Секретарь

К тому времени, как Дин слышит этот запах, он сидит на безуглеводной диете уже восемь дней. Ну зачем покупать выпечку на завтрак по средам? Никому нельзя столько чистого сахара. Закатив глаза, он проходит мимо комнаты отдыха, держа в одной руке обезжиренный рисовый латте, а в другой — портфель. Не успевает он сесть за стол, как мистер Адлер уже опирается о косяк его двери. — Есть минутка, Дин? Дин улыбается, кивает и про себя молится, чтобы его не ждала очередная часовая лекция о синхронности, которые так любит его шеф. Ему есть чем заняться. — Отлично, просто отлично, Дин. Дин закрывает почту, когда Адлер входит в кабинет, и, когда он отводит взгляд от экрана, тот уже не один. Рядом с ним стоит скромный на вид парень, взволнованно хлопающий огромными синими глазами и одёргивающий галстук. Его брюки выглажены до совершенства, но волосы выглядят так, словно он пару раз схватился со злобным енотом. Дин легко представляет, как этот парень обеспокоенно проводит рукой по волосам — привычка вроде пожёвывания губы, которая тоже явно за ним числится. Кому-то стоит познакомить его с бальзамом для губ. — Дин, это Кастиэль Новак, твой новый секретарь. Парень улыбается, машет рукой и тут же сцепляет обе за спиной, снова устремив взгляд в пол. Дин понимает, как важно иметь хорошие отношения с подчинёнными, так что поднимается и подходит к новенькому, и уже в шаге от него… боже, этот запах. Горло сдавливает, рот наполняется слюной, кожу покалывает, и он оттягивает воротник, сам того не замечая. Выпечка на завтрак, узел мне в задницу, думает Дин. Они наняли омегу? Адлер эдак вымученно улыбается, болтая о прибавлении в семье «Сандовера»; Дин едва слушает, пожимая руку Кастиэля. Его кожа невероятно мягкая. Дин затягивает пожатие на мгновение дольше положенного. — Кастиэль, это Дин Смит. Возглавляет департамент маркетинга и продаж. Ты подчиняешься непосредственно ему, — Адлер сияет такой улыбкой, словно только что подписал пакт о мире во всём мире. Поднять омегу так высоко по карьерной лестнице — это, нельзя не признать, шикарный пиар-ход и плюсик в графу борьбы с дискриминацией. Но чёртов Адлер, тупой бета, сам-то не слышит этого запаха. — Добро пожаловать в команду, Кастиэль, — произнося его имя, Дин слегка колеблется. Трудно озвучивать новые слова, когда во всех красках представляешь свой член в чьём-то рту. — Спасибо, мистер Смит, — Кастиэль улыбается ему, чуть шире распахивая глаза и едва уловимо раздувая ноздри. — Большинство знакомых зовут меня Касом, если вам так удобнее. Договорив, он тут же снова опускает взгляд в пол. Дин разглядывает крохотную капельку пота внизу его щеки — такую крохотную, что её видно только с его места. Интересно, каково было бы слизать её. Ох, не к добру это, думает Дин, закусывая щёку изнутри. Ему нужна эта работа, и ни в коем случае нельзя всё испортить нелепым служебным романом. И он никогда не тащился от омег, хотя брюнеты ему всегда нравились. Но если он в состоянии выжить три недели на лимонном соке, лебеде и черешках, синеглазое eau du porno рядом он точно переживёт. — Что ж, Кас, уверен, ты станешь отличным членом команды, — Дин приподнимает брови, глядя на Адлера, и надеется, что тот поймёт посыл и позволит ему вернуться к работе. — Спасибо, сэр, — Кас на мгновение поднимает голову, и Дин успевает заметить промелькнувший между его суховатых губ кончик розового языка. — Не… — Дин собирался сказать, что не надо называть его сэром — он не сторонник церемоний. Но вместо этого он просто улыбается: — Просто не дай мистеру Адлеру замучить тебя до смерти. У меня для тебя вагон работы. Кас улыбается, а Адлер театрально закатывает глаза и пугающим жестом показывает Дину два больших пальца. Дин отвечает ему тем же, надеясь, что не выглядит очень уж раздражённым. Он провожает Каса и Адлера взглядом, пытаясь не наблюдать за тем, как плавно движутся бёдра его секретаря. Чёртов Адлер. *** Кас оказывается идеальным секретарём, ненавязчивым и работящим. И он наблюдателен: замечает, какой кофе нравится Дину и какую воду он предпочитает (артезианская, фильтрованная, в бутылке без бисфенола). Проведённый для сотрудников семинар о сексуальных домогательствах никак не влияет на ежедневный непроходящий стояк Дина. Даже беты кажутся ему чувствительными, хотя им и не представить, каково это. Он редко завидует бетам, но иногда гадает, было ли бы ему проще, не будь он так чувствителен к Касу. Дело не только в том, что он словно накачан виагрой; он понимает, когда Кас устал, когда расстроен, когда съел на завтрак что-то сладкое. Кас явно наделён тем же даром — его способность предвосхищать желания Дина сложно списать на одну интуицию. И он всегда донельзя подобострастен со своей скромно опущенной головой и мимолётными взглядами сквозь чёртовы ресницы. Дин всегда считал себя выше стереотипных альф, держал себя в руках и думал головой, а не узлом. Но он не может отрицать свою суть. Кас невероятно покорный, а хорошо замаскированные пять терабайтов порно на компьютере Дина могут подтвердить, как сильно ему нравятся покорные темноволосые парни с огромными глазами и потрясающими трахательными губами. Не к добру, не к добру, думает Дин, выходя из душа, в котором только что представлял, как Кас отвечает «Да, сэр» на всё, что велит ему Дин. А Дин велит ему делать очень, очень нехорошие вещи. Дин знает, что путь к месту регионального вице-президента не вымощен трахом с секретарём, так что пытается не глазеть на Каса, когда тот входит в кабинет. У Каса в одной руке стопка отчётов о продажах, а в другой — кофе Дина. Он ставит чашку на стол. — Это всё, сэр? И это тоже — «сэр». Дин так и не удосужился его поправить и не уверен, хочет ли. — Да, Кас, всё. Кас перебирает папки. — Сделаю к обеду, сэр, — он робко улыбается и поворачивается к выходу, но Дин, сев, замечает ещё одну папку. — Стой, Кас, одну забыл. Кас оборачивается так быстро, что в спешке роняет две папки. Дин на автомате протягивает ему свою — как раз в тот момент, когда Кас опускается на колени, чтобы поднять их. — О, простите, сэр, я такой неуклюжий. Поднимая бумаги, он выглядит таким взволнованным, что Дин решает помочь. — Да всё нормально, Кас. И тут Кас замирает и поднимает на него взгляд. Дин уже собирался присесть и помочь ему, но от такого зрелища тоже замирает. Кас раскраснелся, щёки разрумянились, волосы взъерошены (впрочем, как всегда), лицо приподнято навстречу Дину, губы чуть разомкнуты. Дин как-то читал статью о людях, испытывающих фантомные боли в ампутированных конечностях. Их нервная система не осознавала, что, скажем, руки больше нет, и они ощущали конечности, которых лишились годы назад. Он может это понять; он готов поклясться, что чувствует сейчас, как проводит пальцами по волосам Каса, ощущает их мягкость и одновременно густоту, позволяющую как следует в них вцепиться. Он почти чувствует, как пихает это хорошенькое личико к своему паху, ощущает его жаркое дыхание сквозь импортные брюки мериносовой шерсти, а его совершенные губы — на своём твёрдом члене. Дин чувствует всё это и героическим усилием удерживает руки при себе. А ещё он чувствует, что начинает возбуждаться. Преподавателю семинара по домогательствам наверняка было бы что сказать по этому поводу, особенно с учётом того, что лицо Каса находится меньше чем в метре от его паха. А Касу, кажется, сказать нечего. Его взгляд прикован к растущей выпуклости в брюках Дина, словно там сокрыт смысл его жизни. Дин должен отвернуться, отослать Каса, отправиться на пятимильную пробежку, принять холодный душ. Вместо этого он подходит чуть ближе, засунув руку в карман — так, что брюки натягиваются. Кас шумно выдыхает, почти падая ему навстречу. У Дина и самого голова чуть кружится, потому что, пресвятая корица, этот волшебный запах отравляет его, застилает глаза пеленой из образов стоящего на коленях Каса — раздетого, в ошейнике, влажного и готового для его узла. И так ведь и есть. Кас уже мокрый, поэтому он так и пахнет — как сахарно-карамельный героин, в который Дин окунулся бы с головой. Согнув руки, Дин закусывает щёку изнутри, думает о маме, об Адлере, о том разе, когда он увидел, как дядя Руфус выходит из душа, и о прочем из списка утихомиривающего либидо. — Спасибо, Кас, это всё. Дин поправляет волосы и отворачивается к столу, не видя, как Кас собирает вещи и наконец уходит. — Да, сэр. Ох, не к добру. *** Дин решает, что совладать с лишней энергией можно ограничением количества жиров и воздействием на частоту сердцебиения. На две недели он переходит на сыроедение и добавляет себе утренней нагрузки. Но становится только хуже. От постоянного голода он ещё чётче чувствует аромат Каса. Так долго он не дрочил, даже будучи подростком. Как-то он просит Каса заказать ему салат, дав точный список желаемого: шпинат, морковь, бобовые стручки и миндаль. Кас оставляет контейнер на его столе вместе с чайным грибом, к которому Дин в последнее время пристрастился. Дин кивает в знак благодарности, не отвлекаясь от разговора по скайпу и стараясь не думать о том, что предпочёл бы на обед задницу Каса, которую вылизывал бы, слушая его вскрики и покрывая лицо пьянящей смазкой. При желании он и сейчас может почувствовать запах. Вздохнув, Дин открывает крышку, перебрасывает галстук через плечо, берёт вилку и готовится к ровно четырёмстам калориям чистого блаженства. — Да какого чёрта, — стонет он. В его салате грёбаные грецкие орехи. Дин не собирается есть грецкие орехи. Он их выковыривает, собираясь выбросить в мусор и перехватить миндаля после работы. Но вместо этого он подчиняется мгновенному, опасному и очень, очень неправильному импульсу. Дин тянется к телефону. — Кас, можешь зайти? Кас кажется ещё взъерошеннее обычного. Боже, думает Дин, да он словно только что скатился с моей постели. Какое-то мгновение он позволяет себе не отпускать этот образ вспотевшего, покрытого его метками Каса, с бёдер которого стекает его сперма… — Кас, что это? Кас опускает взгляд на наколотый на вилку орех. — Грецкий орех. — Кас выглядит как олень, угодивший под свет фар. — А я заказывал грецкие орехи, Кас? Кас дышит всё чаще, и то, как его грудь поднимается и опускается, гипнотизирует Дина. — Нет, сэр. Мне так жаль. Я прямо сейчас сменю заказ. — Кас сцепляет руки за спиной; Дин заметил, что он делает так, когда волнуется. — Да, сменишь, Кас, — говорит Дин так тихо, что Касу приходится сделать шаг вперёд. — А сегодня пропустишь обед. После этого негромкого приказа рот Каса приоткрывается, а зрачки расширяются. И Дин знает, что на его лице отражено то же; рот наполняется слюной, стоит ему почувствовать запах смазки Каса — сильный, насыщенный, заполняющий Дина изнутри вместе со знанием того, что Касу достаточно услышать приказ от Дина, чтобы намокнуть. Кас облизывает губы, не сводя с Дина взгляда. Он совсем раскраснелся и пахнет так потрясающе, что Дин уже не уверен в собственном здравомыслии. Дин быстро закусывает губу, пытаясь дышать глубже, успокоиться и не сделать всё ещё хуже. Чёрт, лучше бы Касу убраться отсюда, пока он не сделал чего-нибудь, о чём пожалеет. — Это всё, Кас. — Он впивается ногтями в ладонь. Кас дрожащими руками забирает у него контейнер. — Да, сэр, — совсем тихо отвечает Кас; Дин едва его слышит, но для стояка хватает. Совсем не к добру. *** По пути домой Дин заходит в магазин здоровой пищи и, расплачиваясь за льняное масло и порошок спирулины, замечает кое-что у кассы. На следующий день он приходит на работу на двадцать минут раньше и оставляет на как всегда чистом и аккуратном столе Каса вишнёвый бальзам для губ. В обед, принеся Дину его салат, Кас поджимает губы. — Очень хорошо, Кас. — Как бы в награду за эту похвалу Дин ощущает новую волну запаха. Позабыв о здравом рассудке, он накрывает член ладонью под столом. Кас краснеет и чуть шевелит губами. — Спасибо, сэр. Дин открывает контейнер и думает, что, по крайней мере, он не будет озабоченным толстяком. *** Обычно Дин избегает комнаты отдыха. Это место — наркопритон для тех, кто сидит на диете, а ещё там отстойный кофе. Но иногда ему приходится пройти мимо, как вот сегодня: нужно передать кое-что Калебу из пиар-отдела, а Кас ушёл на обед. Запах он чувствует ещё до того, как слышит что-то. К Касу к Касу к Касу вопит его мозг, а шею покалывает; он чувствует, что Кас в беде. Дин даёт носу и ещё какой-то скрытой части себя вести — и они заводят его в комнату отдыха. Кас зажат у стены, а какой-то бета-айтишник в жёлтой футболке стоит слишком близко к нему. Дин всегда думал об их департаменте как о рое пчёл — с их жёлтыми цветами и полным отсутствием на этаже узлов. Этот парень тоже не выделяется — какой-то мелкий проныра с жирным хвостиком и редкой козлиной бородкой. Глаза застилает красным. У Дина самого не всё ладно с Касом и личным пространством, но никто больше не смеет подходить так близко к его… секретарю. Обычно Дин ненавидит все эти собственнические альфа-заморочки, но сейчас он не смог бы забыть о них и под страхом смертной казни. Он рычит — по-настоящему, с громкостью питбуля — на мелкую сучку, посмевшую подойти к его паре; он даже не успевает осознать эту мысль, слишком занятый выбором дырки, через которую вытащит лёгкие этого проныры. Дин швыряет бету о стену и впивается пальцами ему в шею. Тот вскрикивает, потому что он грёбаная сучка, и Дин перегрызёт ему горло и с его кровью на своём лице трахнет Каса, и… — Дин! — Кас пытается оттащить его — и он гораздо сильнее, чем выглядит, а ещё это первый раз, когда Кас произносит его имя. Дин рвано дышит, пытаясь собраться и прекратить скалить зубы и рычать на парня, изображая из себя волка. — Ещё раз хоть посмотришь на него — будешь зубы из почек выковыривать, понял? Он ослабляет хватку, и бета хватается за шею и ловит ртом воздух. — Прости, чувак, я не знал… — он уносится прочь, оставляя Дина наедине с Касом и тянущим осознанием произошедшего. Сердце до сих пор колотится в ушах — и не только оно взбунтовалось, с нарастающим ужасом осознаёт он. Он оглядывает Каса; тот выглядит так, словно это его пошвыряли о стены: весь раскраснелся, тяжело дышит, опирается о шкафчик. А запах, боже… Что ж, Дин хотя бы не единственный, кого возбудила эта сценка «Из жизни животных». — Кас, чёрт… прости. — Дин проводит рукой по волосам, пытаясь пригладить их. — Ничего, сэр, всё в порядке, это постоянно происходит… в смысле, не постоянно, но я привык к… приставаниям, это вроде как входит в набор. — До Дина доходит, что Кас впервые заговорил с ним о том, что он омега. — Я бы справился сам, но… спасибо. Он был охренеть какой жуткий. А ещё Дин раньше никогда не слышал, чтобы Кас ругался, и это не очень хорошо помогает избавиться от возбуждения. — Нет, Кас, это было совершенно неподобающе, и я бы понял, если бы тебе пришлось донести на меня… — Донести на вас? — Кас улыбается наглее обычного, и Дин не может отогнать мысль о том, как идёт ему эта улыбка. — Я куплю вам выпить. — Он облизывает губы. — Сэр. Он отворачивается и уходит, оставляя за собой ароматный шлейф и Дина с раскрытым ртом. Ох как я попал. Дин гулко сглатывает и пытается вернуться в кабинет, ничего не сбив по пути. Потом он замечает, что потерял запонку — наверное, в комнате отдыха, — но не смеет за ней вернуться из страха, что ему захочется потереться о шкафчик, на который опирался Кас. Чёртов мелкий проныра, мне нравились эти запонки. На следующее утро, придя на работу, Дин обнаруживает у себя на столе потерянную запонку, лежащую на листке бумаги с аккуратным «Спасибо». *** Кас опаздывал на работу примерно ноль раз, и Дин беспокоится, когда он впервые приходит в десять, и пишет ему письмо по электронке, чтобы убедиться, что он в порядке. Десять минут спустя открывается дверь кабинета, и в проходе появляется Кас; внутрь он не входит. — Вам что-нибудь нужно, сэр? Кас выглядит… иначе. Это как будто кто-то другой. Дин сказал бы, что он кажется чем-то накачанным, но нет; он выглядит потрясающе. Глаза сияют невозможной синью, лицо порозовело, волосы взлохмачены так, словно Дин оттрахал его лицо, держась за них. И он вовсе не представлял себе ничего такого с десяток раз. — Кас, можешь зайти? — Дин ощущает потребность лучше его рассмотреть, обласкать его всего взглядом, чтобы потом, вечером, проще было представлять, как он его вылизывает. Кас колеблется в проходе и цепляется за косяк, словно пытаясь побороть влекущую его к Дину силу. — Кас, иди сюда. — Было бы ложью не назвать это приказом. Стерев каплю пота со лба и тяжело дыша, Кас улыбается. — Да, сэр. Кас подходит к его столу, почти покачиваясь. Дин не может оторвать от него взгляда: он выглядит просто волшебно, сексуально и потрясающе, а этот чёртов божественный запах… Дин почти чувствует, как трётся о Каса. Дин поправляет галстук: когда это тут стало так жарко? Подтяжки вдруг давят на плечи, рот полон слюны, он начинает возбуждаться — какого чёрта происходит с Касом? Кас оказывается ещё ближе — примерно в шаге от грани, за которой Дин сойдёт с ума. Иначе этого не опишешь. Дин никогда не увлекался наркотиками, но знает, какие ощущения дарят опиаты: всё сужается до одного пронизывающего всё тело импульса — невыносимого желания заполучить Каса, даже если ради этого придётся выцарапать себе глаза. Он поднимается и так сильно отталкивает стул, что тот, откатываясь, вращается. Схватив Каса, Дин тащит его к себе, вжимаясь в него всем телом, так близко, как только возможно. Кас пахнет просто райски — пахнет смыслом жизни, и Дин на мгновение зарывается лицом в его волосы, как не позволял себе уже миллион раз. Это куда лучше того, как он это представлял. — Боже, Кас, чёрт, — шипит он, обшаривая спину Каса и прижимаясь к его пухлым вишнёвым губам своими; и это тоже куда лучше фантазий, в миллион раз. Кас стонет ему в рот, тоненько скулит, словно отчаянно умоляя. Боже, да у него течка. Дин и не знал, что такое сейчас бывает: он слышал о специальных таблетках. Но к чёрту таблетки, потому что Кас должен быть таким всегда. Единственная клеточка мозга Дина, не сосредоточенная сейчас на том, чтобы избавиться от как можно большего количества одежды, напоминает Дину, что в таком состоянии омеги не мыслят ясно. И Дин пытается взять себя в руки. — Кас, ты… — это больно — прекратить целовать его, оторваться от его губ и заговорить, — ты хочешь этого? Дин держит его так крепко, что Кас едва дышит, но он поднимает лицо, глядя на Дина с таким решительным выражением, что Дин опасается за свою жизнь. — Сэр… пожалуйста. — Эти два слова звучат так отчаянно и по-животному, как только можно себе представить. Каса колотит, и Дин вслепую возится с его брюками, снова находя его губы своими, и Кас словно пытается вылизать его всего изнутри. Дин, уже ничего не видя перед собой, как можно поспешнее скидывает со стола ненужный мусор; металлические шарики метронома жалобно звякают, ударившись о пол, а Дин рвёт — не расстёгивает, рвёт — ширинку Каса. Он всасывает язык Каса в последний раз и, развернув его, толкает так, что Кас нагибается над столом. Его брюки спущены к лодыжкам, но трусы по-прежнему на нём, и Дин ненавидит их со всей страстью. — Господи боже, Кас, — в спешке Дин царапает ягодицы Каса, — как же ты пахнешь, как же ты выглядишь, я хотел тебя с самого первого дня. Стоит ему стянуть трусы Каса, как запах настигает его, накрывая с головой, затуманивая взгляд, заставляя отдаться инстинктам альфы. Представляя это раньше, Дин всегда собирался быть неторопливым, медленно раздевать Каса, изучать каждый дюйм его тела, вылизывать его, пока Кас не начнёт извиваться и умолять его об узле. Он хотел заставить Каса кончить два или три раза ещё до того, как трахнет, заставить его опуститься на четвереньки и отсосать Дину, трахая себя пальцами, а Дин бы говорил ему, какая он хорошенькая и совершенная сучка. Сейчас, когда Кас выгнулся над столом, отставив голый зад, Дину не до всей этой чепухи. — Такой мокрый для меня. — Дин не может оторвать обе руки от Каса, чтобы одним движением сбросить подтяжки, так что спихивает их по одной, свободной рукой сжимая ягодицу Каса и отводя её в сторону. — Ты будешь мой, Кас, я помечу тебя изнутри, чтобы все знали, кому ты принадлежишь. Пуговица брюк Дина куда-то улетает, ширинка ползёт вниз, и он высвобождает член. Дин обхватывает его ладонью, а вторая его рука лежит на бедре Каса, когда тот поворачивает к нему голову, прижавшись щекой к столу, и стонет: — Да, сэр. Кас выгибает спину, подставляясь, и это уже слишком. Сместив ладонь на его поясницу, Дин толкается внутрь как можно медленнее — всё равно выходит вдвое быстрее обычного, но в этом нет ничего похожего на всё то, что с ним было раньше. У него был, конечно, секс, множество раз, но это всегда были девушки-беты, и один раз альфа, ещё в Стэнфорде. В постели Лиза была просто зверь, но Дину почти неловко сравнивать её с Касом, потому что сейчас весь его предыдущий опыт кажется севен-апом в бокале шампанского. Это даже не одна шкала. Кас божественно узок, горяч и влажен и сжимается вокруг его члена слишком волшебно, чтобы это оказалось правдой. Он шумно дышит, цепляясь за стол, пока Дин вбивается в него. — Такой узкий, Кас, боже, — рычит Дин и наклоняется вперёд, накрывая ладони Каса своими и прижимаясь грудью к его спине. — Ты делал это когда-нибудь? Мысль о том, что Кас может оказаться девственником, теоретически не должна так уж его возбуждать, но на практике узел уже начинает увеличиваться. — Нет, — хнычет Кас, — не с альфой. Дин слышит рычание и не сразу понимает, что это он сам; восторг пронизывает его, и он толкается так резко, что Кас вскрикивает. Дин первый, единственный в жизни Каса, у него не было других узлов, и Дин рычит сквозь зубы, бросаясь в атаку на его шею. — Ты мой, Кас, мой. — Стол под ними содрогается с каждым его толчком, Каса колотит, и вся его рубашка промокла от пота насквозь. — Так хотел тебя, Кас, ты с ума меня сводил. Изданный Касом звук Дин принял бы за рыдание, не улыбайся он при этом и не выгибайся так, чтобы Дин мог вбиться ещё глубже. — Весь вымок, стоя передо мной на коленях, и думал, я не замечу? — Услышав это, Кас стонет, сжимаясь ещё сильнее, что казалось невозможным. — Я знаю, как тебе это нужно, Кас, я всё сделаю. — Дин проводит влажную полосу языком по его солоноватой шее, и Кас хнычет и насаживается на его увеличивающийся узел. — Сделаю тебя маленькой потаскушкой, моей совершенной сучкой. Хорошо, что Дин полулежит на Касе, иначе он мог бы рухнуть, услышав вскрик Каса — какая-то бессвязная смесь стонов и ругательств, и он кончает, его мышцы сокращаются вокруг члена Дина, как тиски. Дин даже не замечает, что впился зубами в шею Каса, помечая его, а между тем рот полон слюны из-за прекрасного запаха. Раньше капанье слюнями на чужую шею не входило в его список клёвой чепухи, но теперь точно попадёт в десятку. Дин не может прекратить кусать Каса, хотя и знает, что стоило бы поцеловать его и сказать, что он всю жизнь будет рядом и никогда его не отпустит; но сейчас всё идеально, он вжимает Каса в стол и слышит собственное рычание вперемешку с хнычущими стонами Каса. Его наконец накрывает, так сильно, что он крепко сжимает ладонь Каса и ударяет ей по столу, рыча бесконечное непрестанное «Кас», «мой» и «чёрт» ему в шею. Он кончает, вскрикивая, и какая-то его часть знает, что он помечает Каса на всю жизнь, окрашивая его изнутри белым, чтобы они могли с чистого листа начать новую жизнь вместе. Кажется, Кас говорит «Да, сэр», но Дин слышит только шум крови в ушах и, он готов поклясться, биение сердца Каса. Его узел увеличивается, связывая их с Касом вместе, и Дин стонет, заполняя его жаркой белой влагой и чувствуя, как Кас ёрзает и пресыщенно и утомлённо вздыхает. Наконец перестав терзать его шею, Дин зарывается носом в волосы Каса, закрывает глаза и вдыхает его запах, продолжая вскидывать бёдра и рыча каждый раз, как из него выплёскивается новая порция спермы. Голова всё ещё блаженно кружится, когда кто-то стучит в дверь. Дин вскидывается, скаля зубы на пришельца — какого-то новенького айтишника. Учуяв его запах, он раздувает ноздри и рычит: видимо, туда наконец наняли альфу, долговязого тощего парня с всклокоченными волосами и лисьими глазами, которые округляются, когда вошедший чует запах. — Не вовремя, — рычит Дин; только то, что его узел надёжно обосновался в заднице Каса, удерживает его от убийства. — Э, да, вижу, я просто, э, ух ты, это, да, тогда ладно. — Другой альфа медленно пятится.— Я просто, э, закрою дверь, меня здесь не было, да? — Он трясёт головой и закрывает дверь, всё это время пятясь, будто боится отпустить взгляд Дина. Кас тихо смеётся, и это приводит Дина в чувство. Он тоже может засмеяться. — Ну, это было… — выдыхает Кас. — Ага. — Пальцы Дина по-прежнему сжимают запястья Каса, и он не ослабляет хватку. — Кас… что случилось? — Я, э, забыл принять таблетки? — Констатация факта звучит как неуверенный вопрос, на который Дин уже знает ответ. — Я чертовски ненавижу, — Дин целует его в шею, — эти таблетки, — ещё поцелуй, в оставшийся после укуса след. — Я всё это серьёзно говорил, Кас, ужасно тебя хотел. — Так уж и всё? — Кас поворачивает голову и вздыхает, когда Дин ловит его мочку губами. — И то последнее, от чего я обкончал твой стол? — Дин прикусывает его мочку, и Кас шумно выдыхает. — Сэр? — Боже, да ты просто совершенство, да? — Дин отпускает запястья Каса, чтобы тот мог обнять его за талию; так ему неудобно, но Кас стонет, и оно того стоит.