Системная ошибка

Сегодня он выясняет, что даже будучи двести раз великим игроком, повелителем рынка и просто кибер-антихристом, можно проколоться. Проколоться крупно и сурово, со всей жалкостью одержимого властью ублюдка, забывшего о здравом смысле в погоне за чем-то ненужным. В общем-то, он не такой и никогда таким не был. Зато прокалываться так же, оказывается, умеет. У него на руках кровь. Литры крови, цистерны ее, смиренно голубой и бунтарски красной. Наверное, живи он по законам далекого прошлого — планеты Земля, — его называли бы мафиози, доном могущественной семьи, крестным отцом. Или кем-то вроде президента: разница невелика. Его новый домашний робот Хельга, холодная, как ее пафосное заводское имя, ждет дома с распростертыми объятиями. Она протягивает ему еду в комбинирующем «удовольствие и сытность» веб-формате и садится музицировать. Инженеры научились делать своим созданиям длинные сексуальные пальцы, в заученном ритме скользящие по фортепиано. Тогда почему же мелодия не становится живой? Черт. В аппартаментах на вершине небоскреба становится апатично и холодно. Где-то внизу, под облаками, идет дождь. Надо разобраться с отоплением. Впрочем, позже. То есть, никогда. Сегодня он прокололся. Завтра его неосторожное слово вылетит в свет, и тогда нужно будет собирать вещицы. Лететь хоть в Статгард, хоть на Цибор, хоть на малые астероидные поселения, оставшиеся от Земли. Завтра придется снова собирать вещи и бежать. Спокойный год в гигантском мегаполисе закончился за упокой; а год — это ужасно мало. Теперь трупы начинают просачиваться из темных закоулков, где он заботливо по теневым контурам их разложил, на оживленные улицы, людям под ноги. Тайны всплывут. Их выкинут на обозрение публике. Он защелкивает чемодан с самым необходимым. Всего три дурацких неосторожных слова. Хельга смыкает руки на его талии и не выпускает, повторяя закодированное «Как дела?». Это бесит, безумно раздражает. Он сам просил ее быть настойчивее когда-то, теперь это въелось в ее систему, как недосып в кожу под его глазами. Девушка-робот лезет холодными пальцами ему под рубашку. Ему тошно: прошлое — силикон. Надо уходить. В аппартаментах по щелчку пальцев выключается свет. Хельга качает головой и ласковым движением расстегивает ему ширинку. Почти как настоящая: цепляется за любовь, не отпускает, не дает. Всего лишь программа. Через ее глаза за ним наблюдают, они уже знают, где он, они уже ждут шанса ударить. Хельга — лишь инструмент, обтянутая кожей механическая игрушка. Он променял множество таких. И все следили. Видели, как он притаскивал людей домой и убивал их, транслировали в правительственный центр наблюдения. «Я люблю тебя», — шепчет Хельга стеклянно бледными губами. Безмолвная свидетельница конца. В ее программе нет свидетельства о смерти. Правительство видело убийства. Убийств оно не боялось. Он мог бы вычистить весь мегаполис — нестрашно. В этом мире боялись правды. «Мы стали роботами», — вот три неосторожных слова. Робот — оскорбление для стальных людей: человечности им не занимать. Как просто молчать об убийствах, но вспомнить о них, когда дело касается правды. Как просто вспомнить, когда против оппозиции системе нужны аргументы «против». Теперь он окажется на электрическом стуле. Бежать, бежать. Быть может, уже поздно. Глаза Хельги, не мигая, смотрят на него, сканируя, показывая и рассказывая. Большой брат знает все: от убыстренного пульса до мыслей. Он знает всего лишь, как замедлить преследования; знает, как взломать систему стандартного «робота-подружки»; как вскрыть, выпотрошить и уничтожить компромат; как надурить системы наблюдения. Не зря он зовет себя богом, не зря он зовет себя видящим. Хватая нож с тумбочки, он слышит лишь жестяное и жестокое «Что ты делаешь?». Системная фраза. Конструкт конструктора: внутри нее одна лишь отвратительная промасленная дрянь. Он режет без сожалений о красивой оболочке, резким дежурным вспарывая ее до механического дна. На него теплым прощающим потоком льется кровь. Хельга — человеческая женщина, и она, кажется, любила его. Он вытирает нож и идет искать по дому камеры наблюдения. Самое время их уничтожить. Его никто не преследует, потому что он сам — робот. Что-то в своей жизни крупно перепутавший.