есть ещё возможность прилечь и немного почитать после целого дня утомительной съёмки. Шелестя страницами, бородатый думал о том, как же здорово, что закончился тур «Амадеуса» и теперь его личный безбашенный Моцарт будет рядом. Как же не хватало ему этого златоволосого, фееричного, умопомрачительного… Резко подскочив от трели мобильного, навернувшись с дивана и чуть не подавившись упавшей на лицо книгой, «король» услышал дребезжание звонка, грохот отвешиваемых двери пинков и приглушённый итальянский мат. «Просрал явление любимого», — внутренне хихикнул Флоран, сверхчеловеческими усилиями стараясь не вывихнуть челюсть при зевке. Расхристанное, обвешанное пакетами, запутавшееся в собственных шнурках и побрякушках нечто влетело с квартиру, на ходу скидывая берцы, ослепляя щербатой улыбкой из-под пернатой шляпы. — Фло, прости, я немного задержался! — запыхавшийся Микеле рассыпáл по кухонному столу сладости, винные бутылки, закуски, цветные подарочные пакетики. — Я, как видишь, магазин по дороге посетил, а ещё заскочил к Жермену. — К какому, мать его, Жермену? — нерадиво просыпающийся француз пытался уловить здравый смысл в мельтешении ярких пятен и переливах звонкого смеха. Но выходило откровенно хуёво. Вопрос прозвучал немного резче, чем хотел бородатый и Микеле, послав взгляд срущей собачки из-под неширокой полы́, пустился в ещё более туманные объяснения, бросая недоразобранные пакеты в пользу джезвы и молотого кофе. — Вот сейчас я кофе сварю, а ты пойми, что не мог я не заехать к Жермену. Сеульские стилисты, конечно, молодцы, даже стригли и укладывали только так, как я говорил, но, согласись, всегда приятно прийти к своему мастеру, который знает, что и как делать, без подсказок! Это как с гитарами, понимаешь? Если сломалось что-то на гастролях, волей-неволей будешь ремонтировать на местах, но вернувшись домой, отнесешь своему мастеру, который… — Кело, родной, помилосердствуй. — Мот схватился за голову, уже не пытаясь осмыслить поток информации. — Я очень рад, нет, я счастлив, что ты наконец-то вернулся и, если честно, рассчитывал, что активно работать языками мы будем при других обстоятельствах. — А ты всё так же прямолинеен и груб, фи! — картинно отвернувшись, Микеланджело всё-таки принялся за кофе, чем весьма порадовал усталого полусонного француза. Прислонившись к стене, гитарист завороженно наблюдал действо, от которого успел отвыкнуть за время корейских гастролей Локонте. Изящные руки порхали над плитой, тонкие пальцы держали ложечку, отмерявшую порции кофе, сахара, и порошка корицы, тёплый воздух, поднимающийся от конфорки, играл мягкими чёрными перьями, чудом не опаляя их. Так, стоп. Перьями? — Микелюшка, а тебе не жарко в шляпе над плитой стоять? — приступ смеха взбодрил, безжалостно согнув пополам. — Может, снимешь? Или ты хочешь, чтоб я снял? — Ай, Флоран, не порти сюрприз! Я, между прочим, для этого Жермена на ночь глядя в салон вытаскивал. — Да что, блядь, за Жермен такой? Мы не виделись несколько месяцев, а ты приходишь ко мне и битый час втираешь про какого-то мужика! — плакать ему или смеяться, «король» пока не знал. — Да не мужик это, а мой стилист! Парикмахер, понимаешь ты, скотина бесчувственная? Я хотел себя порадовать в честь возвращения домой, к тебе… сделать что-то знаменательное. Вот и попросил человека уделить мне время. — чашечка со свежесваренным напитком аккуратно легла в ладонь, приятно согревая измозоленные кончики пальцев. — Уповаю только на то, что ты не побрился… — Нет же, тьфу на тебя! Я покрасился. — Довольно ухмыльнувшись, Локонте театрально снял шляпу и отправил её в угол широким жестом сеятеля. Флоран знал, что в состоянии аффекта люди способны на невероятные вещи. Например, поперхнувшись, пролить на грудь горячий кофе и не заметить этого. Или подарить настолько крепкое «рукопожатие» тонкой фарфоровой посудинке, что треск будет слышен во дворе дома. Знал, но никогда не думал, что сам попадёт в такую ситуацию. С трудом восстановив дыхание, заставив подскочившее к горлу сердце упасть на его законное место, Мот протёр глаза и ещё раз внимательно всмотрелся в стоящего перед ним Микеле. Абсолютно счастливого, бесконечно любимого и, похоже, наглухо ёбнутого Микеле, гордо демонстрировавшего причёску «воронье гнездо» вырвиглазно розового цвета. — Локонте, ты понимаешь, что если я тебя убью, меня даже судить не будут? Отпустят с места преступления с благодарностями, едва глянув на этот пиздец имени демонического клоуна! — слёзы, вызванные истерическим ржачем, ползли в аккуратную бородку, челюсть свело, а накачанный пресс закололо. Сползая на пол под собственные хрюканья, Флоран всё-таки смог выдохнуть: «А знаешь, в этом что-то есть», чем, наверное, и спас вечер, грозивший с минуты на минуту закончиться смертельной обидой итальянца. — Вообще-то это оттеночный гель, через пару дней смоется — Осторожно, чтобы не спугнуть возвращающееся к другу самообладание, пояснил лохматый, уязвлённым тоном вопрошая: — Значит, тебе всё-таки нравится? — Нравится, радость моя. Правда, тебе очень идёт! — Поджатые уголки губ, опущенный взгляд искусно накрашенных глаз, спадающие на высокий аристократичный лоб ярко-розовые пряди — в этом действительно было что-то… привлекательное, завораживающее, возбуждающее. Схватившись за протянутую сверху руку, Флоран встал, крепко обнял своё эксцентричное чудо и, уткнувшись носом в пахнущие чем-то сладким волосы цвета земляники, ласково сказал: — Я, кажется, придумал. Микеле, сегодня ты будешь моим розовым слоником. Очередь охуевать дошла и до крашеного, попытавшегося возразить, но француз, не обращая никакого внимания на попытки продолжить диалог, увлёк Локонте в нежнейший поцелуй, постепенно опуская руки с талии на пятую точку итальянца. Мот знал, что как бы рано ни подняли их утром дела, этой ночью он всласть пощекочет бородой сексуальную попку своего розового слоника, и ничто не в силах помешать осуществлению этого намерения. А Микеле что? Микеле только за.