Счастливое число

Я не знаю, когда всё это началось. Я не знаю ни числа, ни месяца. Просто в один из предрассветных часов, когда мы, сидя на кухне на площади Гриммо, ждали Малфоя с задания, я понял — с ней что-то не так. Гермиона и раньше подолгу молчала, запираясь в библиотеке; смотрела в одну точку, когда к ней обращались, игнорировала причитания моей матери и, казалось, временами вообще выпадала из жизни. Она уходила в себя настолько, что могла просидеть в пустой гостиной напротив фамильного древа Блэков всю ночь и не шелохнуться. Я привык. Мы все привыкли к этому и старались дать ей больше времени. Но сейчас, находясь с нами в одной комнате почти четыре часа и не съев ни крошки, не сделав даже одного глотка чая, не поведя ни разу плечом, — она выглядела ещё более неживой, чем обычно. Мне было её жаль. Да и как не жалеть — Беллатриса пытала её одну, а мы отделались всего лишь несколькими синяками и парочкой сломанных рёбер. Но то, насколько сильной была боль от проклятий, не шло ни в какое сравнение с тем, что Гермиона прятала внутри себя. Она не могла колдовать. Совсем. Ей не удавался даже Люмос, не говоря уже о заживляющих или боевых заклинаниях. Она — самая умная ведьма своего поколения, лишённая магических способностей. И это её убивало. * * * Малфой вернулся почти с рассветом — вышло весьма символично, учитывая тот факт, что с собой он принёс хорошие новости: ему удалось обнаружить ещё две группы Пожирателей Смерти — и это все, кто остался. Гарри почти вскочил со своего места и ринулся к нему в безумном порыве то ли обнять, то ли задушить на месте. Но, вовремя спохватившись, друг просто замер и кивнул, приподнимая уголки губ. Гермиона впервые за много часов пошевелилась и повернула голову в их сторону, сверля Малфоя взглядом, который тот, казалось бы, не заметил. Не говоря ни слова, она встала и ушла к себе, пока Малфой продолжал как ни в чём не бывало рассказывать полученные сведения, рисовать схемы и указывать места на карте всем собравшимся. Я смирился с ним. Смирился так же, как смиряются с промокшими ботинками в дождливый день или с неприятным вкусом Костероста. Наверное, не должен был. И, наверное, мне стоило бы всё ещё его презирать или ненавидеть, но сил на это попросту не оставалось. Ни у меня, ни у кого-либо ещё. Малфой отлично справлялся со своими заданиями, и, если бы не он, мы вполне могли бы сейчас лежать где-нибудь с развороченными животами, а не пить остывший чай и слушать его доклад. Он приносил больше пользы, чем неудобств, поэтому нам удавалось не конфликтовать слишком уж часто. Хотя и пересекались мы крайне редко — наши комнаты были на разных этажах, так что тет-а-тет нам, хвала Мерлину, не светил. "Необходимое зло" — вот как он значился в моей голове, и это меня вполне устраивало. Последователей Волдеморта оставалось всего ничего, но они скрывались по всей Шотландии, и выслеживать их было делом неблагодарным. Волшебникам, посвятившим свою жизнь тайной службе этому ублюдку, ничего не стоило разгромить наши отряды — Непростительные мы почти не использовали. Но у Малфоя был поразительный нюх на Пожирателей, и я всё время задавался вопросом, а не шпионит ли он для них. Уж больно везло ему в стычках: всего пару раз задевало заклятием, и то вскользь. Но все мои сомнения отпали после очередного рейда, ещё в самом начале нашей подпольной службы. * * * Говорят, семь — счастливое число. Малфой, видимо, слишком буквально это понял, потому что как-то вечером, в моё дежурство, наши парни появились на пороге особняка запыхавшиеся и злые, а Гарри тащил его на себе — еле живого. — Он поймал семь заклятий, — коротко пояснил друг и опустил Малфоя на кровать. — Семь заклятий в свой седьмой рейд. Флёр подлетела почти сразу и начала раздавать указания — вид у неё был уставший, но собранный и очень недовольный. Я уже предвкушал, как она будет отчитывать Малфоя, когда тот придёт в себя. — Этот придурок, — продолжал Гарри, когда мы уже спустились на первый этаж в кухню, — лез впереди всех, постоянно нарываясь на кого-то из первого состава Пожирателей! У нас был уговор — никто не геройствует! Я молчал, потому что и сам поступал бы так же, будь на его месте. Но сегодня выпало моё дежурство, и все, что я мог, — это налить нам огневиски и терпеливо ждать, когда Гарри выговорится. Никто из нас не притронулся к выпивке, но просто сидеть за пустым столом было неловко, а делать чай показалось совсем уж глупой затеей. Поэтому я грел свой стакан в руках, пока Гарри распинался и выкрикивал нелицеприятные вещи в адрес белобрысой занозы в заднице. По всему выходило: еле живой Малфой лежал наверху в отдельной комнате, с множественными переломами, синяками и обширными травмами, а лечить его магией нельзя, потому что целебные заклятия могут войти в резонанс с каким-то темномагическим, которым его "одарили" напоследок, когда наш отряд уже отходил. Что это за проклятие — ещё не выяснили, Флёр не сильна в таких вещах, но в библиотеке точно должно быть что-то подходящее. Я тогда подумал, что утром нужно будет сказать Гермионе. Это по её части. — Чёртов Малфой! — Гарри свирепствовал, не выбирая выражений. — Я говорил ему сто раз, нет, тысячу! Я говорил ему, что есть план, его нужно придерживаться! Кто теперь его с того света будет вытаскивать?! Он повернулся ко мне и тут же осёкся. В дверях стояла Гермиона. Она молча смотрела на Гарри, а тот в свою очередь не смел шелохнуться под её пристальным взглядом. Я списал эту немую сцену на усталость и свойственную другу гиперответственность, поэтому сразу выложил Гермионе все факты в надежде, что хоть какая-то работа её отвлечёт. В те времена Гермиона ещё реагировала на окружающий мир и интересовалась книгами. Но она лишь сухо кивнула и молча ушла куда-то вверх по лестнице. С тех пор она ночевала на стуле в комнате Малфоя чаще, чем в собственной кровати, о чём не преминула сообщить мне Джинни, когда уже отчаялась уговорить Гермиону спать в их комнате. Я только открестился: если есть место, где она вообще может спать, пусть спит. В конце концов, будь на месте Малфоя я или Гарри, она поступила бы так же. Но ни я, ни Гарри не ловили столько заклятий за один раз, а Малфой, пролежав в импровизированном лазарете почти месяц, тоже стал осторожней. Гермиона снова начала спать на своей кровати, чем несказанно порадовала мою сестру. Наверное, я должен был ещё тогда заметить странную перемену в её поведении. Наверное, я должен был подмечать чуть больше деталей, чем обычно. И быстрее складывать их в единое целое. Но что поделать, если вся картина открылась мне гораздо позже. * * * — Если ты и дальше продолжишь так рисковать, — до меня донёсся приглушённый голос из гостиной, — то очень скоро сыграешь в ящик. — Волнуешься, что ли? — я стоял на лестничном пролёте третьего этажа и видел чей-то белёсый затылок, маячивший на входе в гостиную с гобеленом. Хотя почему вдруг "чей-то"? Единственным обладателем настолько светлых волос среди нас был Малфой, и я отчётливо слышал характерные скептические нотки в его голосе. — За меня? Я польщён. — Чёрта с два! — я никак не мог разобрать, кому принадлежал второй голос, но судя по всему, это была женщина. Я перешагнул скрипучую ступеньку и спустился ещё на один пролёт, чтобы лучше слышать их разговор, но всё так же не мог понять, с кем говорит Малфой. — Просто похороны нам некогда устраивать, так что постарайся не нарываться. — Да ладно тебе... — к кому он обращался, услышать мне не удалось, потому что в этот момент где-то наверху хлопнула створка окна, и Малфой, услышав звук, шагнул внутрь, закрыл за собой дверь. В голове моментально начали крутиться мысли и образы, какая-то часть меня совершенно не желала успокаиваться и оставлять услышанное без внимания, другая же просила забыть всё и просто пойти на кухню выпить воды — ради чего я, собственно, затеял эту ночную вылазку. Кто это мог быть? Гермиона? Она любила посидеть в той комнате вечерами, иногда могла с книгами задержаться там на всю ночь, но я сомневался, что она стала бы распекать Малфоя за излишнюю смелость. Нет, бред какой-то! Гермиона и с нами-то разговаривала редко, а его и вовсе игнорировала, с чего бы ей вдруг начать о нём беспокоиться? Тогда, может быть, это была Луна? Или Лаванда? Лаванда иногда перебрасывалась с Малфоем парой фраз, они не то чтобы были друзьями, но приятельские отношения у них вполне получались. Но нет — девочки мирно спали в своей комнате на втором этаже и, как обычно, не запирали дверь. Флёр? В хогвартские времена ходили слухи, что они какие-то очень дальние родственники по французской ветви Малфоев. И она была одной из немногих, кто принял Малфоя практически сразу же. Да, наверное, это была Флёр. Тем более что сегодня её дежурство, вот она и не спит. * * * Ну и где был мой хвалёный мозг шахматиста, когда у меня на руках уже были все фигуры — стоило лишь расставить их в правильном порядке? Почему я не замечал, как с каждым днём Гермиона становилась всё молчаливее? Как тускнел её взгляд, как серела кожа? Почему я не видел, что синяки под её глазами давно почернели настолько, что на их фоне наши мантии выглядели просто серыми половыми тряпками? Что спускается она в кухню только в том случае, если накануне в рейд уходит Малфой? Она не встречала с рейдов меня или Гарри, но я никогда не придавал этому значения, — в суматохе с ранеными и в постоянном круговороте чьих-то лиц, мантий, сломанных ног или рук было не до того. Но как я не замечал самого очевидного? Я не хотел, вот и всё. Видел и осознавал, но не хотел принимать. * * * Я запутался окончательно, когда столкнулся с Малфоем, едва выйдя из своей комнаты. Мы делили этот этаж с Джинни, Невиллом и Гермионой, так что он был последним человеком, которого я ожидал здесь увидеть. Последнеё время Малфой выглядел плохо: сильно похудел и осунулся, а кожа начала отдавать желтизной. Он весь как-то стёрся и выцвел — стал чем-то напоминать Гермиону. От этого сравнения я передёрнул плечами, но Малфой, видимо, приняв этот жест на свой счёт, только ухмыльнулся. Наверное, он подумал, что я попытался нарваться на ссору. Почему-то захотелось оправдаться. — Ты что здесь делаешь? — получилось грубее, чем хотелось. — Прогуливаюсь, пока время есть, — ответил Малфой и прошёл мимо меня к лестнице. Я развернулся и задал вопрос его удаляющейся спине: — Время на что? Малфой остановился. Я заметил, как напряглись его плечи. Он молчал. — На что есть время, Малфой? — повторил я. — Твой рейд только через два дня. Я подумал, что этот придурок снова решил погеройствовать и полезть в логово Пожирателей в одиночку. С него станется. — На жизнь, Уизли, — помолчав, бросил он и спустился вниз, ни разу не обернувшись. * * * Если бы мне кто-то сказал, что это будет наш с ним последний разговор, я бы, наверное, не удивился. Несмотря на то, что порой я соображаю крайне медленно, выводы и решения во мне зреют практически моментально — проблема лишь с их осознанием. Так же произошло и в этот раз. Я спустился на кухню поздно вечером, почти ночью. Гермиона уже была там, прямая и неподвижная, как всегда. Я подошёл к ней, положил руку на плечо и сел на соседний стул. Кроме нас, на кухне никого не было, и я решил, что сейчас самое время задать мучивший меня вопрос. — Гермиона, — она не шелохнулась. — Гермиона. — Да? — повернула ко мне голову, не отрывая взгляда от столешницы. — Что у вас происходит? — У кого "у вас"? — чуть приподняла одну бровь, как делает это он. Скорее всего, неосознанно, но мне этого хватило. — У тебя и Малфоя, Гермиона, — терпеливо повторил я. Если она хочет играть в эту игру, я согласен. Лишь бы она со мной поговорила, а там что-нибудь решим. Справимся, и не с таким приходилось иметь дело. — Ты и Малфой. Что между вами? — О чём ты? — её взгляд оставался всё таким же отрешённым, но брови уже сошлись на переносице, а пальцы начали отбивать по столу неизвестный мне мотив. — Гермиона, — я взял её лицо в свои ладони и провёл большими пальцами по щекам. — Гермиона, я серьёзно, ты можешь мне всё рассказать, я тебе помогу. Она только сильнее нахмурилась и отодвинулась от меня. — Не понимаю, о чём ты. Я тяжело вздохнул. В следующую минуту в холле послышался стук, сопровождаемый звоном и нещадной руганью. Наши вернулись. Гермиона схватилась за цепочку, висящую на шее, и выскочила им навстречу. Я пошёл следом. Гарри стоял ближе всех — весь в крови и грязи, с рассечённой бровью и сломанными очками — он улыбался так, что я сразу понял: мы окончательно победили. Больше никаких Пожирателей, рейдов, бессонных ночей и нервотрёпки. Никаких непролитых слёз Лаванды и усталых чертыханий Флёр. Врага больше нет, и можно, наконец, улыбнуться. Рядом с Гарри стоял Невилл, такой же грязный, уставший и счастливый. Он опирался на друга здоровой рукой, подтягивая раненую ногу. Остальные рассредоточились по холлу вплоть до лестницы на второй этаж. Дин, Ли, Джордж, Симус, Кормак, Колин, Энтони — здесь были все, но почему тогда я никак не мог увидеть среди них Малфоя? Видимо, Гермиона задалась тем же вопросом, потому что её взгляд, лихорадочно блуждающий по ребятам, сильно отличался от того, который я наблюдал несколько минут назад на кухне. Это был отчаянный взгляд, полный страха и какой-то почти болезненной надежды. Гермиона всматривалась в чужие лица сухими глазами, всё ещё сжимая в кулаке что-то, висящее на её шее. Крестик? Кулон? Амулет? Что она носила на этой цепочке, не снимая? — Гермиона, — Гарри отвернулся от Невилла, которого поддерживал всё это время, и подошёл к подруге. — Гермиона, прости. Острое чувство потери и щемящей тоски отразилось на его лице, и меня словно пронзило молнией. "Время на что?.." "На жизнь, Уизли". Жизнь. Жизнь. Жизнь. Его время истекло, и Гермиона тоже это поняла. * * * Малфою оставалось семь недель, и об этом знала Гермиона, он сам и, по всей видимости, Гарри. Хотя, сдаётся мне, что он догадался обо всём давно, ещё тогда, когда я и носом не вёл в эту сторону. Чего стоит та немая сцена на кухне в самом начале. Когда внесли Малфоя, в коридоре повисло напряжённое молчание. Чувство облегчения и стыда за это затопило всех присутствующих. Кто-то прятал глаза, кто-то, наоборот, неверяще рассматривал безжизненное тело. Гермиона молча развернулась и, не глядя на мёртвого Малфоя, выскочила из дома. Никто не кинулся её догонять. Уже гораздо позже, после того, как все выговорились, поздравили друг друга и, изрядно набравшись, разошлись кто куда, я снова стал свидетелем разговора, который не предназначался никому, кроме двоих. В пустой гостиной, напротив фамильного древа Блэков, стоял гроб. Подле него, прямо на полу, сидела Гермиона и тихо говорила, смотря в мертвецки-бледное лицо Малфоя. — Ты всегда выполнял мои просьбы, — я снова стоял на лестнице и не мог сдвинуться с места — слишком поздно заметил, что там кто-то есть. — Я просила тебя не умирать, потому что у нас не будет времени на твои похороны. Тут она судорожно вздохнула. — Теперь мы победили... и времени у нас — вся жизнь. * * * Я помню, как она вышла из комнаты с абсолютно сухими глазами. И как молчала на протяжении всех похорон. Помню, что до того как закрыли гроб, я посмотрел на его руки — тонкие светлые пальцы, отросшие ногти, сухая кожа. Я тогда ещё подумал, что его хоронят так просто: без цветов и украшений, без родственников и эльфов вокруг. Совсем не так, как принято в богатых чистокровных семьях. Я заметил, что на пальце не было даже фамильного перстня, хотя с ним Малфой никогда не расставался. Если вспоминать, перстня не было и в наш последний разговор — я обратил на это внимание, когда он спускался по лестнице, опираясь на перила перебинтованной левой рукой. Я видел, как Гарри устало провожал взглядом опускающийся в могилу гроб и как Гермиона судорожно сжимала цепочку на груди. Я не мог точно сказать, когда эта вещь появилась у неё, потому что раньше не замечал за ней ни особой религиозности, ни тяги к украшениям. Но, сложив два и два, уже точно знал, что именно она всегда будет носить на груди.