***
Наверное, стоит начать с самого начала. Меня зовут Ли Джинки и я самый незадачливый человек на свете. И к тому же оборотень. Да-да, вы не ослышались, именно о-бо-ро-тень. Но не подумайте, я не отношусь к тому роду монстров, которые с наступлением полнолуния совершенно теряют голову и начинают крушить все подряд. Я вполне благовоспитанный и спокойный оборотень и фазы луны на меня никоим образом не влияют. Я практически ничем не отличаюсь от остальных людей, однако иногда испытываю некоторые «трудности». Стоит мне обнять человека, в которого я влюблен (это не любовь к матери или к другу, а именно то самое волнительное чувство), как тут же превращаюсь в… кролика. Вот и весь секрет моей безобидности. Но почему-то такая милая ипостась все равно пугает людей. Я не знаю откуда берет начало это проклятье, обрекающее оборотней жить либо в одиночестве, либо с нелюбимыми, и не знаю как его снять. Согласитесь, мало кто выдержит подобное испытание. Ты не можешь ни обнять своего возлюбленного, ни поцеловать его, а о продолжении рода вообще молчу. Слабые духом вскоре ломаются и отношения приносят одну лишь боль обоим. И если мы сможем отказаться от возлюбленного, если наберемся решимости, только тогда пробуждается сила, способная стереть все воспоминания о нас. И возлюбленный уходит, не помня абсолютно ничего. Уходит, чтобы жить счастливо. А мы продолжаем хранить нашу общую боль за двоих. Вот такая страшная у нас оборотней судьба. Мой папа такой же кролик-оборотень, как и я. Он родился в глухой закрытой деревеньке, в которой живут одни лишь наши сородичи, но не захотел там оставаться. Ему хотелось более динамичной жизни, хотелось приносить пользу людям, а не сидеть целыми днями на грядке и копаться в огороде. Так он переехал в Йонъин и поступил в университет Каннам, где и встретил свою первую любовь. Умница и красавица, он знал, что она недостижима для него, как звезда на небе. Он реально оценивал свои шансы на завоевание первой красавицы университета при его-то «недуге». Папа так и не решился подойти и заговорить с ней, зато моя мама решилась. Они начали встречаться и сразу же после выпуска поженились. Папа никогда не любил маму так, как ту девушку, но был благодарен ей за ее любовь. Они прожили несколько лет в мире и согласии, а потом появился я – розовощекий здоровый карапуз. Маленькие дети плохо контролируют свои чувства, и папа боялся, что я могу неожиданно превратиться в кролика в людном месте. И если взрослый оборотень еще может хоть как-то себя защитить, найти выход из положения, спрятаться в конце концов, то что говорить о крохе-несмышленыше? Только тогда папа признался маме, что на самом деле он кролик-оборотень и что я мог перенять эту «особенность» от него. Объяснил абсолютно все, и про проклятие «объятий» с любимыми тоже… Мама, моя потрясающая сильная мама смогла понять и принять эту горькую правду. Потому что безумно любила папу. И меня. Она отказалась от работы и карьерного роста и занималась моим воспитанием вплоть до поступления в школу, а там уже папа доступно объяснил мне, что не стоит лезть обниматься к объекту воздыхания. Благодаря их общим усилиям я вырос в полноценной семье нормальным вполне здоровым членом общества. Однако папин дух бунтарства явно передался мне по наследству, поэтому, окончив школу, я уехал в Сеул – город-мечту. Ах, Сеул-Сеул! Жизнь в нем кипит и ночью и днем, от чего город светится не хуже рождественской елки. Как же он красив, многогранен! Хоть я жил не в самом маленьком городе Кореи, но все же столичный воздух определенно особенный. Он пахнет надеждами миллионов молодых юношей и девушек, ищущих пути к своим заветным мечтам. Сеул и сам являет собой одну большую мечту, уж поверьте мне. Там я поступил в университет искусств Чхуге и подружился с самым замечательным человеком на Земле – Чхве Минхо. Случилось это тогда, когда страницу нашего факультета музыкального искусства было решено обновить, а средств как всегда пожадничали. Поэтому в целях экономии было решено выбрать кого-нибудь с факультета медиакоммуникаций и аудиовизуальных искусств, чтобы запечатлеть нашу альма-матер так сказать на общественных началах. То есть задаром. А потом еще и заново оформить нашу страничку. Также за большое-пребольшое спасибо. Смельчаком-активистом и оказался талантливый первокурсник Чхве. Деканат заслал к нам шпиона Минхо с соседнего корпуса, а меня как самого лучшего и надежного студента приставили к нему сопровождающим. Чтобы не вынюхал чего лишнего. За целый день таскания по отнюдь немаленькому зданию и вверх, и вниз, и вдоль, и поперек, совместной выигранной у орды голодных студентов битвы за пуноппан[2] в столовой мы узнали друг друга настолько, насколько это вообще было возможно. Так и подружились. Не буду углубляться в воспоминания о днях наших студенческих. Скажу только, что Минхо мой самый надежный друг и товарищ, и что он всегда-всегда меня выручал и выручает до сих пор. А выручать ему приходится ой как часто. Я же говорил, что я крайне рассеянный и неловкий? Вот. Шишек мною набито за мою еще не очень долгую жизнь предостаточно. Хватит на несколько жизней среднестатистического человека. Вот опять я отвлекся! В общем, после выпуска при помощи неугасаемого энтузиазма и поразительной несвойственной моей персоне наглости мне удалось попасть в Seoul Arts Center. Конечно, главных ролей как новичку мне там не давали, но я всегда мечтал стать оперным певцом. Я пел в караоке, в душе, в комнате, на улице, когда возвращался поздно вечером. В общем, везде и когда только мог. Пение – моя жизнь. А попасть в один из лучших театров страны я считаю своей самой большой удачей в жизни. Думаю, еще немножко и мне стали бы давать более крупные роли, чем роль дерева… Вы не подумайте, я был рад и этому! Просто хотелось хоть немножечко петь, а не стоять молчаливо и отстраненно (мне сказали, что у меня замечательно получается!) в душном тяжеленном костюме. Минхо же выпустился спустя два года после меня и его сразу забрали в Cosmopolitan Korea. Чуть с руками и ногами не оторвали. За время учебы в университете он успел проявить себя во многих окружных и даже международных конкурсах. Его признали талантливейшим фотографом за последние пятьдесят лет. Я не вру! Его фотографии это действительно просто что-то невероятное. Они динамичны, как и сам человек их сотворивший, но вместе с тем полны романтизма. В них столько жизни, что, кажется, стоит коснуться одной из них рукой, как ты окажешься внутри нее. Мы стали видеться реже, но дружба наша от этого не ослабла. Мы все так же собирались пятничными вечерами и… в общем весело проводили время, да. Кстати, я совершенно не умею пить, поэтому нам пару раз пришлось даже платить за разбитые витрины… Но это к делу не относится. Я присылал ему билеты в театр на постановки, где играл сам или которые считал достойными внимания моего друга, а он же в ответ присылал мне журналы со своими работами. Вот в одном-то из них я и нашел свою погибель. Ким Кибом. Модель, красавец и жу-у-утко талантливый. А еще начитанный, умный и воспитанный, что довольно редко в последнее время. Минхо всегда отзывался о нем как о модели, которая чувствует камеру. Ему ничего не надо говорить, он встает-садится-ложится так, как надо. И от этого с ним очень приятно работать. Список его умений стремится к бесконечности, за что Кибома в модельных кругах прозвали Всемогущим Ки. Ключом, который без труда открывает любую дверь. И дверцу моего робкого сердца тоже… Я буквально заболел им. Добыл всю возможную информацию о нем из Интернета, журналов, книг и собственно самого Минхо. В свободное от работы время преследовал его попятам, встречал и провожал с остальными фанатами его творчества в аэропортах. Даже вступил в фанклуб и приобрел членскую карточку. VIP-карточку! Предмет моей гордости. Мои заграничные поездки были прочно связаны с его участием в показах мод именитых кутюрье. О, как сладко замирало мое сердце, когда он выходил на подиум! Один лишь его взгляд и я был готов на все ради него. Стены спальни в моей скромной квартирке до потолка обклеены вырезками статей и плакатами с его изображением. Я покупал любую вещь, которую он рекламировал, и складировал, складировал, складировал… Мне даже пришлось поставить замок на двери, чтобы никто из приходящих в гости друзей не узнал о моем постыдном увлечении. Я и не догадывался, что мог так полюбить. Согласен, это нельзя назвать нормальной любовью, но какая есть… Тот факт, что мы одного пола, меня ничуть не смущает. Однако родителям я тоже не спешу говорить о том, что нашел того самого. Мама однозначно будет грустить из-за того, что я страдаю от неразделенный любви, а папа… Кхм, скорее всего просто не примет мой однополый выбор. Он, конечно, понимающий, все же мы с ним в одной лодке, но не до такой степени. Когда терпеть «разлуку» стало совсем невмоготу, я ушел из театра и буквально напросился в помощники к Минхо. Он был крайне удивлен моей настойчивости, пытался образумить, игнорировать, даже побил разочек (кулак – лучший друг настоящего мужчины, который всегда вразумит), но, в конце концов, сдался и принял меня к себе, пообещав научить всему сам. Моя карьера оперного певца была загублена на корню, но я совершенно не жалею об этом. Я ведь стал еще на шаг ближе к своему идолу, к своей звезде на темном ночном небе – Ким Кибому! К моему стыду, я оказался большой обузой для Минхо и самой страшной катастрофой его драгоценной фотостудии, которую он с таким трудом выбил себе и отстроил практически с нуля. Моя крайняя неловкость обернулась кошмаром для дорогостоящей аппаратуры и декораций, и я не раз сидел на дешевом рамене, лишенный жалованья. Однако и в те тяжелые времена я был благодарен судьбе. Потому что… потому что он, Всемогущий, был как никогда близок. Мы работали практически в одной сфере, и одного этого осознания было достаточно, чтобы я чувствовал себя счастливым. День, когда я узнал, что буду помогать со съемками Кибома, стал для меня вторым новым годом. Нет, даже первым! С раннего утра я был в полной боевой готовности, подобрал самую лучшую одежду в своем гардеробе (сложность заключалась в том, чтобы я выглядел при этом естественно, а не как жених на свадьбе). Отрепетировал все возможные варианты диалогов, жесты, мимику. Тут-то мне и пригодился весь артистизм, который я так и не смог проявить на сцене за ненадобностью. Я буквально порхал на работе и – о чудо! – не снес ни единого стула! Сослуживцы поражались моей перемене, Минхо же подозрительно косился, кажется он начал понимать что к чему. Но мне было все равно, я ощущал безграничное счастье. Скоро-скоро я увижу его! Настоящего! Только моего Кибомми, ах! Я чувствовал себя ловкачом, самым настоящим человеком-пауком. Я отсчитывал каждую секунду до его прихода. Я знал, что он никогда не опаздывает, но все равно каждое мгновение ожидания мучило, томило меня. И тут сквозь годы и столетия, сквозь космические пространства пришел он. Боже, как же он прекрасен! Точеные черты лица, изящный, какой-то нереальный. Словно пришелец с далекой звезды. Очень-очень вежливый. И светится своим особым светом изнутри. Я почувствовал, как что-то внутри меня оборвалось. Да, только он способен выпустить мою истинную сущность на волю. Только он может разбудить моего… «зверя», м-да. Руки мои тряслись как у пьяного (да я и был опьянен одним лишь его присутствием), в голове шумело. Жутко смущенный, я робко пискнул на дежурное приветствие и постарался слиться с остальным стаффом. И именно сейчас, когда, казалось, решается моя судьба, вернулось мое тотальное невезение. Я суетился, делал множество лишних движений, ронял, падал и снова ронял, вызывая недоумение моему непрофессионализму на совершенном личике. Взвинченный до предела Минхо (он тот еще педант, любит, чтобы все шло идеально и гладко) даже накричал на меня. Ну, вот что я могу с собой поделать? Моя неловкость меня и погубила. Когда половина материала была отснята (а вместе с ним и разбита одна из ведущих камер) и остальные сослуживцы разошлись на обед, я и споткнулся о тот треклятый кабель!Sending you an S.O.S of love[3]
И вот я лечу…You're all I'm thinking of[4]
Лечу жирной ласточкой-пингвином…Would you be mine[5]
В такие желанные и нежеланные одновременно руки…Be my destiny tonight[6]
И отчаянно молюсь всем богам, которых только успел вспомнить… Мое бесславное падение завершилось аккурат в объятиях Ки. С легким хлопком студию заполнила густая дымовая завеса. Тело защекотало от макушки до кончиков пальцев на ногах. Превращение не сказать чтобы болезненное, но все равно неприятно ощущать себя тестом, когда тебя скатывают в нечто гораздо меньшее и плотное по размерам, а потом еще и скалкой по макушке прибивают для верности. И вот я предстал перед Кибомом (и перед Минхо, которому так и не смог признаться в своей истинной природе) в облике кролика. Маленького белого безобидного кролика. Ждите меня, родители, кажется, моя песенка спета. - Ч-что это!? – Высоко взвизгнул Ким, таращась на меня своими необыкновенными глазами. - Джинки? - Ой-й… Слабо взбрыкнув, я попытался выбраться из теплых рук, но Кибом видимо от удивления очень крепко меня сжал. Ребра заныли от силы нажима, но я был готов вынести любые тяготы, лишь бы он меня не отпускал. С тоской подумав о неудавшемся побеге, я уткнулся в грудь модели и тихо пробурчал: - Только в больницу для опытов не сдавайте, ладно? - Господи, оно говорит!! – Кибом взвизгнул и (брезгливо?) выбросил меня из рук. А Минхо (ох, настоящий друг в беде не оставит!) успел поймать меня в скоростном полете и прижать к себе. - Джинки, это правда ты? Или ты прикалываешься над нами? Да наверняка прикалываешься! Спрятался где-то, а кролика подсунул, пока дымовуха… Не знаю как, но ты же с утра был поразительно ловким… Ну-ка, где ты там? Фотограф заметался по студии, пытаясь найти меня, при этом не выпуская мою же бренную тушку из рук. Лапы мои обреченно болтались в воздухе (тут мне вспомнились висельники, брр!), от чего я чувствовал себя жутко неуютно. Кролики летать не умеют и любят твердую землю под ногами, доношу до вашего сведения. Так что если вы повстречаете оборотня, то просто отпустите его на пол, ладно? Минхо же продолжал свои бесполезные поиски меня. Он заглядывал за любой предмет, будь то пуфик или фикус, а Кибом, бедный мой Кибом, осел от испытанного шока на пол. - Может, ты уже перестанешь таскать меня, как пушистый клатч, и посадишь на землю? У тебя, между прочим, очень грубые лапищи и мне больно! Испуганно ойкнув, Минхо выполнил мою просьбу, и я поспешил убраться подальше от нервных людей. Ну, подумаешь, оборотня увидели. Я же не волк и не кусаюсь! Хотя если будут обижать, то могу и укусить. С независимым видом пригладив растрепавшуюся шерстку, я поднял свои выпуклые глаза и попытался сфокусировать взгляд сразу на обоих. Однако в виду особенностей строения черепа мне это не удалось и пришлось то и дело вертеть головой, путаясь в длинных ушах. - Минхо, прости меня, я не знал как тебе сказать. И вы меня простите, Кибом, что напугал. Я не специально. Извините. Трусливо прижав уши к спине, я заковылял к выходу. Авось перекинусь обратно где-нибудь в подсобке, а там натяну халат уборщика и исчезну. Навсегда. Уеду обратно к родителям или вообще в деревню к деду с бабкой. Минхо не знает где она находится, так что там я буду в безопасности. Среди полей капусты и редьки… Одинокий, брошенный, без мечты… У меня аж горло сперло от навалившегося горя. Я не хотел, чтобы все кончилось так. Не хотел уезжать, но понимал, что после такой чудовищной лжи не прощают. Нельзя дружить с человеком и скрывать от него нечто подобное. Но и как рассказать? Скажет, кукушка съехала или сдаст в какую-нибудь секретную лабораторию. Нет уж. Лучше буду один. Так легч-.. - Ай! Не смей меня так бесцеремонно поднимать! Я все-таки живой. Погруженный в свои горестные мысли я и не услышал, как Минхо тихонько подошел ко мне и подхватил на руки. Бережно прижав к своей широкой груди, он погладил меня по ушам своей большой теплой ладонью. Препираться вмиг расхотелось и вообще потянуло в сон. Оказывается я люблю, когда меня гладят по ушам. - И куда ты собрался? – Минхо явно понравилось щупать мою шубку. Он гладил и тискал меня, разве что не пищал от умиления. А мне отчего-то нравились его ласки. Страшно подумать, но в этот момент я даже и не вспоминал про Кибома! - На полюс, – проворчал я, даже не пытаясь вырваться. Слишком уютно. – К полярным зайцам, где мне и место. - Это у вас норма, чтобы люди в зверей превращались? – Очнулся Кибом, поднимаясь на ноги. Он отстраненно отряхнул брюки, ради рекламы которых и пришел сегодня. Что-то в его голосе заставило прозвенеть тревожный колокольчик. Ему… противно? Противно от того, кто я есть? Во рту пересохло, а собственный язык показался жутко горьким. Но потонуть в пучине ненависти к себе мне не дал Минхо. Он качнул головой и широко улыбнулся, от чего мое бедное надтреснутое сердечко ухнуло куда-то в пушистые пятки. - Нет, просто Джинки-хен особенный. Так ведь? – Он выжидающе на меня посмотрел, а я даже не знал, что сказать. Голос не слушался и какое-то время я мог только невразумительно мычать. Нос быстро-быстро дергался от волнения и мне казалось, что все мои чувства написаны на морде. Как хорошо, что кролики – не собаки! Тем вообще трудно что-либо скрыть от своих хозяев. - Э-э-э… Мнэ-мнэ… Д-да, можно и так сказать. Тут с громким «Пуф!» и дымовой завесой я превратился обратно в человека, представая перед немногочисленной публикой совершенно нагим. Минхо, этот гад, радостно загоготал, а бедный Всемогущий Ки, который никак не мог уложить в своей всемогущей голове голого меня, рухнул обратно на пол. Вот такой я удивительный, да. Удушливое чувство стыда крепко вцепилось в мое горло. Я, конечно, попытался прикрыться, но какое там! Проржавшись (гиеной, как самый настоящий друг), Минхо, наконец, предложил мне переодеться, все еще утирая слезы, и сходить в наше любимое кафе пообедать. Вместе с Кибомом, чтобы успокоить звезду ромашковым чаем. И, кажется, последний был не в особо большом восторге от этой идеи, ой-й. - Заодно и расскажешь нам поподробнее о своем «недуге», хорошо? - Ла-а-адно… – Отозвался я, торопливо натягивая джинсы. И почему я раньше не замечал, что глаза у Минхо такие веселые и добрые, а улыбка столь обворожительна? Сглотнув вязкую слюну, я поспешил отвернуться. Приложенная к груди ладошка подтвердила – сердце екнуло и поселилось где-то не здесь. Да, кажется, все становится еще запутаннее и интереснее!