Вчера

Вчерашний день был, пожалуй, самым лучшим днем в моей жизни. По крайней мере как раз вчера мне казалось именно так. Ммм… Что было вчера? Да, собственно говоря, ничего особенного. Мы как и всегда вышли выпить, и ты явно перебрал, но мне это было только на руку. Боже, почему я такой глупый? Я осознаю свои ошибки только тогда, когда уже невозможно что-либо исправить, когда уже слишком поздно. В этом и заключается вся моя сущность, с этим ничего не поделаешь, возможно, когда-нибудь я наконец-то вырасту и буду жить, как все говорят, учась на чужих ошибках, но это будет потом, а сейчас… Сейчас я просто глупый пятнадцатилетний ребенок и только это оправдывает мое поведение. Ну да ладно… Сейчас речь идет не обо мне. Так вот… Мы выпили, ты перебрал и провел весь вечер со мной, подарив мне прекрасные воспоминания. Я помню всё обрывками (тоже пил, как-никак), но всё же помню. А интересно, помнишь ли ты? «Боже, наивный ребенок» — шепчет мне что-то изнутри, — «как ты не понимаешь? Он с тобой просто игрался по пьянке, между вами невозможны никакие отношения хотя бы потому, что ему нравятся только девушки, хотя бы потому, что ты его намного младше, хотя бы потому, что… Неважно.» Мне почему-то становится невыносимо больно. После вчерашнего дня голова еще не прошла, это да, но я говорю о душевной боли. Внутри всё сжимает и разрывает на части, такое ощущение, что еще секунда и моё ничтожное существование на этом свете резко оборвется. Я с трудом встаю и беру телефон. Мне нужно позвонить. Мне нужно услышать твой голос. Жизненно необходимо. Ты стал моим наркотиком. Личным сортом героина. У меня никогда в жизни не было ни к кому такой привязанности. Ищу в телефонной книжке мобильника твой номер. Не смотря на мой возраст память у меня просто отвратительная. Вот, нашел, да. Нажав на зеленую кнопочку, подношу телефон к уху. В трубке слышатся ровные гудки, от которых голова начинает болеть еще сильнее… Черт, гребанная водка. — Алло. О да, ты ответил. Закрывая глаза, я откидываюсь на спинку дивана. — Алло, — ты повторяешь это снова, а я не могу произнести ни слова. — Привет… — с трудом выдавливаю из себя я, понимая, что если ничего не произнесу, то мне грозят быстрые и прерывистые гудки, противнее которых не бывает ничего. — А, это ты? Дерьмо. Ну почему ты как всегда что-то спрашиваешь, почему не можешь просто начать рассказывать что-нибудь, что бы я мог наслаждаться твоим голосом, этим дурманящим голосом, сводящим меня с ума? — Да, я, — стараюсь держать ровные интонации, и мне это пока что не плохо удается. — Ммм… Как ты? — Эээ… — Я не знаю, что ответить, — нормально вроде, а ты? — Отлично. — Рад это слышать. — Слушай, я тут не помню… Ты вчера выходил с нами, да? Я молчу. Уж чего-чего, а такого вопроса я никак не ожидал. Ты меня сломал. Я болезненно жмурюсь. Думаю. Наверное, молчание слишком затянулось, потому что ты переспросил: — Да? — Нет, — мой голос дрогнул, — Не выходил. Я сидел наказанный. Дома. — Жаль. Мы вчера классно повеселились. — Правда? — Ага. — И что же вы делали? — Пили, как и всегда. — Ясно. — А еще… Я не собираюсь дослушивать. У меня на это нет ни сил, ни времени. Мой телефон летит вперед, с треском разбивая зеркало, висевшее напротив.