***
От лица Эмили. И вновь холодная вода. Нет, после вчерашнего дождя она ледяная. Иглы вонзаются под кожу, застегнутая кофта промокает тут же, как и джинсы, капюшон слетает с головы, темные волосы теперь на протяжении всего дня будут червяками свисать на плечи. А ведь я даже не успела зайти в здание школы. Небо приятно-пасмурное, ветер слабый, но у него хватает сил гонять аромат мокрой травы по округам города. Я всплываю на поверхность, хватаясь за бортик бассейна, пока девушки, которых я даже не знаю, уходят, громко переговариваясь. Думаю, они из младших классов, так что их ненависть ко мне не ясна. Пытаюсь выбраться из воды, опираясь ладонями, но не выходит. Мне не хватает сил, чтобы поднять собственное тело. Давно нормально не питалась, думаю, поэтому чувствую слабость. Опускаю лицо, касаясь лбом мокрых рук, и громко дышу, прежде чем повторить попытку. Подобное отношение не должно «загибать» меня, как личность. Пускай издеваются, сколько душа просит, но, несмотря на это, нужно «сохранить себя». Думаю, что кроме внутренних рассуждений я ни на что не способна. Это настолько жалко, что хочется прямо здесь укусить себя за запястье, чтобы наказать, но терплю, сжимая зубы, и выбираюсь из воды, тяжело вздохнув. До ушей доносятся голоса, что переполняют коридоры учебного заведения, поэтому решаю подождать, пока всех разгоняет по кабинетам звонок, чтобы спокойно добраться до своего класса, где меня опять забросают старыми, уже знакомыми мне, шуточками. Пока сажусь на скамейку под деревьями, где оставила свой рюкзак до того, как меня толкнули к бассейну. Оглядываюсь по сторонам, решая снять кофту и хорошенько выжать воду, но вовремя останавливаю себя, когда слышу голоса. Компания парней идет в сторону задних ворот, поэтому приходится подняться и уйти. Не хочу стать предметом травли этих людей. Помнится, в последний раз они прожгли мне футболку сигаретой, так что пришлось надеть новую. Терпеть не могу всё новое. Выхожу к главным дверям школы. Дежурный учитель провожает меня взглядом, но ничего не говорит. Я могу отправиться домой, но сегодня физика, а этот предмет опасно пропускать, учитель начнет докапываться, позвонит родителям, чего мне не хочется. Так что уж лучше потерплю все эти лица, что с недоумение в глазах осматривают меня, но после смеются или просто фыркают с каким-то осуждением и неприязнью, которую я ощущаю кожей, поэтому обнимаю себя руками, потирая плечи. Мурашки бегут по спине, когда звенит звонок. Вот, мне пора в кабинет, где меня вряд ли оставят в покое, но моя задача игнорировать, верно? Поправляю ремни рюкзака, что висит на спине, и пытаюсь сделать походку жесткой, уверенной, но вместо этого мои ноги только подкашиваются, отчего качаюсь в разные стороны, словно пингвин, и вновь вызываю смех со стороны тех, кто проходит мимо. Мне должно быть всё равно. Смешки, слова. Они не пытаются скрыть, что говорят именно обо мне. Никто и не думает скрывать, словно это общепринятая травля, поэтому является нормой. Будто все в этом гребаном заведении знают: «Вот эта девчонка. Посмотрите на неё. Она отвратительна». Сколько раз мой шкафчик исписывали подобными обидными словами, но больше мне не удавалось его отмыть. Пытаюсь лишний раз не подходить к нему, потому что чувствую стыд. Общество заставляет меня стыдиться. Саму себя. Без остановки. Взгляды. Взгляды. Чертовы взгляды, лица повсюду. Опускаю глаза, голову, лишь бы не видеть. Я не хочу видеть их. Ускоряюсь, сжимаю себя руками, ведь от неприятного чувства дискомфорта вновь скручивает живот. Тошнота подступает к горлу, но не думаю останавливаться и переводить дух. Я должна быть выше этого. Сворачиваю к кабинету, вдруг замирая в дверях. На пороге. Стою, не находя силы, чтобы продолжить идти. Я устала. Да, Эмили Хоуп устала. Устала каждый день чувствовать давление. Устала находиться под осуждающим взглядом. Устала чувствовать себя опустошенной. Устала терпеть унижения. Устала от постоянных издевок одноклассников. Устала от того, как на меня реагируют учителя. Устала пытаться наладить отношение с родителями. Устала делать попытки сближения с ними, в то время как они только отдаляются. Я устала тащить всё это. Я устала от себя, устала от своих мыслей и оттого, что вечно держу все в себе. Я устала быть одной, это чертовски тяжело, будто на мои плечи навален непосильный груз, и тащить его мне. Только мне. Одной. Постоянно. Везде за собой. И каждый день к этому грузу прибавляют ещё парочку килограмм. Я так хочу просто посидеть с матерью и отцом у телевизора, послушать, о чем они говорят, хочу, чтобы мать проявила хоть какие-то теплые чувства ко мне, чтобы обняла и поинтересовалась, как прошел мой день, а не просто спросила в порядке ли я, и, получив удовлетворяющий ответ, ушла. Нет. Не могу так больше. Я терплю всё это уже шесть лет. И вот-вот сойду с ума. — Хоуп! — голос учителя вызывает дрожь в коленях. Я поднимаю голову, но не глаза, сжимая стучащие от холода зубы. — Сядь уже! — слышу отвращение в его голосе. Одноклассники бросают на меня взгляды, пуская тихие смешки, ведь мистер Морти явно не в настроении сегодня. Не удается проглотить ком в горле, от которого начинаю задыхаться, но иду к своему месту, уже занятому парнем в черной бейсболке, который, в отличие от других, не смотрит в мою сторону, оставаясь неподвижным, когда опускаюсь на стул, положив рюкзак на мокрые джинсы. — Как сегодня водичка? — слышу смешок со стороны пухлого парня, который всё так же жует булку и воняет сильным одеколоном. Не смотрю на него, лишь сильнее прижав рюкзак к груди, после чего опускаю взгляд в стол, всё-таки отчаянно пытаюсь справиться с комком в горле, но ничего не выходит, поэтому хрипло дышу, стараясь не привлекать к себе внимания. Мистер Морти начинает урок, отметив всех в журнале. Он опять-таки диктует новую тему, но я даже не помню, какой была старая, так что наверняка опять завалю тест. А если это произойдет, то не смогу получить нормальную аттестацию в следующем году. Сижу, не двигаясь, чтобы не создавать лишнего шума. Даже не обращаю внимания на ОʼБрайена, который открыл тетрадь, аккуратно положил её в центр стола, карандашом ткнув в уже нарисованное поле для крестиков-ноликов, которые мы начали вчера. Я отворачиваю голову в противоположную от него сторону, но случайно пересекаюсь взглядом с Шоном, который тут же нахмурился, словно дав мне по лицу кулаком, из-за чего вновь смотрю на тетрадь парня. Тот положил карандаш на слегка сморщившийся лист, который стал таким из-за того, что вчера намок. ОʼБрайен прячет руки под парту, уставившись в окно, пока я бегло оглядываюсь по сторонам, нервно перебирая пальцами ткань своей мокрой кофты, но поднимаю одну руку, аккуратно, словно с опаской, касаюсь пальцами пишущего предмета. Будто он может взорваться подобно бомбе. Беру, взглянув на поле для игры. Парень уже поставил свой второй крестик, поэтому, не думая, ставлю нолик в пустой кривой клетке, после чего кладу карандаш, вновь обняв себя руками. ОʼБрайен слегка поворачивает голову, взяв карандаш, и ставит крестик так, чтобы я не смогла победить, и вновь кладет, опуская руки под парту. Я смотрю на тетрадь искоса, беру пишущий предмет, вновь поставив нолик, но поздно понимаю, что не думаю о выборе хода, да и не волнует меня это, поэтому парень побеждает, перечеркивая три крестика. Мне кажется, что на этом наша «игра» должна закончиться, но рука ОʼБрайена по-прежнему сжимает карандаш, правда он ничего не рисует, прекратив шевелиться на пару секунд. Нервно стучит кончиком карандаша по тетради, а мое сердце странным образом ускоряет ход, будто волнение растет. Не могу понять, что именно вызывает такую реакцию: то, что со мной кто-то выходит на кое-какой, но контакт, или понимание, что это неправильно? Скорее одно и другое. В последнее время мне трудно понять себя. Краем глаза продолжаю наблюдать за тем, что делает парень, который прижимает кончик карандаша к листу, медленно водит, сильно нажимая. И спустя минуту колебания соседа я могу прочесть: «Тебе нравится плавать?» Слабо хмурю брови, сделав глубокий вздох через нос, но ничего не отвечаю, тем более парень не дает мне карандаш для этого, а за своим мне не охота лезть. «Ты мазохистка?» — следующий вопрос вызывает внутри возмущение, но внешне остаюсь без эмоций, вовсе прекращая смотреть в сторону тетради, а парень вновь водит кончиком карандаша по листу, всё равно привлекая этим мое внимание. Ерзаю на стуле, хмуро взглянув на тетрадь. «Тебе нравится физика?» Я приоткрываю губы, резкими движениями достав из рюкзака карандаш, и криво пишу, даже надеясь, что он не поймет: «Отвали», — грубо? Да. Но я не вижу смысла церемониться с тем, кто вскоре войдет в суть дела и присоединится к тем, кто с улыбкой унижает меня изо дня в день. Но на удивление парень не мнется, на его лице вряд ли даже растерянность можно прочесть. Он вновь пишет: « Ты реагируешь только на негатив, ты знала?» Моргаю, уже кое-как сдерживая свое недовольство. А чего все ждут от меня? Позитивных улыбок? Да, я реагирую на негатив, так как ничего другое по отношению ко мне не проявляют люди. Не беру себя в руки, решив не уподобляться явному агрессору в лице спокойного соседа: «С чего взял?» ОʼБрайен вновь не долго думает, спокойно отвечая: «Наблюдаю». Моя рука предательски дрогнула, поэтому убираю её под парту, искоса взглянув на тетрадь парня. Что он имеет в виду? Разве кто-то пытается проявить по отношению ко мне положительные эмоции? Нет. Виновата во всем не я, а люди вокруг, а этот тип, кажется, намекает, что проблема во мне. И это злит, поэтому обнимаю себя руками, всем видом показывая, что не хочу продолжать «беседу». Кстати, и не желала начинать. Но сосед явно не понимает намеков или попросту игнорирует их, как и большинство происходящего вокруг, продолжая писать: «Тебе нравится гулять по ночам?» Игнорирую — и следующий вопрос с его стороны: «Как водичка сегодня?» Взрываюсь, но всячески подавляю злость в груди, резко перечеркнув это предложение, но не успеваю даже убрать руку, как ОʼБрайен снова пишет: «Видишь. Ты замечаешь только негатив». И, кажется, понимаю, что он имеет в виду, поэтому тяжело дышу через нос, стараясь успокоить кипящую злобу. Прячу руку под стол, опустив взгляд. Внутри меня отклик находит только то, что задевает, принося отрицательные чувства. Ну, и что с того? К другому я не привыкла, так что оставь меня в покое, ОʼБрайен. «Почему ты шляешься по ночам?» — нет. Он не понимает. Быстро пишу, слегка рвя бумагу: «А ты?» — убираю руку, пытаюсь сбить его настрой, но, кажется, мы мыслим одинаково, поэтому следующий вопрос с его стороны: «Латте по ночам вкуснее, чем днем?» «Колу приятнее распивать ночью?» — отвечаю вопросом, вдруг осознав, что ком в горле уже не мешается. Я его «проглотила» и даже не заметила когда. ОʼБрайен всего на секунду отводит взгляд в сторону, словно раздумывая над ответом, после чего вновь пишет: «Она дешевле». Хмурю брови, но не от злости. Скорее оттого, насколько это не походит на правду. «Врешь», — пишу, слегка поддавшись вперед, касаюсь грудью края парты, а сосед наоборот откланивается назад на спинку стула, отвечая: « Нет, на целых полдоллара». Я невольно пускаю тихий смешок и пишу: «Ради этого стоит не спать по ночам?» «А что насчет твоего латте?» — он решает проигнорировать мой вопрос. Я мнусь, немного зажавшись, но всё равно пишу, сглатывая: «Он тоже дешевле». «Врешь», — он будто знал, что я отвечу таким образом, и самое обидное, что этот тип прав. Латте не меняется в цене по ночам, так что неважно, когда его распивать — ночью или днем. Стучу карандашом по столу, тихо вздохнув, и продолжаю… Стоп. Резко убираю руку. Продолжаю? Серьезно? Да что с тобой не так, Хоуп?! Отворачиваю голову, уставившись в стол, после чего парень сбоку касается карандашом листа, вырисовывая. Некоторое время я отказываюсь читать, спорю сама с собой, но в итоге скольжу взглядом по строчке, читая. «Ничего, я тоже соврал». Хмурю брови. Нет, уже правда сильно свожу брови к центру, подняв голову. Смотрю в открытую на тетрадь парня, поборов жжение в животе, и вновь опускаю взгляд на свои колени. На этом наш диалог «ни о чем» заканчивается. Чему я, конечно, рада. После урока физики, на котором я вовсе не слушала лекцию, мои одноклассники поспешили в кабинет экологии, ведь все знают, что опаздывать на этот предмет — опасно для жизни. А я решила воспользоваться моментом и отправилась в кафетерий, чтобы купить что-нибудь на обед. Ко мне вдруг вернулся аппетит, поэтому лучше сделать сейчас, чем тогда, когда весь зал будет забит людьми. В столовой играет тихая музыка. Большинство столов пустые, только в углах сидят одиночки или те, кто любит поесть в любое время дня и ночи. Иду к прилавку, раздраженно посматривая на свои ноги, ведь слышу собственное шарканье. Здесь слишком тихо. Останавливаюсь, сразу решив, что возьму, поэтому кое-как поднимаю глаза, взглянув на фартук немолодой женщины с вьющимися короткими волосами, но не успеваю открыть рот, как замечаю, как она быстро убирает с прилавка нож, которым режет обычно тортики и булочки. Хмурю брови, посмотрев ей в глаза. И меня встретил взгляд, полный опаски. Женщина в напряжении смотрит на меня, делая один шаг назад от прилавка. Я моргаю, вдруг ощутив на себе взгляды, поэтому поворачиваю голову. Те, кто сидит в зале, резко опускают головы, продолжая заниматься своим делом. Вытираю вспотевшие ладони о влажную кофту и вновь смотрю на женщину, которая уже вовсе скрывается на кухне, унеся за собой режущий предмет. Несколько секунд стою в полном замешательстве, после чего делаю неуверенные шаги назад, разворачиваясь, и быстро покидаю обеденный зал, не кидая взгляд в сторону тех, кто вновь поднял на меня глаза. Выхожу в коридор, обняв себя руками. Иду в сторону лестницы, чтобы подняться на нужный этаж. Избегаю взглядов окружающих, поэтому ускоряюсь. Звонок. Черт. Теперь ещё и выслушивать мисс Нотт. Поднимаюсь, быстро сворачивая к кабинету экологии, случайно по пути толкаю людей, но не прошу прощения, ведь те уже успели послать меня на три буквы. Не успеваю переступить порог, как толстая, вечно пахнущая разными сладкими духами женщина выкрикивает со своего трона в виде учительского стола, к слову, она не часто его покидает: — Опять, Хоуп! — Не опять, а снова, — добавляет девушка у стены, после чего все бросают взгляды, начиная переговариваться. Учительница выжидающе смотрит на меня, постукивая длинными ногтями по столу, и поднимает брови, явно начиная злиться, поэтому шепчу: — Могу я войти? — Что? — она пытается перекричать гул, хотя хорошо понимает, что не сможет расслышать мои слова, пока все говорят, но не думает заставлять класс замолкнуть. Ей словно хочется, чтобы я надорвала горло. Откашливаюсь, желая сделать шаг, чтобы подойти и попросить занять свое место, но Нотт взрывается: — Кто разрешал тебе ходить по кабинету?! — от её крика в ушах звенит. Хочется прижать к ним ладони, чтобы хотя бы ненадолго прекратить слышать шум, но стою смирно, повторяя: — Могу я сесть? — Вот только гляньте на неё! А извиниться за опоздание не хочешь?! — перебивает, поэтому сглатываю воду во рту от волнения, говоря ещё тише, пока все вокруг только повышают тон: — Простите за опоздание, могу я сесть? — Не нужно мне одолжение делать! — Нотт махнула рукой возле своего лица. — Сядь уже и не отвлекай. И так много времени у меня отняла! Опускаю голову, проходя к своему месту, и останавливаюсь, ведь у окна сидит ОʼБрайен, но у меня вовсе нет желания сидеть с кем-то. Мне хочется уединиться, поэтому не долго думаю, прежде чем отсесть на парту назад, за которой, как удачно, никто не сидит. Прижимаю рюкзак к груди, сутулясь, и смотрю в стол, краем глаза замечаю, как парень впереди покачивается на стуле, громко стуча карандашом по поверхности парты. А все знают, как реагирует на подобные «раздражители» мисс Нотт, поэтому одноклассники начинают оглядываться, бросая на ОʼБрайена взгляд, а тот спокойно продолжает свое дело, смотря в окно. Я слабо хмурюсь, наклонив голову к плечу, и наблюдаю за тем, как изменяется выражение лица Нотт. Её ноздри расширяются, а по лбу катятся капли соленого пота, что настигают её пухлых губ, по которым она скользит мокрым языком, подняв на парня испепеляющий взгляд: — Дилан, — парень даже не моргнул. — Дилан! — повторяет, а все начинают перешептываться. И я вижу, как краснеет лицо женщины, когда она выпаливает с гневом: — Мистер ОʼБрайен! И этот самый ОʼБрайен поворачивает голову, встретившись взглядом с учительницей, которая уже на грани очередного срыва. — Прекратите это, немедленно! — просит, но больше похоже на приказ, поэтому-то парень не прекращает. С каждым ударом карандаша по парте лицо мисс Нотт искривляется всё больше, отчего её уродливая физиономия становится забавно-жалкой. Я прижимаюсь носом к рюкзаку, слабо, как-то вяло, растянув губы в подобие улыбки, ведь чувствую космическое удовлетворение от происходящего. — Пошел вон! К директору! — разоралась на глазах у всех Нотт, бросив указку на стол. ОʼБрайен тут же поднялся, без всяких возражений, будто только и ждал, что его прогонят. Он собрал вещи и спокойно покинул кабинет, набросив на бейсболку темный капюшон. Смотрю в сторону окна, скрывая ото всех свое лицо, которое странным образом сияет легкой улыбкой. Нотт приходит в себя, стараясь начать урок, но видит, как весь класс всполошился, обсуждая произошедшее. Поэтому женщина не находит иного выхода и решает отвлечь всеобщее внимание, вызвав меня к доске.***
Мне не стоит в который раз указывать на то, что магазин пуст. Да, и зачем тогда он круглосуточный? Хотя, с другой стороны, тогда мне пришлось бы идти в город в какую-нибудь забегаловку, а так здесь всё близко, и с территории частного поселка выходить не нужно. Стою напротив автомата, пока тот делает мне латте, и оглядываюсь по сторонам, заметив высокую фигуру — мужчину, который что-то внимательно разглядывал на полках с журналами о садоводстве, после чего осторожно посмотрел в мою сторону, резко отвернувшись, ведь наши взгляды пересеклись, и поправил черную шляпу на голове, сильнее затянув ремень темного пальто. Ему не жарко? Вновь смотрю на свое ещё не готовое латте, держу руки в карманах кофты, нащупав железную зажигалку. Тихо играет джаз. Терпеть его не могу. Отец постоянно слушает его в машине, когда мы куда-то едем. По всему телу проходит странный холод, заставляющий вновь обернуться и тут же опешить, ведь мужчина в длинном пальто, который, кажется, шел в мою сторону, резко развернулся, вновь остановившись у полок с журналами. Хмуро смотрю на него, боясь глотнуть воды во рту, ведь ладони уже потеют. И мое сердце падает в пятки, когда прямо рядом со мной кто-то издает громкое мяуканье. Вздрагиваю от пробравшей всё тело дрожи и поворачиваю голову, уставившись на ОʼБрайена, который спокойно с обычной для его лица миной покупает колу. Он хмурит брови, краем глаза взглянув на меня: — Чего? Глотаю язык, уставившись на стакан со своим латте, пока в него заливается молоко. Вновь слышу мяуканье со стороны парня, не сдерживаюсь и оглядываю его с ног до головы, пытаясь понять, откуда исходит звук. Но ответ сам показывается мне. Точнее, свою рыжую маленькую мордашку с бледным розовым носиком. Голова котенка выбирается из-под наполовину застегнутой темно-красной кофты парня, который прижимает свободную руку к груди, придерживая этот пушистый комок. Котенок фырчит, чихая, и поднимает на подбородок ОʼБрайена серые глаза, вновь издав звонкое мяуканье. Моргаю, пытаясь отвести взгляд от этого рыжего чуда, но не могу заставить себя. Мой латте уже готов, но не спешу взять его. Смотрю на котенка, который пытается выбраться из кофты и грубо трется о подбородок парня, который раздраженно дергает головой, наклонившись, чтобы взять банку колы. Наконец, отворачиваюсь, так же забрав свой стакан, и оборачиваюсь, чтобы уйти, но пред этим бросаю взгляд на мужчину в пальто, который так же двигается с места, скрываясь за полками. Странный тип. За спиной слышится громкое мяуканье и ворчание парня, который явно не знает, как обращаться с животными. Ускоряюсь, чтобы быстрее покинуть магазин и оказаться одной на пустой улице в три ночи. Оказавшись на свежем воздухе, первое, о чем я подумала, это: «Только что он впервые заговорил со мной». И всё. Первая и последняя мысль, касающееся ОʼБрайена, так как все остальные были исключительно об этом рыжем котенке с пронзительным серым взглядом. А дома по-прежнему тихо. Я уже второй день не вижу родителей.***
Ненавижу пятницу, так как первый урок — физкультура. Иду по коридору второго корпуса, чтобы переодеться в уборной рядом с залом. Я уже давно не захожу в раздевалку без нужды, тем самым понимая, что полностью прекратила иметь место в классе. Даже не знаю, стоит ли переживать по этому поводу? Лучше не думать. Проще жить будет. Захожу в уборную, потянув ручку двери на себя, но та вдруг прекращает поддаваться, поэтому поворачиваю голову, встретившись взглядом с высокими девушками из группы по футболу. Их было пятеро или даже больше. Остальные стоят за стеной, поэтому точное количество остается неизвестно. Они смотрят на меня, дернув дверь, чтобы я отпустила ручку. Отступаю назад, вдруг осознав. Это пустой этаж дополнительного корпуса. Сейчас только первый урок. Никого здесь быть не может. Да и выражения лиц девушек меня напрягают.