Hold Me

Шаги. Быстрые. Она явно спешит, практически не замечая людей впереди, да и о ребенке, что пытается успевать за матерью, так же забывает на несколько секунд, ведь в голове всё забито иными мыслями. Белые коридоры уже вызывают отвращение и недоверие, а девушки в больничной форме отталкивают своими приветливыми улыбками. Женщине нужны ответы. И она их получит. Толкает дверь с табличкой, входя в просторный кабинет, забитый комнатными цветами. Светлые тона контрастно смотрятся с темным столом врача, который отрывает взгляд от листов и кладет ручку на клавиатуру, скрестив пальцы в замок. Ставит руки на локти и улыбается, вошедшим, но чтобы он ни сказал, женщина не поверит. Она продолжит настаивать на своем, поэтому даже не думает садиться напротив в удобные кресла. Стоит прямо, напротив стола, и крепко сжимает потную ладонь дочери, которая стала мокрой по вине матери. Та слишком переживает. Её сбившееся дыхание не скрыть. Напряженный взгляд устремлен на мужчину с бейджиком, а тот спокойно предлагает им сесть и, получив отказ, решает не многословить, а сразу перейти к делу. — Результаты уже готовы, — объявляет, взяв в руки желтую папку. Смотрит в глаза женщины, которая даже боится спросить, поэтому лишь приоткрывает губы, выдыхая. Доктор мельком поглядывает на девочку с темными волосами и светлыми серо-голубыми глазами, которая с интересом осматривается, жуя кончик от синей ленты, вплетенной в косичку. Мужчина быстро, еле заметно проглатывает воду, растянув губы в улыбку: — Я думаю, вам стоит присесть. Мне нравится этот холод. Капельки стекают по поверхности банки, которая мерцает на бледном свету, притягивая мое внимание, полностью овладевают, заставляя плестись медленно в сторону выхода. Перебираю ногами, крутя в руках, не думаю поправить локоны волос, которые демонстрируют всё то безумие, творящееся в голове. Говорить с кем-то, давать ответы на вопросы, которые мало кого интересуют. Пустая болтовня, но такая необходимая для такой, как я. Тяжело справиться с ощущением «неправильности» внутри, мой внутренний голос будто постоянно терроризирует мозг, повторяя: «Ты явно не в себе, Эмили Хоуп». Эмили. Порой я забываю, как меня зовут, как звучит это имя, ведь давно не произношу его вслух. А кто произносит? Никто. Хоуп. Хоуп. Хоупхоупхоупхоуп. Я только «Хоуп». Никак не «Эмили». Словно как личность меня нет. Я лишь носитель фамилии моих родителей. Пальцами пытаюсь открыть банку, пока автоматические двери открываются передо мной, выпуская на свежий воздух, кислород ударяет по вискам, отчего голова идет кругом, но не долго, поэтому поднимаю взгляд в ночное черное небо, поражаясь резкому ухудшению погоды. На нос падает капля дождя. Слишком одинокая, всего одна — и я прикрываю веки, наслаждаясь тем, что вскоре всё вокруг погрузится в грозовой хаос. — Отвратительно, — моя реакция ожидает желать лучшего, ведь довольно медленно опускаю голову, только после этого и сам взгляд, различая силуэт высокого парня, который хмуро рассматривает стакан с кофе в руках, слегка покусывая губы, чтобы избавиться от непривычной горечи. Смотрю краем глаза на ОʼБрайена, молчу, немного теряясь в том, стоит ли вообще обдумывать ответ? Ждет ли парень что-то от меня? Такое же ворчание? Согласие? А может, он вовсе не нуждается в поддержании диалога? Я с удивительным спокойствием наблюдаю за Диланом, который принимает мое молчание за недопонимание, поэтому спешит разъяснить сказанное: — Кофе, — опускает взгляд на стакан, еле заметно, будто с легкой нервозностью, моргнув. — Латте, — поправляет сам себя, повторно скользнув кончиком языка по нижней губе, как бы убеждаясь в своей неприязни к этому горячему напитку. — Какой-то не сладкий. И первое, что вызывает непонимание — я не оглядываюсь. Не начинаю искать людей вокруг, чтобы увериться в том, что говорят точно со мной. Дилан точно обращается к моей персоне, так что странным становится иное. То самое второе, от которого язык сворачивается трубочкой. Мне неясно. Неясно мое отношение к подобному. С одной стороны стоит быть счастливой, что хоть кто-то замечает меня и пытается установить контакт, но с другой — нравится ли мне это? Не всегда наши желания совпадают с тем, что мы можем выдержать. Могу ли я выдержать общение с кем-то? Но дальше «лучше». — Ты любишь сладкое? — это правда я? Я не больна случайно? Говорю? Задаю вопрос? И мне интересен ответ? Действительно ли? Кажется, в голове эхом звучит «пение» кукушки, которая предупреждает, что дела явно плохи. Стоит уже бить тревогу и мчаться прочь отсюда? Подальше от этого места, чтобы скрыться в своей комнате? Не могу быть уверенной. — Нет, но подобное дерьмо не люблю, хотя сахар вряд ли сделает вкус лучше, — да, Дилан не мастер в выборе слов и выражений. Это стало понятно ещё с урока, когда он не постеснялся назвать учительницу свиньей. Что я точно поняла про ОʼБрайена, так это то, что он прямолинеен. Говорит, что думает, и не заботится, если это кого-то заденет. Будто подобное нормально. Для него уж точно. Именно поэтому он с такой невозмутимостью смотрит на меня, на всё то, что окружает, и кто окружает. Нет, у меня подозрительное предположение, что для Дилана не существует «кого-то». Его отношение к другим сравнимо с отношением к деревянной тумбе, покрытой слоем пыли. — А ты, как понимаю, любишь горечь, — предполагает ОʼБрайен, слегка покосившись взглядом в сторону витрины магазина, всматривается, слабо подняв брови, словно что-то способно его удивить, а я не придаю этому внимания, поэтому сосредотачиваю все свои оставшиеся силы на то, чтобы дать вполне адекватный ответ. Такой, какой дал бы любой другой нормальный человек. — Я не люблю горечь, — говорю тихо. — Но и сладкое не… — замолкаю, когда позади слышу, как раскрываются автоматические двери, поэтому прерываю собственную мысль, поворачивая голову. Из магазина выходит мужчина в темном плаще, ткань которого скрывает колени. Этого мужичка замечаю довольно часто, но только сейчас с охотой разглядываю его, правда, подробному описанию это человекоподобное создание не подлежит, ведь незнакомец явно под чем-то. Продолжаю открыто смотреть в лицо мужчине, глаза которого косят в разные стороны. Он покачивается из стороны в сторону, рукавом плаща вытирает мокрую от слюней щетину, и харкает в асфальт, что-то бубня под нос. Дилан так же окидывает его взглядом сверху вниз, слегка изогнув брови, когда подмечает босые ноги. Я не придаю этому значения, вот только, так же опустив взгляд, понимаю, что, кажется, мужчина вовсе без штанов, поэтому чувствую слабое отвращение и отвожу взгляд в сторону, невольно останавливая его на руках парня. Края рукавов кофты собраны на уровне локтей, пальцы сжимают стакан, и я могу разглядеть в таком плохом белом освещении — свет льется со стороны окон магазина — вены, которые тянутся под кожей. Щурю веки, слегка наклоняя голову, так как подмечаю, как при движении рук и пальцев вены немного, но шевелятся, что выглядит необычно. Быть может так у всех, а я просто не обращала внимания? Скорее всего. Смешок со стороны парня заставляет отдернуть себя, вот только он смеется явно не надо мной. — Слышь, ты что, эксгибиционист? — в его голосе есть намек на издевку. Я хлопаю ресницами, вновь взглянув на мужчину, который с потрясенными глазами уставился на Дилана, вынув руки из карманов, но ничего не говорит. Вижу, как его пальцы дрожат, а мускулы лица подрагивают. Он точно в себе? И в следующую секунду незнакомец берется за пояс своего пальто, трясущимися руками пытается справиться с узлом, но выходит плохо, поэтому лишь нервно ругается матом, будто это поможет ему. — Вау, — Дилан цокает языком, отпивая латте, а я продолжаю смотреть то на него, то на мужчину, пока ещё не понимаю, что происходит, но, когда мужчине удается справится с одним узлом, лицо ОʼБрайена мрачнеет: — Только посмей, — усмешка пропадает, а «резкий» взгляд упирается в лицо незнакомца, — и я тебе там всё отобью. Я косо смотрю на мужчину, который поднимает глаза на Дилана, а тот явно не думает шутить, поэтому незнакомец довольно резко разворачивается, убегая обратно в магазин, будто это единственное место, где ему удастся скрыться. Моргаю, стуча пальцами по поверхности банки, и собираю мысли в кучу, всё-таки решая спросить: — Кто такой эксгибиционист? — продолжаю смотреть в сторону магазина, игнорируя то, что Дилан поворачивает голову, уставившись мне в висок взглядом, который мне не удается игнорировать, поэтому перевожу внимание на него, продолжая хлопать ресницами, ведь действительно не понимаю. ОʼБрайен хмуро смотрит, но после поднимает брови, будто его лицо медленно демонстрирует удивление. Вновь начинается наша игра в «гляделки», вот только у меня такое чувство, что парень ждет, что я начну отшучиваться, будто это понятие всем известно, но продолжаю смотреть на него. Прямо в глаза, слегка подняв брови. Кажется, со стороны это может выглядеть забавно, ведь мы молча пялимся друг на друга, стоя у магазина. Дилан приоткрывает рот, цокает языком, слегка закусывая губу, и всего на секунду опускает взгляд вниз: — Э-м, — тянет, слегка хмуря брови, будто подбор слов ему дается с трудом. — Ну, — делает вздох, поправив козырек бейсболки. — Это дяденька, который демонстрирует свое хозяйство для личного удовлетворения, — объясняет, кивая головой, будто я ребенок, которому нужно объяснить таблицу умножения, но не меняюсь в лице, только сильнее путаюсь: — Хозяйство? — уточняю, ведь это понятия может подразумевать всё, что угодно, а мне нужна конкретика. Дилан шире открывает рот, но уже улыбается уголком губ: — Черт, да ты совсем «зеленая», — почти усмехается, а я хмурю брови, касаясь пальцами своей щеки: — Зеленая? — Боже, — он отводит взгляд, закинув голову, после чего вновь смотрит на меня, пуская изо рта пар. — Идем, — оглядывает окна магазина у меня за спиной, отворачиваясь, а я всё-таки оборачиваюсь, чтобы убедиться, что последние слова адресованы мне. Но, даже удостоверившись в этом, я немного мнусь, еще пару секунд проторчав на месте, пока парень отдаляется, и только после того, как расстояние между нами становится «безопасное», шагаю за ним, продолжая держать в руках банку. Так, минуя темные дома, в которых все нормальные люди давно видят второй сон, мы добираемся до моего участка. Молча. В тишине, сопровождаемой громом в стороне горизонта. Дилан часто поднимает руку, видимо, решает осилить горькое латте, в то время как я не могу даже открыть банку, чтобы попробовать колу, так что просто следую за ним, изучая со спины. Первое, что всегда бросается в глаза — это рост. Второе — широкие плечи. Третье — напряженные руки, в одной из которых держит скейт. Я уже могу разглядеть крышу моего дома, поэтому ускоряю шаг, всё-таки иду против самой себя, практически сравнившись с парнем, чтобы спросить: — Как котенок? — мне везет, ведь в такой тишине мой шепот слышен, и Дилан не переспрашивает, бросив на меня короткий взгляд, от которого мне хочется проглотить язык и отступить назад. Я кое-что заметила. ОʼБрайен старается не задерживать на меня взгляд. Интересно, как мне это расценивать? — Жив, здоров и много ест, — подносит стакан к губам, после чего бросает в мусорный бак, который мы минуем. Я опускаю голову, кивнув и улыбнувшись краем губ: — Хорошо. Подхожу к калитке, коснувшись её рукой. Нужно ли прощаться? Так правильно, верно? — Эй, — Дилан не обращается ко мне по имени. Даже ненавистное мною «Хоуп» не использует, но так даже лучше. Поворачиваю голову, взглянув ему в глаза, будто смотреть так на кого-то — это нормально. ОʼБрайен протягивает руку: — Дай, — думаю, он говорит о банке колы. Что ж, ему нужно запить чем-то горечь, так что ничего удивительного, что он хочет получить её обратно. Еле заметно вздыхаю, протягивая ему банку, с предельной осторожностью, чтобы не коснуться пальцами его руки. Я по-прежнему не могу объяснить свое отношение к «прикосновениям», но и выяснять не желаю. Сил на подобное нет. Дилан берет банку, зажав скейт под плечом. Разворачиваюсь, открыв калитку, и уже собираюсь идти в сторону крыльца, как вновь слышу голос парня, только уже более недовольный: — Далеко направилась? Хмурю брови, медленно, с опаской, поворачивая голову, слышу щелчок, поэтому опускаю глаза на банку в руках Дилана, которую он открывает и протягивает мне, сделав шаг к калитке. Моргаю, не показывая своей растерянности, или лучше назвать это удивлением? Нет, не хочу разбираться в своих чувствах. Иду обратно к нему и уже спокойней беру банку обеими руками, пальцами касаясь холодных ладоней парня, который откашливается, шагнув назад, и по-прежнему не старается смотреть мне в глаза, только изредка поднимая взгляд. Что если он так же не знает, как себя вести? Да нет, смешно даже. Киваю головой и отворачиваюсь, быстро иду к крыльцу, ища в карманах ключи. Свет в окнах горит только в кабинете отца. Думаю, остальные спят, так что не хочу тревожить своим приходом. В последнее время не так часто пересекаюсь с родными, кажется, они и впрямь заняты на работе. Скоро отправятся в Нью-Йорк. Видимо, готовятся к деловой поездке. Открываю дверь, заходя внутрь, и не оборачиваюсь, чтобы не делать ситуацию более неловкой. К тому же, уверена, что Дилан уже спокойно продолжает идти дальше. *** Но нет, парень стоит на месте. Он лишь слегка поворачивается боком, но взгляд всё равно продолжает блуждать по темным окнам какого-то неприятного на вид дома. Дилан переступает с ноги на ногу, бросив скейт на асфальт, и встает на него, отталкиваясь, после чего катится вперед, повторно смотрит в сторону дома, свет в окнах которого так и не зажигается.

***

— Что именно вы имеете в виду под «наблюдением»? — женщина глотает воду, чтобы скрыть свою тревогу и сохранить внешнее спокойствие, после чего ставит кружку на стол, смотря врачу в глаза с надеждой на внятное пояснение сказанного. Мужчина на секунду опускает взгляд в стол, но вновь поднимает, улыбнувшись с теплотой и каким-то неприятным пониманием: — Я хочу наблюдать за её состоянием, ведь… — Она вам не подопытная мышка, — рычит оскорбленная женщина, гордо вскинув подбородок. — Я хочу, чтобы вы вылечили её, а не… — Это не лечится, миссис Хоуп, — ровно перебивает мужчина, и его взгляд острый, серьезный, нет намека на былую улыбку. — Мы можем только проводить терапии. Это вам не простуда, которую можно вылечить таблетками. Не физический недуг. Это психология, мэм, — он снимает очки, вздохнув. — И это моя работа. Женщина замолкает. Она лишь глубоко дышит, не в силах привести мысли в порядок. Медленно, будто опасаясь чего-то, переводит взгляд на дочь, которая спокойно себе рисует, сидя в удобном кресле. Врач так же смотрит на ребенка, уверяя: — Мы сможем помочь, только дайте нам… — Нет, — женщина качает головой. — У неё должна быть нормальная жизнь, как у всех, — поднимается со стула, и мужчина вскакивает: — Вы не понимаете! Если сейчас запустить болезнь, дав ей… — повышает голос, но женщина в собственном гневе не слушает: — Она не будет «мышкой» для вас, — хватает дочь за руку, отчего та роняет свои карандаши и рисунки на пол, слезая с кресла. Миссис Хоуп встряхивает волосами, бросив взгляд на врача, но не находит слов, решая скорее пойти прочь, чтобы никто не смог увидеть её слезы, что уже рвут глазницы, поэтому разворачивается, быстро уводя ребенка. — Вы не понимаете, к каким последствиям это может привести, — он уже тише повторяет, опустив взгляд на черные каракули на листах бумаги. — Миссис Хоуп. От лица Дилана. Звонок. Я отрываю лицо от парты, вовсе позабыв, что нахожусь не дома. Стоит мне сомкнуть веки, как тут же засыпаю, видимо, пора заканчивать с ночными прогулками за колой. Выпрямляюсь, но не вынимаю наушники из ушей, даже когда вижу учителя, идущего между партами к своему столу. Он окидывает кабинет взглядом и всех присутствующих, оценивает обстановку, но уделяет пару секунд на то, чтобы убедиться в отсутствии той, на которую можно сбрасывать всю свою злость. Да, Эмили нет. Я зеваю, не прикрывая рта ладонью, ибо мне крайне лень делать лишние телодвижения, и смотрю на пустое место рядом с собой, после чего поднимаю взгляд на дверь кабинета, которую закрывает за собой последний вошедший. Откашливаюсь, решив вовсе не реагировать на учителя, который смотрит на меня, что-то говоря, но сегодня я предельно ленив, и мне, честно, всё равно, так что не собираюсь вынимать наушники из ушей. Так что уже предвкушаю крик и ор со стороны мужчины, который бросает журнал на стол, быстро направляясь в мою сторону. Что-то говорит, отчего мускулы его лица напряжены, но продолжаю смотреть на него с прежним равнодушием, только выполняя его просьбу, касающуюся того, чтобы я покинул кабинет. Он рывком указывает мне на выход, так что ему даже не нужно уговаривать и надрываться. Я тут же поднимаюсь, подсознательно понимая, что ждал нечто подобное, чтобы продлить свой сон, но уже в кабинете медсестры или стоит вовсе уйти? Собрав свои вещи, я покидаю кабинет под надзором Джизи, которая уже какой день пытается заговорить со мной, вывести на диалог. Отчаянная, что ещё можно сказать? Иду по коридору. Шумно, ибо закрытые двери кабинетов не способны сдержать тот вой, что стоит внутри. Не скажу, что мне жаль преподавателей, скорее я не люблю гул, так что могу понять их ненависть к нам. Я вовсе не озадачен частотой посещения Эмили школы, но как она объясняет пропуски? Думаю, учителям лишь нужен повод, чтобы привязаться к ней, так что прогулы — это неплохая причина для мозгового штурма. Роюсь в карманах, находя пачку сигарет и зажигалку, сворачиваю к лестнице, решая провести урок на заднем дворе школы, чтобы хорошенько вздремнуть. Шаги. Тяжелые, такие же уставшие, как и мои. Поднимаю глаза на русого парня, который поднимается по лестнице, уставившись в пол. Торможу, сунув сигарету в рот, и откашливаюсь, привлекая внимание этого типа, и тот всё-таки поднимает голову, хмуро взглянув на меня, немного сбавляет недо-скорость. Видимо, вовсе не спешит на урок. Так даже лучше. — Курить будешь? — предлагаю ему спокойно, продолжая спускаться. Парень выпрямляется, уж больно раскованно принимая протянутую мною сигарету, после чего оборачивается, так же уверенно плетясь за мной вниз. На заднем дворе всё так же тихо. Из-за плохой погоды, хотя пасмурное небо и накрапывающий дождь мне кажется приятнее, чем гребаное пекло на солнце, уроки физкультуры проходят в зале. Я курю, наблюдая за поверхностью воды в бассейне, которая никак не успокоится, ведь её «расталкивает» ветер, плюс сухие листья падают на гладь. Русый парень рядом так же тихо курит, молча наслаждаясь никотином, видимо, у него реальная зависимость от этого, что даже глаза прикрывает. Сидим на крыльце, выкуривая уже по второй, а он может быть и третью, я не могу отказать. Если это нужно, то пускай берет. — Выгнали? — я крайне поражен, что парень говорит первым, но и не вижу в этом ничего плохого, поэтому хмурю брови, пустив облако дыма из ноздрей: — Ага. — Похожая ситуация, — его голос такой же хриплый, как у меня, но сомневаюсь, что это последствия от курения. Русый втягивает никотин: — Меня выгнали с физры. Я изгибаю брови от удивления, взглянув на парня: — А что нужно сделать, чтобы тебя от туда выгнали? Я что только не перепробовал, всё без толку. Русый усмехается краем губ, потушив кончик сигареты о бетонный пол: — Ничего такого, просто, есть люди, которых ему сложно вывести из себя, поэтому, — смотрит на меня, — он сам заводится и, чтобы не терять лицо, выгоняет меня. — Прёт тебе, — ворчу, недовольно закатывая глаза. — Максимум, чего я могу добиться, это пол часа сидения на корточках и держания рук на весу. Парень уже улыбается, теперь он вовсе не кажется мне забитым, каким демонстрировал себя всё это время. Русый бросает окурок в сторону бассейна, роется в карманах, вынимая жевательную резинку, и протягивает мне, так что не отказываюсь, принимая. — Томас, — представляется, протягивая мне ладонь. Не скажу, что я против рукопожатий, но лишний раз мне не охота кого-то касаться, так что мне приходится реально раздумывать над своими действиями, но, если быть честным, мне не хочется создавать неловкости, кажется, этому типу тяжело дается вообще говорить с кем-то. Странно, но мне он напоминает мужскую версию Эмили, так что, игнорируя внутреннее противоречие, пожимаю его ладонь, вот только голос звучит не так, как хотелось бы: — Дилан, — и мне не нравится, когда кто-то называет меня по имени, но… Но, черт, я не хочу думать об этом сейчас… …Прошло больше недели, а, может, я просто прекращаю ощущать течение времени, но в одном уверен точно. Эмили не появляется. Кажется, кто-то устал от вечных издевок и, наконец, решил забить на учебу, вот только как это скажется на ней, когда она вернется обратно? Чувствую, нас ждет масштабное представление с капелькой драматизма. Мне стоит посмеяться над этим, но вместо этого приходится проводить каждый день в полном молчаливом одиночестве, иногда пересекаясь с Томасом, который, к слову, посещает занятия не чаще Эмили. Я могу провести параллель между этими двумя «отрешенными» от социума подростками, вот только Томас всё равно кажется мне более вменяемым, так сказать, нормальным из ненормальных. Но одно скажу точно. Терпению этих двоих можно позавидовать, хотя я всё равно считаю эту их черту настоящей хренью. Прохожу дом Эмили чуть ли не каждый день, но даже по вечерам в окнах не горит свет. Быть может, её семья уехала? Хотя, это странно, если учесть, что сейчас учебное время. Шесть уроков пролетают слишком незаметно. Я только и делаю, что сплю на занятиях, ведь, не скрою, продолжаю выходить за колой ночью. Вот только, топчась у автоматов, так и не дожидаюсь Эмили. Не то, чтобы я особо заморачивался, просто… Просто «что»? Черт, пошло всё это. Захожу в дом, хлопая дверью так громко, как никогда раньше, но голоса из гостиной всё равно не затихают. Обычно Джойс с отцом начинают говорить тише, зная, что я рядом. Миную дверь гостиной, невольно улавливая даже сквозь музыку в наушниках голос. Громкий, будто кто-то кричит в порыве злости, поэтому вынимаю капельку, косо взглянув в сторону запертой двери. «Это всё она!» — кажется, ругается Джизи, её писклявый голос мне уже удалось запомнить. Видимо, опять с кем-то поссорилась. Эти школьные драмы когда-нибудь меня доконают. Закатываю глаза, делая шаг в сторону лестницы, но торможу. Опять, когда слышу повторный крик, но уже громче прежнего: «Это она сделала! Чертова Хоуп!». Поворачиваю голову, уставившись на дверь, будто могу смотреть сквозь нее, но остается лишь слушать. «Тише, Джизи, — просит Джойс, после чего следует тяжелый вздох отца. — Уверена, что это была она? — думаю, девчонка кивает. — Хорошо, давай сообщим». Сообщим? О чем они толкуют? Не думал, что когда-нибудь сделаю это, но уже не успеваю себя остановить, прежде чем подойти к двери и толкнуть против себя, заставив распахнуться. Вид у присутствующих такой, будто я застал их за чем-то противозаконным. Джойс перебрасывается взглядом с отцом, который смотрит на меня, откашлявшись: — Ты уже вернулся? Но я смотрю на Джизи, одежда которой насквозь мокрая. Её тушь течет по щекам, а помада размазана по щеке, будто она сильно терла губы. Не думаю, что хочу выходить на контакт с отцом, поэтому повторно окидываю взглядом всех присутствующих, после чего разворачиваюсь, так же молча уходя обратно в коридор. Что Джизи имела в виду? Она говорила о Хоуп? Судя по её виду, ей нехило так досталось. Шаги за спиной. Ну, вот. — Дилан, — отец выходит за мной, как и Джойс, которая провожает Джизи взглядом до лестницы, по которой она взлетает, мигом выбегая на второй этаж, при этом успевая бросить на меня злой взгляд, будто её проблемы — это последствия моих стараний. Но это не так. Что очень зря. Эта девчонка с самого начала раздражала, так что её злость, как мед на душу. Выражение глупое. Не люблю я мед. — Это, — отец обнимает Джойс за плечи, подходя ближе, будто эти оба не могут говорить со мной друг без друга. Их взаимоподдержка вызывает рвотный рефлекс, но я всё-таки не выбираю вариант «проблеваться и свалить», и поворачиваюсь к ним лицом, ожидая продолжения «красноречивых речей». Черт, мне бы это ещё вынести. — Мне нужно на встречу, она важная, так что… — да-да, его встречи всегда предельно важны. Старая песня. — Джойс сегодня записана к врачу, мне не удастся отвести её, — они переглядываются, одарив друг друга улыбками, полными теплоты и какой-то неприятной любви, что я готов прям здесь опустошить и без того пустой желудок, но мой взгляд замирает на руках девушки, которые она прижимает к животу, смущенно закусив губу. Мой взгляд становится холодным и отрешенным. — Я могу на тебя положиться? — отец вновь смотрит на меня, сжав губы в подобие улыбки. Либо это «идеально продуманный план» по сближению меня и Джойс, либо этот мужик издевается. Скорее два варианта верны, так что мне остается только тяжело вздохнуть и отвернуться, чтобы поскорее зайти в комнату и покурить, чтобы хоть как-то вернуть себе былое равнодушие. Когда мне все равно — окружающее дерьмо не так заботит. Именно благодаря четырем сигаретам я веду сейчас машину спокойно, без эмоций на лице. Будто бы, это нормально. Джойс сидит на заднем сидении. Не решилась подсесть рядом, за что я благодарен безмерно. Пытаюсь думать только о дороге впереди, иногда отвлекаясь на девушку, которая говорит, куда сворачивать, ведь эти места мне не знакомы, но ничего не отвечаю, тупо следуя её указаниям. Думаю, стоило выпить немного перед дорогой, чтобы вовсе не думать. Ни о чем. За последние несколько дней в моей голове что только не обитало — начиная с размышлений об Эмили и Томасе, как об асоциальных подростках, заканчивая тем, как мне уложить Засранца, который любит скидывать все с полок и стола, что «не так лежит». А теперь я здесь. Жизнь преподносит мне «сюрприз» за «сюрпризом». И что дальше? Я вдруг узнаю, что являюсь отцом? Или обзаведусь ещё и хомячком, который будет срать везде? Качаю головой, поднося кулак к губам. Прекращай думать. Мысли погубят тебя. Кусаю кожу костяшек, откашливаясь, так что Джойс поднимает голову, видимо, рассчитывая, что я «подам» голос, но нет. Продолжаю молчать, рассматривая окружение: всё те же высокие здания, ровная дорога, бледное небо и сильный холодный ветер. Думаю, мы в центре города, здесь слишком людно. Не хочу бросаться догадками, но, когда Джойс просит тормозить у центра для беременных, мне становится тошно от подтверждения предположений. — Ты подождешь здесь? — девушка улыбается, взявшись за ручку дверцы, но, не получив ответа с моей стороны, кусает губы, выходя на улицу. Не смотрю ей в спину, невольно пропустив через себя тот факт, что эти двое счастливы. Явно радуются. И от этого хочется рвать себе волосы, ведь… Когда-то моя мать была такая же. С ним. С этим моральным ублюдком. Он… Резко наклоняю голову в разные стороны, отчего шея хрустит. Я пытаюсь не впускать мысли о матери, ведь это единственный человек, который был способен вызвать у меня хоть какие-то теплые чувства. Но теперь и его у меня нет. Отец отнял её. Жду. Херову тучу времени торчу в салоне автомобиля, пуская дым в опущенное окно. Чтобы я хоть ещё раз пошел на поводу у этого урода, который сначала клянется в любви и верности, делает детей, а потом сваливает, словно ни при чем. Уверен, что эта наивная Джойс одна из таких, кто ему надоест. Жаль, что я уеду раньше, чем увижу грандиозный распад их недо-семьи. И я даже не могу понять, рад ли, что Джойс, наконец, возвращается. Выглядит очень довольной и счастливой, но немного хмурит брови, когда видит, что я курю в салоне. Открывает дверь, пытаясь скрыть свое волнение: — Спасибо, что помог, — садится, морщась от запаха никотина, но старается сохранить улыбку на лице. — Можем возвращаться, — указывает пальцем на разворот впереди. — Только придется там развернуться. Молча выбрасываю сигарету в окно и жму ногой на газ, взявшись за руль. Машина трогается с места, и Джойс, наконец, замолкает, правда, ненадолго. — Подожди, — пищит, вдруг открыв дверцу, и плюет на асфальт, кашляя. Слегка поворачиваю голову, краем глаза наблюдая за тем, как Джойс продолжает кашлять, прикрывая рот платком, но уже её взгляд полон тревоги, а голос срывается: — Едем, едем! — бросает взгляд в сторону окна, вытягивая шею, будто что-то разглядывая. — Это всё из-за запаха никотина, — выдавливает улыбку, и я уже готов забить на её трясущиеся руки и нажать на педаль, но девушка вновь вытягивает шею, щуря веки. Что она высматривает? Поднимаю голову выше, игнорируя вопросы Джойс, и пересаживаюсь на сидение рядом, открывая дверцу, когда наконец замечаю. — Дилан, — девушка обращается ко мне по имени, поэтому я злобно смотрю на неё, заставив закрыть рот, а сам поправляю бейсболку, чтобы та не слетела под давлением ветра. Шагаю по тротуару, приглядываясь. И хмурю брови, когда понимаю, что не ошибся. Эмили сидит на земле, прислонившись спиной к поверхности дома. Одна её нога согнута в колене, а другая вытянута, руки сцеплены на животе, сутулые плечи. Темная кожанка расстегнута, поэтому могу видеть белую, слегка запачканную майку, ворот которой немного съехал набок, ободранные на коленях черные джинсы. Запутанные волосы и незаинтересованный взгляд, устремленный куда-то вперед. Слышу, как Джойс не оставляет попытки докричаться до меня, просит вернуться и ехать, но я уже торможу возле девушки, наклонившись: — Эй. Никакой реакции. Её голова даже не дергается от моего голоса, хотя обычно её трясет от любого неожиданного обращение к ней. Но сейчас она продолжает смотреть перед собой, будто меня здесь вообще нет. Прячу руки в карманы кофты, оглядываясь по сторонам: — Ты здесь с родителями? Где они? — задаю вопрос, но догадываюсь, что ответа мне не получить, поэтому опускаюсь на одно колено, заглядывая в лицо Эмили, изогнув брови. — Ты под чем-то? — даже не моргает, так что облизываю губы, щелкнув пальцами у её лица. — Эмили? И действует. Правда, вижу не совсем то, чего ожидаю. Девушка переводит на меня взгляд. Холодный, свойственный цвету её глаз, но таким я вижу его впервые. Обычно она прячет глаза, смотрит с каким-то испугом, но сейчас она впивается взглядом в мое лицо, при этом у меня странное ощущение, что она вполне способна с тем же успехом «впиться» клыками мне в шею. Дикая. Вот, какой эпитет подходит больше всего. — Что ты здесь делаешь? — задаю вопрос, но сегодня, видимо, Эмили не одарит меня речами, поэтому бросаю взгляд в сторону автомобиля, замечая, что Джойс говорит по телефону. И явно волнуется. Вновь смотрю на девушку, которая и не думает отвести взгляд, словно пытается задушить меня глазами, хотя выражение её лица уж больно безэмоциональное. Откашливаюсь, поднимаясь: — Ты так и будешь здесь торчать? — делаю шаг назад. — Пойдем. Я отвезу тебя домой, — смотрю ей в глаза. Впервые пытаюсь сдержать контакт. Не то, чтобы мне это дается с трудом, просто в случае с Эмили я наоборот пытаюсь не долго терроризировать её взглядом, зная, как ей тяжело находиться под чьим-то надзором. И сейчас мне кажется, что мы поменялись ролями. — Эмили, вставай, — повторяю, ведь девушка остается неподвижной. Хоуп не появлялась в школе больше недели. Чем она занималась всё это время, если в итоге я застал её здесь в таком состоянии? Поворачиваю голову, останавливаясь, вижу, как Джойс кусает ногти, думая, что я уже возвращаюсь в машину, но нет. Её глаза буквально готовы выпасть из орбит, когда подхожу к Эмили, может и грубо, обхватываю пальцами её тонкое плечо, потянув наверх. Девушка не меняется в лице, лишь взгляд становится «острее», злее. Держу на расстоянии от себя, ведя её за собой к машине, рывком заставляю шагать. Приходится напрячься, чтобы помогать ей удерживаться на ногах. Черт, она явно что-то употребляет. Надо потом узнать, вдруг и мне захочется побыть овощем. — Что ты… — у Джойс вот-вот отвалится язык. Она запирает замки дверей, что ведут на задние сидения, поэтому подвожу девушку к передней, чтобы усадить на место рядом с собой. Краем глаза вижу, как Джойс впивается ногтями в свою сумочку, прижимается к спинке сидения так сильно, будто желая проникнуть в него. Смотрит на Эмили, как будто перед ней чертов ходячий труп. Заталкиваю девушку в салон, хлопая дверцей, а сам обхожу автомобиль, садясь за руль. И стоит мне прикрыть дверь, как ощущаю кожей атмосферу. Натянутую, пропитанную тревогой и… Страхом? Но боится явно не Эмили, которая равнодушно смотрит перед собой, нервно перебирая ткань майки пальцами. Давлю на газ. Наконец, можно вернуться домой, а то эта поездка вытягивает из меня все силы. Смотрю на дорогу, правда, изредка поглядываю на Эмили, которая слишком уж тихо дышит, что в голове рождаются сомнения — а дышит ли она вообще? На нужном повороте разворачиваю машину, радуясь тому, что Джойс замолкает. Что-то явно не дает ей открывать рот в присутствии Эмили, и это может озадачить, хотя, кто знает. Главное, что она молчит. Хмурю брови, когда Эмили начинает шевелить руками. Роется в кармане, вынимая железную зажигалку. Щелчок — и огонек появляется. Затем исчезает. Ещё щелчок — искры. Она повторяет это, наблюдая за языком пламени, что появляется и исчезает, словно это какое-то чудо, а я откашливаюсь, интересуясь: — Ты куришь? — зачем ещё нужна зажигалка? Тормозим на светофоре, поэтому пользуюсь минутой, наклонившись к волосам девушки, но не чувствую запаха никотина. Краем глаза вижу, как Джойс с недоверием щурит веки, наблюдая за мной, но не обращаю внимания, резко приняв былое положение, когда Эмили поворачивает голову, уставившись на меня. Это не вызывает растерянности: — Зачем тебе зажигалка? — интересуюсь, но она не отвечает, продолжая щелкать. Где-то я читал об этом. Что-то связанное с нервами. Навязчивый невроз, так? Когда человек повторяет одно и тоже действие, иногда даже не замечая это и не контролируя. Обычно причина этому — чувство тревоги. Знаю это, так как у матери была похожая проблема, но она вечно теребила волосы. Эмили хранит молчание, переводит взгляд на дорогу, и я больше не трогаю её, поэтому весь путь проходит в тишине. Рад ли я этому? А должен? Мне приходится пойти на хитрость и сделать круг вокруг нашей улицы, чтобы первым делом остановиться у дома Эмили, знаю, что Джойс скорее всего понимает это, но ничего не говорит, смотря в окно. Девушка рядом со мной сидит ровно, даже когда машина тормозит у калитки её дома, поэтому смотрю на неё, объявив очевидное: — Приехали. Эмили вытягивает шею, с недоверием осмотревшись, после чего берется за ручку дверцы, выходя на улицы. Молча. Ничего не сказав. Я упираюсь взглядом ей в спину, не сводя глаз до тех пор, пока Хоуп не входит в дом, и подмечаю одну странность. Дверь была открыта. Поднимаю взгляд. На улице темно из-за погоды, но в окнах не горит свет. Получается, либо все спят и не заперли дверь, либо перед уходом «в никуда» Эмили её не закрыла. Хмурю брови, часто моргая, и смотрю перед собой, никак не находя объяснения такому легкомыслию. Но мне не дают подумать. — Поехали, — мне кажется, или Джойс ворчит? Что ж, этот день становится лучше. Жму на педаль газа, продолжая играть роль шофера, но взгляд всё равно скользит к окнам дома девушки. Свет так и не загорается.

***

«Мам, мне кажется, это опять происходит. Я помню только то, что легла спать в кровать, но, проснувшись в гостиной, обнаружила, что прошло больше недели. Мам, как думаешь, это нормально? Ты говорила, что да, но я так не считаю. Когда вы вернетесь домой? Я скучаю». Женщина в белом халате дочитывает сообщение, протянув телефон доктору, который надевает очки, перебросившись взглядом с коллегой по работе. Мигание экрана. Ещё одно сообщение. Короткое, но значимое. «У меня дыры в сознании».