Почему же так больно?

Two Steps From Hell – Forgotten September Она нашла его, сидящим на обрыве недалеко от челнока. Как бы она не хотела его ненавидеть, как бы не желала уйти от него, от всего, что напоминало ей о НЁМ, как бы ей не хотелось забыть брата, умертвить его для себя — она всегда возвращалась. Они ведь семья. «Моя сестра — моя ответственность» — сколько раз она слышала эти слова и наяву, и внутри своей головы. Память всегда подсовывала фрагменты любимых, хоть и не всегда счастливых, моментов, связанных с этой фразой. «Мой брат — моя ответственность» — его девиз уже ее. Никто не отнимет ее близких от нее, даже смерть. Они ведь внутри нее, в ее памяти на всю жизнь. Подошла, молча села. Прямо, как он, когда еще все были живы. Хотя… Нет, не все. Они многих потеряли за то время. Время — просто хочется рассмеяться. Оно забрало столько всего и всех от них, что аж тошно. Время — что оно? Почему так быстро оно бежит? Зачем отнимает всех и вся? Просто это жизнь. — Почему так больно? — после часов молчания из-за происходящего, из-за того, что случилось, он впервые заговорил. Говорят, когда человек в шоке, в большом таком и жутком, когда ему чертовски больно, он может перестать разговаривать. Она бы сказала, ответила, что раз так болит — значит ты любил, но промолчала. Это не поможет. Как и не помогло ей тогда. — Зачем? — вот тот самый вопрос. Зачем нам все это? Зачем любить? Зачем страдать? Зачем Линкольн сдался ради тех землян, их ведь потом все равно убили, перестреляли, как животных? Зачем Кларк сдался тот чип Командующей? Они ведь итак нашли способ не только уничтожить Э.Л.Л.И. или же сучку в красном, как выплевывает Рейвен, вспоминая эту недоженщину, а еще вернуть всех живых из Города Света, но Кларк захотелось увидеть Лексу. Конечно, эта землянка, смерть которой подкосила блондинку. Может, они действительно любили друг друга, но зачем же тогда подавать надежду Беллами? Зачем чуть ли не призналась? Зачем поцеловала в уголок губ? Зачем даже обняла? Зачем промолчала об умершей любви? Он ведь смог бы понять. Он ведь тоже любил. Джина, например. Эта девушка принесла столько света в его жизнь за столь краткое время, сколько Кларк не смогла принести за этот год. Но почему-то он ее тоже любил. Любил… В том то и проблема — некого уже любить! Кларк умерла в этом мире. Кларк просто умерла. Черт возьми, умерла и все! Даже толком не успела дотронуться к чипу, как тот влез, как клещ, в нее и убил. Уничтожил, как в своем время уничтожил Эмерсона. У Беллами уже просто нету сил. Просто нету сил и все. Он хочет сдохнуть. Уже даже не умереть. Но ему, черт возьми, надо жить. Ибо его избрали канцлером. Канцлером Земля, черт бы всех этих небесных побрал. — Чертовски больно, не так ли? — хмыкает Октавия, смотря на закат и вспоминая Линкольна. — Просто почему так больно? — никто не имеет ответа на этот вопрос. Ох, как же он всем надоел! — А что ты хотел, а? Думал, поплачешь или подумаешь и все? И все пройдет к чертовой матери? — девушка уже даже не хочет скрывать эмоции и поэтому ее голос скрывается на пародию крика. — Это тебе не простреленная нога или же сломанная рука. Это реальность. Это Земля, о которой мы все так мечтали. — Она умерла, — такое впечатление, что вместо опустошения внутри, к Беллами, наконец-то, пришла реальность и принятие того факта, что его принцесса мертва. — Кларк мертва. Как и Линкольн, — а Октавия только подтверждает тот факт, что те, кого Блейки любили всем сердцем, просто ушли и оставили их одних в этом Богом забытом мире. И опять тишина. Даже птицы не поют. Солнце уже практически зашло за горы. А небо такое красивое — розово-голубое с оттенками оранжевого и фиолетового. Будто не понимает — у них постепенно все отнимают. — Прости, О… Мне так жаль, — сколько раз Белл не повторял эти слова, они всегда поддавались с трудом из-за понимания — в этом есть и его вина, но теперь… Он еле-еле выдавил их из себя. — Мне тоже жаль, большой братец, — прошептала О. Брюнет посмотрел сломленным взглядом на сестру, не веря в то, что только что услышал. «Большой братец» — неужели это…? — Вместе? — Навсегда. Их шепот прервал голос двух птичек — такой маленькой светлокрылой и большой темной. Взявшись за руки, Блейки поняли — они Блейки. Единственные в своем роде, единственная семья. Они вместе, как и память о любимых. Вместе и навсегда.