По-звериному

Реборн стоял напротив Занзаса, нарочито беспечно прислонившегося к стене. Тот выглядел так, словно на перекур вышел в обеденный перерыв, а не на исключительно мужскую беседу в добрых десяти километрах от особняка Варии. Лучший киллер мира был неподвижен и твёрд; казалось, его словно всего выковали из нержавеющей стали. На глаза Реборна падала тень от шляпы. — Ты должен прекрасно понимать, что если заставишь её лить слезы, то твоего тела не опознает даже Верде. Занзас смотрел на него исподлобья, нагло, с вызовом. Да, он получил то, что хотел. И кого хотел. И кого хотели другие, в их числе и (ирония, ирония!) сам Реборн. Глава Варии осклабился: — В отличие от лицемерного аркобаленовского дерьма, я заставляю женщин плакать только от удовольствия. Особенно моих женщин. В частности — невесту. Будущую жену. В брачную ночь думаю оттрахать её так, что она потом полнедели будет хромать. Реборн вскинулся, в тёмных как ночь глазах предупреждающе заплясали ярко-жёлтые, одуванчиковые блики. — Ублюдок, — низко прорычал он. — Ублюдок-ублюдок, — насмешливо согласился Занзас. — В прямом смысле этого слова. Но я её на руках буду носить, чтобы она ни на мгновение не сомневалась, что даже такой зверь как я способен на любовь. А ты, на пару с этим пидором-Дождём, заставлял её хромать по совсем другим причинам. — Никчёмная Скалл должна была хоть чему-то научиться. Занзас внезапно оттолкнулся ногой от стены и скрестил руки на груди; он сделал это, потому что пальцы чесались выдернуть пистолеты из кобур и по-мужски объяснить этому уёбку в шляпе, что какие-либо претензии на Облако тот потерял, когда та вступила в Варию. Но Скалл всегда говорила: Аркобалено — та же шведская семья. А родственников, блять, не убивают. Тимотео не считается, не кровный. — Ей нужно было научиться говорить «нет», когда вы лезли со своими гребанными просьбами, претензиями и приказами! — он выплевывал каждое слово подобно дракону, изрыгающему языки пламени; у Занзаса отливали темно-оранжевым глаза и зло раздувались ноздри. — А я взял и научил её правильно изъясняться фразой «пошел на хуй». Она так редко слышала слова благодарности в свой адрес, что отвыкла совсем от этого элементарного злоебучего правила вежливости. Не сыну шлюхи говорить Дон Жуану всея мафии о манерах, нет? Леон спрыгнул на карман пиджака своего хозяина, чувствуя его жажду крови. — Ты заманил Скалл в Варию… —… где она счастлива. Реборн сжал губы и не стал заканчивать свою реплику. Потом развернулся: — Моя угроза всё ещё в силе, — и побрёл прочь. Он проиграл. С расстояния в тридцать метров Занзас крикнул вдогонку: — На свадьбу не забудь прийти! Если Скалл из-за тебя будет плакать, твоего тела мусорный учёный тоже не опознает! По крайней мере, война проиграна достойному противнику. Реборну хотелось напиться до забвения и выесть дымом лёгкие, хотелось убить прошлого себя и занять его место. Но больше всего хотелось Скалл. Скалл, которая через неделю выходила замуж.