Час воспоминаний

- Послушайте, господин, - девушка сильно волнуется и с трудом, но пересиливает плещущий в глазах страх. – Я не знаю, кто вы, но Франкенштейн – он проводит с вами всё свое время! А вы, даже не смотрите на него лишний раз! И вы никогда не станете смотреть на него так же, как и я! Я понимаю, что не имею на это никакого права, но я всё же прошу вас: не монополизируйте внимание Франкенштейна! Дайте ему немного свободного времени и для себя! Простите, - уверенность, страсть, с которыми она говорила свою короткую речь, внезапно испарились, словно закончился внезапный и кратковременный дождь. Поклонившись и пряча лицо от стыда за свою наглость, она затерялась в толпе. Неожиданная встреча и слова незнакомки, особенно тон, которым никто ранее не осмеливался заговорить с ним, оставили непримечательное, но и не изглаживаемое воспоминание об одном из редких походов в людскую деревню. Вернувшись тем вечером домой, Рейзел был особенно задумчив. Он всё воспроизводил слова той девушки, пытаясь понять, в чем же именно заключался ее упрек? Разумеется, его ни в коей мере нельзя было обвинять в ограничении свободы Франкенштейна. Тому ни разу не воспрещалось уходить по своим делам, единственное, чтобы не натворил глупостей. Так в чем же тогда была недовольна та юная особа? Впрочем, после чашки ароматного чая, вкус которого был знаком настолько, что практически не ощущался, эти мысли покинули его голову на многие столетия. Вновь эта странная встреча выплыла из памяти при случайно подслушанном разговоре. Дело было в один из на редкость спокойных и теплых дней, когда не было причин волноваться ни по одному из столь многочисленных поводов. Дети ещё не пришли со школы, и пользуясь последними часами тишины и покоя, по которым невольно начинаешь скучать в послеобеденное время, Рейзел размеренно пил очередную кружку чая, смакуя каждый глоток. Уже очень давно он не испытывал такого удовольствия от простого напитка, и то ли причиной тому было более богатое разноцветие вкусов разных сортов чая, то ли с каждой горячей каплей он ощущал именно то, о чем некогда говорил Прежний Лорд – настоящую жизнь, доселе известную лишь по маленькому клочку неба, да нескольким деревьям. Внезапно раздавшийся телефонный звонок, непрошенным гостем с почти что воровскими замашками вмешался в умиротворенную атмосферу, разбивая ее на множество разных мыслей и предчувствий. - Директор Ли слушает. Однако, звонок практически сразу же прекратился и вместо непривычной механической мелодии, которую придумать могли лишь люди, по квартире разнесся знакомый, надуманно вежливый голос Франкенштейна. - Да, здравствуйте, - приветливо продолжал он разговор, хотя знающего его достаточно давно Рейзела этот голос обмануть не смог. Франкенштейн не был в восторге от собеседника, и скорее всего из-за столь беспардонного вмешательства им в созданную для Мастера тишину. Порой, Рейзел не одобрял такого опекунства над своей особой, но случалось это в особенных ситуациях. В обычной же жизни он просто привык к такому постоянному отношению и уже не обращал внимания на подобные мелочи. - Нет, извините, но вечером я буду занят. Да, и во все последующие тоже. Мне тоже очень жаль, но за время моего отсутствия дел накопилось столько, что хватит на ближайшие пару лет. Верно, вот что бывает, когда руководишь такой школой, но я верю в свои силы и в свое дело. Да, отлично, договорились. Я обязательно дам вам знать, как только у меня в расписании окажется свободный вечер. Спасибо и до свидания, мадам. Закончив разговор, Франкенштейн как можно тише облегченно вздохнул. Хоть он и провел среди людей значительную часть своей жизни, даже не смотря на не первый год знакомства с некоторыми особами, для него по-прежнему оставалось необъяснимой тайной их тугодумие. Он же не единожды прямыми и окольными способами объявлял всей прекрасной половине школьного коллектива, что не одинок и вовсе не нуждается в утешительных женских объятьях, но те словно и не слышали его. И если это было хоть в какой-то мере терпимо ранее, то с возвращением Мастера в подобных ситуациях всё сложнее было держать себя в рамках приличия, а темное копье – под контролем. А вот на Рейзела этот короткий, но крайне содержательный разговор произвел неожиданное гнетущее впечатление. По неизвестной причине, ему вдруг вспоминались далекие дни, редкие походы в людские деревни, пристальный надсмотр за Франкенштейном, который в то время ещё не полностью заслуживал доверия и странная девушка, внешность и голос которой давно забылись, но сказанные ею слова до сих пор хранились в памяти. Она просила дать Франкенштейну немного больше свободного времени. Рейзел задумался. Он никогда не принуждал того оставаться с ним рядом постоянно, и разве словом или действием когда-либо приказывал ему никогда не уходить? За собой он такого не припоминал. Не значит ли это, что такое поведение Франкенштейна обусловлено его личными желаниями и побуждениями? Вроде всё правильно. Задумавшись в таком ключе, он попытался представить себе жизнь, если однажды Франкенштейн и правда захочет уйти. Однако, подобная перспектива ему не очень понравилась. Прикрыв глаза, Рейзел едва заметно улыбнулся своим мыслям. Всё-таки привязался. Его, что так долго и упорно избегал каких-либо чувств к окружающим, ему всё же не удалось от них укрыться. Почему именно Франкенштейн? Возможно, он был особенно настойчив, может, привлек внимание своим бесстрашием, которое нередко легко было принять за безумие на крайней стадии. А может быть и оттого, что в отличии от всех он единственный был совершенно свободен. И по этой же причине совершенно одинок. Несмотря на свое людское происхождение, он был в чем-то неотличимо схожим с самим Рейзелом и в итоге оказался единственным, способным разделить его участь Истинного Ноблесса, судьбу абсолютного одиночества. С тихим звоном чашка соприкоснулась со своей маленькой тарелочкой, и воссоединившись, застыла на своем месте так, словно никогда и не оставляла его. Время бесшумно протекало, не оставляя видимых глазу следов и в какой-то момент могло показаться, что оно и вовсе остановилось и лишь стрелки часов, не зная об этом, по старой привычке отсчитывают секунды и минуты. Очередной искусственный звонок принадлежал уже домофону. В динамике послышались веселые голоса беспокойных ребят. Время тишины и покоя неожиданно сократилось до тех нескольких минут, которые потребуются детям на преодоления небольшого расстояния от ворот до порога квартиры. - Франкенштейн, - тихо зовет его Рейзел зная, что тот его всё равно услышит. Он хочет сказать ему кое-что важное, попросить об одолжении, слишком эгоистичном для Ноблесса, но которое он себе позволил в свете пребывания в мире людей. Всё-таки, Франкенштейн тоже один из них, и возможно, для него эта просьба не окажется слишком обременительной. - Да? – встревоженный неожиданным зовом Мастера, тот незамедлительно входит в гостиную. - Я хочу попросить тебя. Франкенштейн, несмотря на то, что я – твой Мастер, ты должен знать, что волен уйти в любой момент. Но я хочу попросить тебя, чтобы ты не уходил, - голос Рейзела звучит немного виновато, словно брошенный котенок просит немного молока. Но Франкенштейн прекрасно понимает, чего стоят эти слова и потому низко склоняясь, чтобы не было видно сочувствующего выражения отчаяния, промелькнувшего на его лице, тихо отвечает: - Никогда, мастер, я никогда не уйду от вас. Если тому и было что ответить, то приход детей всё равно заглушил бы любые слова. Наступило послеобеденное время и час воспоминаний и обещаний, крепких, как заваренный свежий чай, закончилось. Пришло время жить настоящим, как и советовал некогда Прежний Лорд.