Под звездным небом

      Шон сидел напротив меня и разглядывал мое лицо. Я недовольно отвела глаза к ночному небу. В горной местности, где единственный нормальный фонарь можно выключить одним щелчком и убрать в карман куртки, небеса ночью всегда прекрасны — множество звезд, фиолетовое свечение и чертов Млечный Путь, который ни за что не увидишь в городе. Вдруг упавшая звезда тонкой белой нитью пронзила небо, заставив меня шире раскрыть глаза — за шестнадцать лет я ни разу такого не видела. Кажется, Шон в этот момент все еще упрямо глядел на меня, поэтому не увидел причины моего удивления, подняв глаза к бесконечной пустыне света. Он не стал спрашивать, что я увидела, потому что я не стала бы отвечать. Да и ему, кажется, было достаточно моего внутреннего восхищения, которое он прекрасно чувствовал. Я знала, что по его телу расходятся мурашки — начиная от запястья. На нем виднелся четкий шрам от ожога. Буквы. Имя. Джоанна. Мое имя. Такой же точно след был и на моем запястье, только имя принадлежало ему — Шону Уэллсу, сидящему напротив меня.       Я подтянула колени к подбородку и обхватила их, загадывая желание. «Хочу, чтобы Шон исчез, будто его никогда и не было». Пару лет назад я и представить не могла, что такая мысль когда-нибудь придет мне в голову.       Шон сохранял молчание, и в кои-то веки я была благодарна ему. Хотя я при этом еще и злилась — ведь это по его вине мы, как дураки, сидели в час ночи на холодном ветре и пялились в небо. Я могла бы спокойно сопеть в теплой кровати, но этому уроду надо было прийти и разбудить меня, вылив мне на голову стакан воды. От этого было холодно, а я не могу спать в холоде. Вот и пришлось одеваться и идти на улицу, надеясь, что здесь моя голова высохнет быстрее. Я думала, Шон вернулся в кровать, совершив такую подлость, но он, как выяснилось, и не собирался уходить с просторного звездного поля.       — Я никогда раньше не видел тебя такой спокойной, — вдруг сказал он.       Я не стала отвечать, хотя мне ужасно хотелось съязвить. Шон, кажется, и не ждал ответа; он улегся на спину, заложив руки за голову, и шумно выдохнул.       — Знаешь, я всегда считал, что под таким небом происходит что-то необычное.       Я снова проигнорировала его слова и уткнулась неожиданно холодным носом в колени.       — Например, — не замолкал Шон, не поворачиваясь в мою сторону, — под таким небом рождаются те, кого однажды полюбят до беспамятства.       — Мы все рождаемся под одним небом, — сдержанно ответила я и снова поставила подбородок на колени, поднимая взгляд к звездам.       — В этом вся фишка, — думаю, он улыбнулся. — Готов поспорить, какой-нибудь ботан влюблен в тебя по уши.       — К сожалению, все мои эмоции в конечном итоге перетекают в ненависть к тебе.       Вопреки моим ожиданиям он промолчал. Он всегда был болтливым. И я тоже. Я ненавижу его. И я ненавижу то, как ненависть к нему изменила меня.       — Мы могли бы помириться, Джоанна, — внезапно и очень твердо, словно его подменили другим человеком — взрослее и более уставшим от жизни.       — Ты делаешь все, чтобы это не произошло, Шон.       И снова молчание в ответ. Я повернула руки и мысленно прочитала «Шон» на правом запястье. «Джеймс» на левом. За всю жизнь я не была знакома ни с одним Джеймсом. Я с нетерпением ждала встречи с ним, надеясь, что он освободит меня от этой едкой ненависти. Мне было интересно, что за имя написано на левой руке у Шона, но никто, кроме него самого, не мог видеть этого. Как-то раз он сказал мне, что на обеих его запястьях написано мое имя, и я зарядила в него его же колонкой. Разбила ему бровь, там до сих пор остался шрам.       — Я хочу, — голос Шона медленно вплыл в мой разум, — чтобы ты всегда оставалась моим врагом.       Я повернулась к нему и увидела, что он улыбается, глядя на меня, сквозь короткие травинки сорняка.       — Так и будет, Шон, — ответила я, сохраняя каменное лицо. — Я буду только твоим врагом.       Сохраняя каменное лицо, по-детски улыбаясь в душе.