В пустоте

      На капитанском мостике царил полумрак. Свет уцелевших ламп аварийного освещения отражался от медленно плывущих в невесомости капель крови, придавая им ещё более насыщенный красный цвет. Тихо шипел выходящий из пробитых трубок воздух. Скрипел металл уже погибшего корабля. Второй лейтенант Тавров бесшумно летел по мостику, оставляя за собой след из бусинок крови, тянущийся из обрубка левой руки. Его небесно-голубой жилет, которым он гордился, давно стал тёмно-синим. Золотая аквилла на груди была рассечена и сочилась кровью из рваной раны под ней.       Офицер задел чьё-то тело и вздрогнул, переворачиваясь. Влажными глазами он посмотрел, как ему показалось, уже в сотый раз, на верхнюю половину тела рулевого.       Мертвец смотрел на Таврова со слабой, казалось, снисходительной, улыбкой. Второй лейтенант вздрогнул, и сотни алых капель крови расплылись вокруг обрубка руки. Тавров поспешил отвести взгляд от рулевого и, слегка оттолкнувшись от когитатора, подлетел к обезглавленному телу комиссара, который всё ещё сжимал болт-пистолет. Врезавшись в труп, офицер закружился вместе с ним и остановился лишь возле стены. С большим трудом Тавров, орудуя одной рукой, смог забрать оружие.       Лейтенант приставил пистолет к своей голове и закрыл глаза. — Возлюбленный Бог-Император, прости своему слуге его грехи и помни — я всего лишь человек, — дрожащим голосом произнёс Тавров и разжал пальцы, выпуская болт-пистолет.       Офицер закрыл лицо единственной рукой и зарыдал.       Десять лет назад, когда Тавров поступил в академию, он был готов к тому, что, возможно, погибнет. Тогда он считал это высшей честью, погибнуть исполняя свой долг перед Империумом Человечества и Богом-Императором. Час назад, когда капитан сильно повреждённого фрегата класса «Меч» приказал рулевому взять курс на крейсер еретиков, Тавров был готов принять смерть. Наступал тот момент, к которому он готовился с самого начала избранного им пути. Он был спокоен, как никогда. Он знал, что поступает правильно, что его жертва не будет напрасной. Так же считали и все остальные находящиеся на капитанском мостике, и, лейтенант был готов поспорить, каждый из двадцати тысяч матросов экипажа. Когда рулевой дал «полный вперёд», Тавров вместе со всеми наблюдал за приближающейся цитаделью крейсера.       Из всех находящихся на мостике выжил только он. Возможно, что и из всех находившихся на корабле. Тавров остался один, посреди ледяного космоса в необитаемой системе, без какого-либо шанса на спасение.       Так почему он не мог выстрелить?       Тавров посмотрел на уплывающий от него пистолет. Оттолкнувшись ногами, лейтенант схватил оружие и, пролетев дальше, остановился возле иллюминатора.       Офицер увидел огромный, по сравнению с «Мечом», остов еретического крейсера. Куски тёмно-красного металла размером с фрегат дрейфовали в пустоте рядом с ним. Тавров на мгновение подумал, что они с этим крейсером в одном положении: оба тяжело ранены, но живы; оба забыты и брошены своими товарищами.       Сердце Таврова застыло, когда он увидел неожиданно появившуюся штурмовую лодку «Акула». Спасительный корабль вальяжно выплыл откуда-то снизу, освещая обломки прожектором. Лейтенант принялся бить по стеклу, умолять повернуть прожектор в его сторону. Пройдя на малом ходу мимо, абордажная лодка врезалась в дрейфующий кусок фрегата и перевернулась, показывая офицеру большую, почти во весь правый борт, пробоину. Тавров поник и упёрся лбом в стекло, пустым взглядом смотря на плавающий в пустоте мусор.       Фрегат слегка наклонился, и мостик наполнился мягким светом безымянного солнца. Офицер приподнял голову и увидел три знакомых силуэта на фоне оранжевого диска звезды. Тавров быстро узнал в них имперские крейсера, которые, словно в насмешку над лейтенантом, сбавили ход. Пространство перед ними исказилось и корабли почти одновременно активировав варп-двигатели исчезли в имматериуме, оставив Таврова один на один с безжизненным космосом.       Офицер всхлипнул и во второй раз приставил пистолет к голове. Тавров попытался вспомнить лица своих родителей, своих друзей, но в памяти всплыли лишь фиолетовые глаза.       Глаза, которые он никогда не увидит.       Второй лейтенант печально улыбнулся своему отражению в стекле и нажал на спуск.