Сумасшедший

      Нормально поспать мне не удалось: всего через час после нашего с Джеком разговора, я почему-то проснулась. Все попытки снова заснуть проваливались, толком не успевая начаться. Вскоре заболел живот, и я окончательно забыла о сне, ёрзая по всей кровати и пытаясь найти удобную позу, дабы заглушить неприятную тягучесть в низу живота, от которой голова шла кругом, а на лбу сейчас, кажется, уже можно было жарить яичницу. Да что на лбу, где угодно! Тело горело, по организму разливался адский жар, а боль лишь усиливалась… Наконец, встав на локти и колени, попутно опустив голову вниз, боль и жар стали немного отступать, но, стоило мне только сдвинуть руку или ногу куда-нибудь влево, всё возвращалось на круги своя, так что пришлось оставаться как есть. Так боль хоть немного отступала.       Продержавшись в позе «раком на локтях» порядка десяти минут, я не выдержала и рухнула на кровать. Ни жар, ни боль на этот раз не вернулись, и я наконец смогла вздохнуть спокойно. Джек по-прежнему спал, как любой нормальный человек в 2:18 ночи. Но ко мне это не относится… Хотя я уже тоже поскорей хотела вернуться ко сну, сильно вымотавшись за последние пятнадцать минут, но в горле так пересохло, что стало тяжело глотать. Поэтому, прежде чем снова окунуться в царство Морфея, нужно было срочно чего-нибудь выпить.       Спустившись на кухню и выпив пару стаканов воды, я уже собиралась вернуться в спальню и наконец нормально уснуть, но этой ночью, видимо, спать мне больше было не суждено… POV Джек       Проснуться меня заставил громкий шорох где-то на первом этаже. Эльзы рядом не было, но простынь на её части кровати была сильно измята. Впрочем, так всегда бывает после сна, поэтому я не стал обращать на это внимания, заключив, что Эль встала попить или в очередной раз пройтись по содержимому холодильника. Шорох внизу постепенно затих и уже были слышны шаги в сторону лестницы, так что я успокоился и, хотел было вернуться ко сну, но внезапно послышался глухой удар, а за ним оглушительный крик.       Я со скоростью звука бросился вниз: Эльза полулежала-полусидела у основания лестницы, вцепившись в опорный столб перил и свернувшись в клубок. — Эль! Что случилось? Тебе плохо? — я попытался её приподнять, но она активно воспротивилась, ничего не отвечая и только сильнее впиваясь ногтями в дерево. — Так, ладно. Только спокойно… Я сейчас подниму тебя… — я снова предпринял попытку дотронуться до неё, но тщетно: она шарахнулась в сторону, словно дикая кошка, и выдавила, как мне показалось, сквозь слёзы: — Не надо…       Я не нашёл, что ответить. Если честно, мне стало страшно. Страшно за Эльзу, страшно за Джинни, страшно за себя… да и вообще… просто страшно. Организм пробил холодный пот, стало душно, голова пошла кругом. Возможно где-то в глубине души я даже понимал, что происходит, но разум категорически отрицал подобные догадки.       Через пару минут молчания и тишины, прерываемой лишь поминутными всхлипами самого дорого мне человека, я не выдержал: — Тебе больно?       Эльза еле заметно покачала головой в знак подтверждения, будто опасаясь лишний раз шелохнуться. — Я вызову Скорую… — она снова, кажется, боясь даже дышать, чтобы не упустить единственную выгодную позу, легонько кивнула и отвернулась.       Я, что есть духу, рванул в спальню за телефоном. POV Эльза       Я уже успела понять, что происходит, но не хотела себе в этом признаваться. Мне было страшно. Я просто сидела вжавшись в перила и стараясь не шевелиться, дабы не спровоцировать новую судорогу. — Будут через пару минут! — Джек в момент снова оказался рядом. — Спасибо… — единственное, что я смогла выдавить.       В ту же секунду живот пронзила неприятная болезненная волна, и я вскрикнула. Джек вздрогнул и схватил меня за руку. Не знаю точно, с целью успокоить меня или дабы успокоиться самому, но мне это не помешало, даже наоборот — немного помогло: я почувствовала, что не одна, и что есть тот, кто меня поддержит. — Началось? — робко, почти шёпотом спросил он. Я утвердительно кивнула и согнулась от очередной судороги, выдав что-то напоминающее писк. Джек приобнял меня за плечи и поцеловал в макушку. Я же, в свою очередь, оторвавшись от лестницы, прижалась к нему. — Но… Я не понимаю… Ведь до срока ещё два месяца… — кажется, не одна я тут испугалась. У него был настолько сдавленный голос, что мне даже стало жаль его. Он пытается держаться, но свой страх ему не скрыть. Ведь я уже проходила через это… А он вообще вряд ли понимает, что сейчас происходит. — Такое бывает, — хрипло объяснила я, — всё нормально.       Где-то снаружи послышалась сирена, и вскоре я уже лежала на довольно жёсткой каталке. Меня завезли в машину; два фельдшера расположились где-то справа, а Джек сидел у головы, держа меня за руку. Судорога стала пробивать организм чаще и сильнее, а напряжение стало нарастать. Водитель, кажется, тоже чувствуя накаляющуюся обстановку, нёсся так быстро, как это только было возможно, поэтому уже скоро машина подъехала к белоснежному семиэтажному зданию. Каталку торопливо повезли к приёмному покою, и тут, как назло, она краем колеса врезалась в бордюр. Меня здорово тряхануло, и вот с этого момента начался ад… Тупую боль в животе резко сменила острая боль в самом его низу, гораздо более сильная. Она волной пронзала всё тело и иглами отдавалась в уши. Этого я уже не выдержала, и, если всё это время я лишь изредка выдавливала из себя подобие какого-то писка, не то что не плача, а вообще стараясь, стиснув зубы, держать всё в себе, то теперь я не просто закричала, я, что было сил, завопила, захлёбываясь собственным припадком. Крик помогал. Не сильно, но помогал. Боль отходила на второй план и на пару секунд забывалась, но эта помощь была слишком ничтожна…       Вскоре голова перестала работать — всё снова оказалось в тумане. Я слышала только периодические восклицания моего врача Элис. Джека оставили в коридоре, и хорошо. Он мог бы не выдержать… И сначала я была счастлива, что он не увидит всего этого… Но потом мне стало его не хватать, и я буквально вырвала свою руку из руки акушерки, требуя позвать сюда мужа. И плевать, что он мне пока не муж. Это сейчас роли не играет. Мне нужна именно его рука, его поддержка.       Через пару минут отговоров непоколебимой меня, акушерка всё-таки привела Фроста. Он был бледен, а его рука, в отличии от руки акушерки, была холодной, но это было неважно. Важно лишь, что это именно его рука. И я ухватилась за неё как за спасательный круг, хоть и знала, что это не сильно поможет. Он улыбнулся. Ему было страшно и явно плохо, но он улыбнулся, искренне, неподдельно, и накрыл мою руку своей второй. И я слабо улыбнулась в ответ, уткнувшись в рукав его белоснежного халата.       Не знаю, сколько всё это продолжалось, но солнце уже успело встать и осветить палату, вселяя в сердце надежду, что скоро всё это наконец закончится. И действительно, вскоре я почувствовала резкое облегчение, предварительно так сильно сжав руку Джека, что он вскрикнул. Я понимала, что всё закончилась, но не понимала одного: почему ребёнок не кричит? Не может же быть, что она… О боже…       Затуманенный разум настиг страх. Я повернулась к Фросту: на его лице читалось то же. Мы не могли и не хотели верить, что ребёнок мог быть мёртв, и были в замешательстве. Прошло уже больше минуты, но в помещении по-прежнему стояла гробовая тишина. Из глаз покатились крупные, горячие слёзы, рот застыл в немом возгласе, а сердце пропустило пару ударов. Джек прижал меня к себе, молча вздрагивая, а я не хотела молчать, мне хотелось закричать во всё горло, но сил не осталось, и всё, что я могла — так же тихо всхлипывать, вжавшись в парня…       Вдруг послышался глухой удар, затем второй, третий, и через секунду палату наконец пронзил долгожданный звук. Не успела я прийти в себя и осознать происходящее, как на мой живот положили что-то тёплое и шевелящееся. Я наконец нашла в себе силы оторваться от Джека, и в ту же секунду сердце защемило, а по впалым щекам вновь покатились слёзы. Но на сей раз отнюдь не горя… Я взяла малышку на руки: она была такой крошечной, словно куколка… Даже мой первый сын был не таким крошкой, хотя тоже родился не в срок. Но это не важно… Главное — она жива. Она уже не плакала, а только изредка попискивала; влага на нежной детской коже постепенно высыхала, а врождённая краснота стала спадать. У Джинни, как и у всех новорожденных детей, была типичная младенческая внешность, но, приглядевшись, сразу можно было сказать, что глазки у неё папины, а ушки, носик и подбородок — мамины. — Рост: 48 сантиметров. Вес: 2 килограмма 600 грамм, — нарушила тишину Элис, записывая габариты новорожденной, — Окружность головы…       Дальше я не слышала, обращая всё своё внимание лишь на доченьку… Пока меня не окрикнули, варварски заставив поднять глаза на врача. — Пора выгонять послед, — добродушно напомнила Элис. А я то уже понадеялась, что мои мучения окончены… — Отдай малышку папе. Ты сейчас будешь немного занята… — папе? Боже! Я так увлеклась ребёнком, что забыла о присутствии Джека…       Я наконец повернулась к молодому отцу… Он был ещё бледнее, чем раньше, будто из него выкачали как минимум половину всей его крови, но он был счастлив: улыбка по-прежнему не сходила с лица, а на одной щеке чётко была видна высыхающая солёная дорожка… Он бережно принял малышку, улыбаясь ещё шире. — Моя доченька… Вирджиния… — единственное, что он успел произнести, прежде чем она засмеялась. Все резко обернулись на них, а Джек застыл, боясь пошевелиться. Он всегда называл её так перед сном или когда в шутку ругал за то, что она слишком сильно пинается, только он. Я всегда называла её исключительно Джинни… — Она узнала тебя, — улыбнулась Элис.       Джек был всё ещё немного в ступоре от происходящего, но, когда девочка, в очередной раз зевнув, сжала в своей малюсенькой ручке краешек его рукава, он наконец очнулся и стал целовать пальчики засыпающей малышки, тихонько убаюкивая её.       Потом я помню боль, вызванную выталкиванием последа, а после — ничего… Всё закончилось. Организм наконец сдался и беспомощно погрузился в сон.

***

— Иди сюда, я с тобой не закончил! — Джек уже минут десять носился по дому за бедным подростком, что всё никак не мог найти выход, поскольку Фрост забаррикадировал все двери.       Юная Джинни сидела на диване в гостиной, виновато опустив голову и чуть посмеиваясь. Впрочем, как и Эльза с Астрид. Иккинг же хрустел чипсами, а, когда сын с другом пробегали мимо, лишь кричал Эвану что-то подбадривающее, пытаясь не засмеяться. — Может, остановишь их? — пихнула мужа Хэддок. — С чего бы? Он заслужил это, — беззаботно пожал плечами «любящий» папочка, отправляя в рот очередную порцию чипсов. — Ладно, всё! Он своё получил! — Эльза встала с дивана и поймала мужа за капюшон толстовки. — Ты чего? Я ещё не закончил! — Не закончил гоняться за бедным испуганным подростком? — Джек затруднился ответить, но гнев в нём всё никак не унимался. — Оставь его. Что сделано, то сделано… — мягко произнесла Эльза, потрепав мужа по белоснежным волосам: это всегда его успокаивало. — Но он… — Прекрати, — этому взгляду невозможно было противиться, и Джек, обречённо вздохнув, наконец сдался, уткнувшись любимой в плечо.       Вскоре все уже собрались в гостиной и пили чай в более или менее дружеской обстановке, нарушаемой лишь обиженным взглядом Фроста. А как же… Вы бы тоже, скорее всего, злились, узнав, что сын вашего лучшего друга лишил невинности вашу дочь.       В конце концов, парочке, конечно, удалось убедить Джека в искренности своих чувств и серьёзности намерений, и он разрешил им встречаться, только при условии не обжиматься в его присутствии, но какая-то непонятная тоска крепко засела в сердце отца. К нему пришло осознание того, что его маленькая девочка уже давно не маленькая, и даже Эльзе потребовалось время, чтобы его успокоить. — Брось, рано или поздно это должно было случиться, — начала Фрост, приготавливаясь ко сну, уже не в силах смотреть на настроение мужа. — Даже хорошо, что это именно Эван, — продолжила она, — Ведь мы отлично знаем его, его родителей. А что бы было, будь он каким-нибудь незнакомцем? Нужно радоваться, что она выбрала именно его, а не хулигана с какой-нибудь подворотни. — Я и не спорю, просто… Неужели ты совсем не жалеешь? — О том, что наша дочь выросла? Нет. Я рада за неё… А ты обижен на Эвана лишь потому, что теперь будешь не единственным любимым мужчиной в жизни дочери. Будь у нас сын, мы бы с тобой наверняка поменялись местами. Хотя… Не знала бы я раньше, может, тоже расстроилась… — Да, точно, — выдохнул Джек, валясь на кровать. — Погоди-ка… В каком смысле «не знала бы я раньше»?       Блондинка закусила губу, поняв, что проговорилась. — Так ты всё это время знала?! — Ну… Как бы… Да. — И молчала?! — Я знала, как ты среагируешь, и не хотела… ранить тебя прежде времени… Прости. — Ладно, — немного помолчав, тяжело вздохнул пепельноволосый, — забыли…       Эльза выключила свет и удобно устроилась на груди у супруга. — Люблю тебя! — И я тебя! — Джек прижал жену крепче к себе. Ему сейчас очень нужны были эти слова. — Кстати, о забыли… — вдруг встрепенулся он, — Ты так и не рассказала мне, что тогда сделала с разбитым Астрид стеклом. — Ах, да… Я наделась, ты не вспомнишь… — Джек устремил на Эльзу полный непонимания взгляд. — Просто… Я тогда вены себе вскрыть пыталась… — наконец виновато улыбнулась Фрост. Мужчина замолчал. — Я боялась, что потеряла тебя навсегда, и поддалась минутной слабости… — Я любила тебя, люблю и всегда буду любить! Да, Джинни рано или поздно окончательно повзрослеет и её не будет больше в этом доме, и это безмерно грустно… Но она обретёт своё счастье так же, как и я обрела его… с тобой… Я не хотела вспоминать тот случай, потому что теперь он уже не важен. Мы нашли друг друга, у нас есть прекрасная дочь… Зачем вспоминать такие страницы прош… Джек! Ты вообще слышишь меня?       Голубоглазый медленно повернул голову в сторону говорившей. — Джек! Прекрати! Мне страшно! — он молчал. — Да что же ты за бесчувственный…       Она не успела договорить: Фрост заткнул её жадным поцелуем и навис сверху. Бывшая Разенграффе была полностью обескуражена. Она ожидала от притихнувшего мужа чего угодно, но только не этого… Впрочем, против она точно не была, и, очнувшись наконец, стала бойко отвечать на поцелуй, попутно снимая с Фроста ненужное барахло, именуемое одеждой.       И неважно, что за стенкой возможно не спит дочь. Неважно, что на улице началась буря. Неважно, что Джек снова забыл вынести мусор, и утром Эльза ему это припомнит… Всё это неважно. Важно лишь здесь и сейчас. Важна лишь эта ночь, их ночь… И они заберут её без остатка…