Холодная зима

       Сон Нян опять поймала себя на том, что думает не о церемонии роз, а о человеке, который сказал ей: «Я не могу вас просчитать!».        Она давно привыкла к тому, что из всех почтительно склоненных перед императрицей голов она ищет взглядом только одну — с непокорной рыжей челкой. Тогон-Тэмур любил ее до самозабвения, но сердце кричало о другом.        Потеряв императора, Сон Нян не сложила оружие, и Тал Тал знал это.        Однажды они вместе с небольшой свитой посещали с проверкой отдаленный район провинции Ляонин. В лесной чаще Тал Тал стал настороженным и еще более бдительным, чем обычно. Сделав вид, что поправляет стремена лошади, он умудрился шепнуть ей: «Готовьтесь к бою!». И чутье опытного воина не подвело: в конце поляны, при выезде на дорогу их ждала засада мятежников.        Силы были неравны, и они знали это.        Но и Сон Нян не была простой наложницей, она молниеносно встала в боевую стойку и уверенно держала оружие. По лицу канцлера Тал Тала ничего нельзя было прочитать, но на миг холодные карие омуты все-таки потеплели. Они дрались неустрашимо, но только чудо на этот раз их спасло. В последний момент подоспевший Чжао Лы со своим отрядом отбил их…        Сон Нян держала лицо до тех пор, пока не закрыли внутренние двери ее покоев. И только после этого она позволила себе немного расслабиться и сесть наконец. Больше всего на свете ей хотелось рассыпаться на части. Сил добраться до постели не было совсем, к тому же она знала, что тот удар слева от рослого разбойника она все-таки пропустила. Левое плечо налилось тяжестью, кровь заливала парадное облачение. Хуже всего было то, что кружилась голова. Да так сильно, что до обморока было полшага. Как все это было не вовремя! Она сжала губы и стала медленно разматывать прилипающие от крови одежды, стараясь не закричать. Но дверь открылась и в покои просто влетел Тал Тал. Он сразу оценил ситуацию и поймал ее уже почти падающую, у самого пола.        Дальше была только тьма. Тьма. И потом тихий шепот:«Это безумие, государыня! С такой раной ходить!»…        Когда Сон Нян открыла глаза и выплыла наконец из тьмы, первое, что она увидела — знакомую до боли кисточку заколки возле ее ложа. Возвращаться всегда трудно, но в этот раз было особенно нелегко. Во-первых, в своих снах она опять видела Тогона, а он всегда снился к чему-то серьезному.        Во-вторых, Сон Нян никак не могла забыть выражение глаз Тал Тала тогда, в лесу.        Над этим стоило подумать еще. Но, может быть, не сейчас. Она лежала, думая о канцлере. Мысли текли, плавно взмахивая хвостами, как золотые рыбки в императорском пруду.        Сон Нян знала, что небезразлична ему. Женщина всегда чувствует такое. Но сомнения оставались. Теперь она могла свободно вздохнуть и оценить ситуацию с разных сторон.        Тал Тал сидел у кровати очевидно не одну ночь. Под глазами лежали темные круги, шрам на правой щеке алел. Он все-таки не удержался и заснул, не спать уже четвертые сутки было невозможно даже для него. Но даже во сне он привычно держал одну руку на мече, а вторую на кровати так, чтобы нельзя было подойти к ним, не задев его. Уловка удалась, Сон Нян, на миг забывшись, дернула рукой и задела его. Тал Тал сразу открыл глаза и замер — «Ваше Величество!» — она уже не помнила его без поклона. Но в следующую минуту Сон Нян сделала то, чего не ожидала даже сама — она положила свою руку на его ладонь. Он вздрогнул и долго смотрел ей в глаза. Затем очень медленно накрыл ее руку своей правой рукой. Сон Нян зачарованно следила за его действиями.        Глаза Тал Тала сверкнули, как у дикой кошки в сгущающемся вечернем сумраке и она поняла, что это и есть ответ на все вопросы.        Когда через месяц, немного оправившись от ран, она услышала его шаги поздним вечером, они оба знали, зачем.        Тал Тал хотел что-то сказать, но она мотнула головой — «Не надо!». Несколько минут они молчали. Это было поразительно — просто молчать вместе. Говорить он не мог, но глаза не молчали — в них было все: боль, радость, удивление, надежда и то чувство, которое он так глубоко и упорно прятал даже от себя самого. Сон Нян вдруг ощутила мурашки, вихрем пробежавшие по спине и водопадом упавшие вниз от его взгляда. Так на нее не смотрел никто и никогда. Да и она вряд ли кому-то позволила бы так смотреть.        Заперев двери, они стали целоваться, при этом он умудрялся с каждым поцелуем что-то снимать с нее. Сон Нян отвечала с таким пылом, что они чуть не задохнулись…        Оба они были уже не дети, и потому придумывать ненужные узоры слов было бы нелепо. Они были вместе. Это была и поддержка, и нечто большее, уважение, зыбкое, мягкое, давно зревшее чувство из совместной симпатии, совпадения ритмов, ощущений и слов. Они совпали почти во всем. Он слишком давно любил ее в тайне, не позволяя своей железной дисциплине ослабнуть даже на миг.        И теперь можно было открыться другому, не боясь последствий. Доверие было всегда немаловажным обстоятельством для обоих.        Первый раз в жизни Тал Тал любил женщину, равную ему по силе. Она признавала его превосходство в силе, уступая его изощренному уму. Он ценил ее беспощадную логику и стремительность принятия решений.        Иногда глядя на императорскую чету на церемониях, канцлер ловил себя на странном чувстве зависти к Тогону. Тал Тал нашел для себя ответ, почему Сон Нян оставалась с императором, но чувство удивления осталось в глубине души.        Как он не пытался убедить себя в правильности этого ответа, ничего не получалось.        И сейчас все сложилось, срослось, определилось.        Но ни он, ни она не ожидали от себя такого серьезного, такого сильного и такого опасного, как обоюдоострый меч, чувства. Это был океан, и они отдались в его власть.