Сон

Арибет де Тильмаранд уже и не помнит, в который раз видит этот сон. Он чересчур привычен, чересчур знаком ей, потому полуэльфийка прекрасно понимает, что спит. Она не проснется до самого утра, потому что слишком ослаблена постоянным недоеданием (вся еда кажется безвкусной, как пепел), и только вбитая в тело дисциплина заставит проснуться на рассвете. Остается только одно — идти вперед по мрачной и серой, похожей на кожу мертвеца дороге. И она идет, опустив голову вниз. Серое марево клубится вокруг, и потому Арибет не оглядывается, смотрит только вперед, вздрагивая каждый раз, когда случайно натыкается взглядом на бесконечную пустоту. Пепел стелется за ее спиной изорванным плащом, поглощая все, что осталось позади. Ей страшно, но оглядываться нельзя, иначе она снова проснется в холодном поту, хватая ртом воздух, а после будет сидеть у окна до самого рассвета, не в силах заснуть или хоть как-то успокоиться. Будет шептать — скорее по привычке, нежели по необходимости — молитвы Тиру, думая при этом о том, что опять упустила свой шанс. Поэтому она идет и идет, пытаясь увидеть впереди себя хоть кого-то. — Подойди ко мне, — мягко шелестит чей-то голос в тумане. Этот голос похож на теплое покрывало, которое укутывает с головы до ног, внушает удивительное, почти позабытое Арибет чувство необходимости кому-то. Потому полуэльфийка не идет — бежит, почти спотыкаясь на каждом шагу из-за молочно-белой пелены вокруг. Арибет боится не успеть, боится снова оказаться в той отвратительно тоскливой серой пустоте. Ей хочется снова услышать этот чудесный, завораживающий голос. И он раздается в холодной тишине, будто по волшебству. — Ты близко, очень близко, — будто осенние листья, гонимые ветром. — Иди сюда, Арибет де Тильмаранд. Не бойся. Полуэльфийке хочется сказать, что не боится, но внезапно натыкается на что-то — в тумане не разглядишь. Она тянется к ножнам на бедре, но их нет, и Арибет осторожно отступает в ужасе, окидывая противника взглядом. Он огромен — это все, что можно увидеть — больше огра, а она абсолютно беззащитна. Арибет оступается, падает и оказывается на сырой осенней траве, мокрой и неприятной на ощупь. Она инстинктивно подставляет локти, чтобы не оказаться на спине, и только тогда замечает громадный корень дерева, о который и запнулась, когда отступала. Полуэльфийка проводит по нему рукой, сама не понимая зачем, ведет пальцами по шероховатой коре и, в конце концов, доходит до ствола, который приняла в густом тумане за монстра. На дереве — небольшое вырезанное сердечко, внутри которого инициалы какой-то дурной влюбленной парочки. Паладин падает на колени, прислоняется лбом к коре, рыдая без слез и хватаясь за ствол — слишком большой для нее — так, будто он ее последняя надежда на спасение. На внутренней стороне ее век горит эта картина — вырезанное сердце, а в нем инициалы. Их инициалы! Их! Арибет с воем задирает голову и смотрит в бесконечную серую пустоту небес, равнодушных и холодных ко всему в мире. Она обхватывает себя руками, покачивается из стороны в сторону, закрыв глаза. — Фентик, — снова и снова шепчет полуэльфийка, содрогаясь всем телом. — Фентик… Внезапно чьи-то заботливые руки осторожно обнимают ее и гладят по волосам, успокаивая и приводя в чувство. Арибет открывает глаза. Над ней — странная получеловеческая-полузмеиная морда, чьи глаза, кажется, смотрят в ее душу, видят всю боль. И в глазах — по-змеиному желтых — только сочувствие. Рептилия даже не открывает рта — слова ее вспыхивают у Арибет в голове: "Я могу помочь тебе". "Так помоги", — кивает полуэльфийка в ответ. Ящерица чуть улыбается, но Арибет уже открывает глаза. Она лежит на разворошенной кровати в светлой комнате, которую ей выделил Аарин Генд. Спокойная, тихая, даже красивая. Сюда не заходят люди, в коридорах не раздаются голоса — может быть, шпион просто хочет убрать ее подальше, может быть, искренне заботится о ней, стараясь смягчить удар от потери. На самом деле ей уже все равно. "Я могу помочь". Полуэльфийка окидывает взглядом море за окном, прислоняется к стеклу лбом, чувствуя, как в груди вспыхивает мрачная надежда на справедливость, которая слишком уж похожа на месть. Арибет даже в этот момент все еще кажется, что она легко отличает одно от другого. "Так помоги".