Типичный день обычной жизни

Типичный день обычной жизни. посвящается Генри Чинаски. I. Я стоял на перроне. Смотрел вдаль, где медленно и осторожно ехал поезд. В поезде сидит мой друг. Я пришел попрощаться с ним. Ну да, уже попрощался, а теперь вот стою и смотрю, так сказать, провожаю его взглядом. Он хороший человек, этот мой друг. Вечерние августовские сумерки. Ах да, утром я бросил свою девушку. Просто она меня заебала. Серьезно. Проснулся и, немного подумав, решил, что пора ставить точку в отношениях. Я зашел ВКонтактеч и отправил её короткое сообщение: пошла на хуй, блядь. Да. Все именно так. И кинул в ЧС. Можете считать меня мразью, говном, паскудой и гондоном…Что ж, я ещё хуже. Хмурое, синее небо мне нравится. Я устал здесь торчать и, с тоской оглядев деревья и все, что здесь было вокруг, двинулся отсюда к чертям. До дому долго идти. Моя пачка сигарет была пуста. К счастью, недалеко находился маленький ларек, где, видно, продавались сижки и бухло. Я подошел и протянул сотку, сказав, что мне надо. − Пачку Винстона, пожалуйста. Спустя мгновенье пухлая ручка протянула мне пачку, а потом и сдачу в сумме двадцати семи рублей. Я пошел. Спускаясь в метро, ко мне подошел незнакомый тип, явно не русской национальности. Он раздавал рекламные листовки. Я, не знаю отчего, но решил взять. Он дал мне два и добавил: − Спасибо, братан. Братан. Забавно. Приятно в какой-то степени. В метро, как всегда, полно народу. А я не люблю людей. Вообще никого не люблю. Хотя, если бы и полюбил кого-то, то всячески это отрицал и опровергал, утверждал обратное и проч. Поезд приближается. Я вошел и, не найдя свободных мест, ухватился за поручень. Мы тронулись. Я уже дома. В своей задроченной каморке. Я живу недалеко от центра. Не зная, чем заняться, я приляг на свою кровать и, взяв наушники, начал слушать музыку. Композиция «I'm so tired» пост-хардкор группы Fugazi. Но на середине песни меня одолел сон. Когда я проснулся, на улице уже горели огни. Какой сегодня день? Пятница, совершенно верно. Завтра суббота. Напьюсь. Хорошенько напьюсь. Да все ждут этого дня. Впрочем, сегодня же и напьюсь, а завтра продолжу. И все напьются в говно. Поколение пьяниц и наркоманов, которым на все поебать. Прекрасно! Я вышел на улицу, подышать свежим воздухом и просто погулять. Вышедши из квартиры и спустившись вниз, около подъезда торчал мой сосед, который мне не нравился. Звали его Алексеем Петровым. Жуткий тип, пренеприятный и по-детски наивный и очень тупой. Быдло, одним словом. − Покурить не найдется? – спросил он наглым тоном, как будто я ему что-то должен. Ну, хоть мне и не понравилось, как он ко мне обратился, однако сигаретку я ему все-таки дал. Всего приятнее было бы дать ему в ебальник. Но я не позволили себе распускать руки и пошел прочь. Зайдя в магазин, я первым делом заглянул в винный отдел. Взял Егерь и пару банок пива. Да, денег хватило. Милая улыбка кассира мне понравилась. Я в парке. Сижу на скамейке и размышляю о своем. Здесь хорошо. Деревья, кусочек природы. Вот только опять эти люди. Поодаль от меня, примерно в метрах десяти, сидела девушка. Я посмотрел на неё с тоской исподлобья, а она взглянула на меня, и как только это произошло, то я сразу же отвел глаза в сторону. Там были голуби; то резко взлетали, то опять спокойно клевали что-то невидимое моим глазом. Я смотрел на них. И спросил у одного: − Как поживаешь? − Гур-гур. Трудно понять, какой последовал ответ, но, полагаю, живется ему хуево, ибо нынче, тем более в России, никакой хорошей жизни и быть не может. Я вновь погрузился в свои думы. Я думал, отчего мне так паршиво. Вроде все хорошо, а как бы и нет. За жизнь надо бороться, а не отпускать руки, жизнь надо прожить с достоинством …но к черту это. Я не сдаюсь, моя защита – алкоголь. Бухим жить как-то легче. Ну, хватит, вредно это – слишком много думать. Я уже дома. Скучно-то как! За тонкой стеной ссора, матерная ругань, звон разбивающейся посуды. Это мои соседи ссорятся. Семейная пара, но без детей. Я привык к этому. Они весь вечер ругаются, а потом всю ночь ебутся. Да, сначала крики и маты, после – стоны и скрип кровати. Каким-то образом мне удается заснуть. Эти стены нагоняют меня на мрачные мысли, словно давят меня своей теснотой. Меня все это заебало. Тесно, скучно, говёно. Тоска. Безграничная, удушливая и мрачная тоска. Поэтому по вечерам я шатаюсь по городу, по барам. И сегодня опять все по графику. Недалеко отсюда мой любимый бар, где мне всегда рады. Я пошел туда. А соседи все ещё ссорились. Ну, это естественно. Какая семья без ссоры? Ясное дело. В баре полно пьяниц, собратьев по бутылке. Они несчастны, как и я. У одних горе, у других радость. Но в основном, конечно, горе. Да, хороший бар – это дом для несчастных душ. Так и живем. Бармен мой приятель и он налил мне бесплатно рюмку водки. Я залпом выпил и потребовал ещё. Мне незамедлительно подали, и я осушил вторую рюмку. Рядом со мной сидел писатель. Нищий, бедный, но зато богатый творчески. Он, как всегда, был очень печален. Лицо его сияло грустью. Ему лет 36, наверное. Кудрявые волосы у него были русого цвета, а борода на лице рыжая, как у Ван Гога. Писака сидел и отхлебывал потихоньку пиво. Я решил с ним заговорить. − Ну, здорово, Виктор. Как жизнь? Тот нехотя повернулся ко мне и сказал: − Нормально. То есть дела у него обстояли плохо, пиздец как хуево. Это было понятно. − Отгребаем одну кучу дерьма, так жизнь насрет ещё кучу, − продолжил он. − Ну да. Слишком грубо, но все равно хорошие слова. Давай выпьем за это. И мы чокнулись: у меня в руках была рюмка водки, а у него бутылка пива. Потом я заказал виски себе и писаке. Его никто не признавал, а его рассказы почти не публиковались. − Как дела на творческом фронте? − Да в пизде я видал эту хуйню. − Чего так? − Да заебался. Пишу, а толку? Все равно никто не прочтет. А если и прочтет, то не поймет. Мне ведь даже стыдно писать. Людям плевать на умные мысли. Людям нравятся лишь красивые слова. − Ну, если стыдно, то ты хороший писатель. − Не знаю, не знаю. − Я бы с удовольствием прочитал. − У меня с собой блокнот, куда я записываю почти все, что придет в голову. Вот, сидел здесь и сочинял рассказ. − Дайка-ка гляну. − Нет. Если прочтешь, то ты увидишь содержимое моей души. Мне этого не хочется. − Ладно. Но тогда зачем ты стал писателем, раз тебе не нравится? − Я не говорил, что мне не нравится. Просто это очень трудно. − Тогда перестань ныть и пиши, что в голову лезет. Не имеет значения: хороша или плоха мысль. Ты просто пиши. А вообще, что для тебя писательство? − Привычка, наверное. Да, привычка, причем, не очень хорошая. Нет, не надо просто так писать... − Ну, значит, все правильно. Выпьем за писательство! И мы выпили, на этот раз не чокаясь. Приближалась ночь, а мы все ещё разговаривали. Кстати, ночь − мое любимое время суток. Бармен, мой приятель, наливал и наливал, наливал и наливал. Все бухали. Жизнь нас не держала в своих цепких лапах, но она была где-то рядом. Кто-то позабыл о своих проблемах и радовался. Кто-то все больше углублялся в свои тяжкие мысли. Наконец мне все это осточертело. Внутри меня обжигало неприятное чувство, мне было не по себе. Вся атмосфера, все эти люди, все это дерьмо меня заебало. Сплошная поебень. Я встал, бросил купюру в каком-то размере и вышел. Боже! Свежий воздух очищал легкие, а вместе с тем и душу, пропитанную алкоголем и дымом сигарет. Мне стало легче. За мной вышел тот писатель. − Пошли ко мне, Чинаски. – Просто в шутку так назвал его. − Выпьем, продолжим разговор у меня. А то я устал от этих людей. − Я тоже устал. − Вот и отлично. Шли мы молча, рассуждая каждый о своем. Мы были пьяны, но ходить и думать были ещё в состоянии. Наконец мы добрались до квартиры. Я открыл дверь в свою квартиру, а там меня ждал беспорядок. Это ещё мягко сказано. Там был просто пиздец: все было перемешано, разбросано, порезано, разбито, сломано, как будто…нет, здесь не только ураган пронесся, но и целая армия ебучих феминисток и православных активистов во имя Христа. Но, по всей видимости, это сделала моя бывшая. Ебаная сука! − Ах ты ж ебаный в рот, − сказал я, а потом добавил, − нихуя себе. − Н-да, беспорядок у тебя, чего ж сразу не предупредил. − Ну, сука. Ебанутая сука! − Кто? − Да бывшая. Я утром бросил её, послал куда подальше. Видимо, с ней надо было поосторожнее. Ну, она ещё не знает, на что способен я. − Собираешься в контратаку? − Я подумаю. Вот блядь. Натуральная блядь! − Да уж. На, выпей, успокоишься− протянул он мне бутылку пива. Я не стал отказываться. Я не знал, что делать дальше. − Может, пойдем бухать в другое место? – предложил Виктор. Возражению не имело место быть. II. Когда я проснулся, большая стрелка часов показывала на десять. Первое, что я услышал – это шум большого города, гудение машин и трамваев, а второе – стон какой-то девушки. Непонятно, каким образом она оказалась в кровати со мной. Но ещё непонятнее, что я делаю в чужой квартире. Единственное, что мне было понятно, так это то, почему у меня во рту отвратительно мерзкий привкус и дикий сушняк. Я оперся на локти и заглянул под одеяло. Девушка голая. Да, я выебал её, должно быть. Не помню. Оглянув комнату ещё раз, я заметил плакат Лу Рида. Он смотрел на меня неодобрительно. Послышался стон девушки. Она пробуждалась. На тумбочке лежала пачка сигарет, бутылка виски и минералки. К виски я не прикоснулся, а вот минералку выпил, после достал из пачки сигаретку. Сигаретный дым растворялся в воздухе, а пепел сыпался. Я присел и почувствовал под ногами что-то очень приятное и мягкое. Оказалось, это шкура кота. Бедный котик. Но что за хуйня? Вопросов становилось все больше. Я встал и подошел к окну, докуривая сигарету. Пасмурное небо, собирался дождь. Но что было ночью? Я вернулся в кроватку и начал гладить ноги незнакомой, но выебанной мною девушки. Хотя, я с ней познакомился, это отрицать не стоит, но я не помню, а значит, знакомиться придется ещё раз. Она красивая, а фигура что надо. Ножки очень гладкие. Моя рука поднималась все выше, уже до бедер. Я вновь возбудился и пристроился сзади, нежно целую её мягкую и белоснежную спину. Она проснулась и, улыбаясь явно от удовольствия, сказала, чтобы я продолжал. Время: 12 часов. А мы все ещё лежали. Она положила свою голову мне на грудь и закинула ноги. Мне было приятно. Кстати, имя её: Кира. И ей 18 лет. Я расспрашивал её, что было ночью и как так получилось, что я, как оказалось, в её квартире. Она сказала, что ночью я явился на вписку с каким-то парнем (на мой вопрос, была ли у того бородка, она отрицательно покачала головой), а потом я подошел к ней и предложил выпить. К ней мы пришли перед рассветом. Я был вдребезги пьян, но кое-как трахнул её. Ей понравилось, призналась она с лукавой улыбкой. Затем она, позабыв сказать прежде, заговорила что-то про шкуру кота, мол, я ходил с этой шкурой в руках и размахивал. Насчет писателя она ничего не сказала. Показалось солнце и как будто одарило новой жизнью. Да, жизнь менялась, все менялось. Это было заметно, это было очень заметно. И на мгновенье мне показалось, что жизнь прекрасна. Но мне только так показалось. Мне ничего не хотелось, кроме как весь день пролежать в кровати. Голова не особо меня тревожила. Но ебучий сушняк. Наконец Кира встала и начала одеваться, попросив меня не подсматривать. Я повернулся в сторону. Привет, Лу Рид. Вскоре я уснул. Когда я проснулся, то чувствовал себя заторможенным. Голова соображала туго, а мысли обрывались на полпути, словно сваливались с дороги, не видя из-за тумана. Моей новой подружки рядом не оказалось. Однако это меня совсем не расстроило. Нет ещё и четырех часов. Я пошел искать товарища писателя, чтобы разузнать ночные подробности. Первым делом решил нанести визит в его квартиру. Жил он на окраине среди всей грязи и дерьма, где на лестничной площадке воняет хуже, чем в самом плохом сортире мира. Спустя каких-то час и двадцать минут я вошел в подъезд дома, где он, собственно, и жил. Хотя вряд ли это можно назвать жизнью, это, скорее, бессмысленное и пустое существование. Здесь было неспокойно. Знаю я эти дома на окраинах. В любое мгновенье откуда-то может выскочить какая-то хуйня и порешать ножичком, или спидозная шлюха, которая набросится, как вампир, только не на шею, а на член. Лифт был сломан, пришлось…да ясное дело, на чем пришлось подниматься. Стены были ядовито-зеленого цвета, который заставлял отнюдь не успокаиваться. Также на стенах были нарисованы хуи да надписи «лох», «пустота», «сэд бойз» и проч., и проч. Дома его не оказалось. Странно, а дверь была открыта. Это навело на меня подозрительные и неспокойные мысли. Да он же писатель, что с ним сделается?.. Пройдя дальше, я увидел на полу пятна крови и нож. Я ничего не мог понять. Оставаться здесь было неуютно, и я решил поспешно свалить. Вышедши из квартиры, я заметил, что соседка следила за мной, но как только я поймал её сумасшедший взгляд, она резко захлопнула дверью. Это меня настораживало. Меня вообще вес настораживало. Плевать я хотел на пропавшего писателя, лишь бы свалить отсюда поскорее. Я вышел на улицу, благо, без происшествий, и взял курс на храм душ несчастных. III. Как только я вошел в бар, то сразу же услышал, как горланил и орал какой-то мужик; с виду, лет 30, лысина в центре головы и очки, как у Германа Гессе. − Меня выгнали из собственного дома! Выгнали, как собаку! Меня выгнала жена! Прошмандовка ебаная, стерва, сука! – кричал он, чуть не плача. Я сделал жест трактирщику, и он все ясно понял. Когда я сел, перед моим носом уже была рюмка виски. Несчастный Гессе сидел в отчаянии. Точь-в-точь списанный с полотна Ван Гога «На пороге вечности». Никто из посетителей на него не обращал внимания. Потому что такое явление здесь часто бывает. Чуть ли не каждый день сюда приходит какой-то мужик и начинает высказывать все, что накопилось внутри. Лишь бармен наливал ему время от времени рюмочку водки. Мне тоже было все равно. Сам нарвался, а ведь давно известно, что корень зла всегда в женщине. Восемь часов вечера. Мне было грустно, а душу мою терзала тоска. Я напоил себя виски и вином. Я был пьян. И думал о жизни. Я осознавал, что наш мир, мягко говоря, − дистопия. Но когда пьяный, осознавать это приятно. Вдруг кто-то окликнул меня. Я нехотя повернулся и увидел до боли знакомое лицо, однако никак не мог вспомнить, что за тип передо мной. Он с широкой улыбкой, чуть ли не до жопы, подошел ко мне и сел рядом. Он улыбался, как последний дебил, ей-богу, мне даже стало жалко его. Он чего-то ожидал, постоянно кивая головой, мол, «ну как?». Я не понимал и тупо смотрел на него. Это его не смущало, а улыбка становилась все шире и шире. − Господи Боже мой, прекрати! Мать твою, убери эту хрень с лица! – не сдержался я. После этих слов его лицо немного побагровело. Я успокоился. − Слушай, извини, старик, но я не знаю тебя. − Как? Мы вчера здесь, на этом месте же и познакомились. − Женя, это так? – обратился я к бармену. Тот покивал головой, отирая стаканы. − Я не помню, нихуя не помню. Так! Мы здесь познакомились, значит? − Да, а потом выпили. А затем, − тут он наклонился ко мне и шепотом произнес, − а затем я предложил тебе закинуться добротными марками. Ты согласился. Я не отвечал, поскольку всеми усилиями пытался вспомнить, но все тщетно. − Мы пошли на вписку к моему брату. Ну, там почти все были под наркотой. Ты принял одну и тебя понесло. Потом ты сказал, что надо отлучиться. А через два часа свалил с какой-то девушкой. Он уже опять улыбался. Так вот, значит, что произошло ночью… Все ясно, кроме одного: где писатель? − А со мной больше никого не было? Ну, парня с рыжей бородой? Нет? − Не-а, не было. Это, кхм…, − начал он немного погодя, − сегодня ещё раз можно, если хочешь. Я посмотрел на него с сомнением. А что делать? Надо жить, наслаждаться, беспечно и просто жить. − Пошли. Я шел и знал, что мне будет хорошо.