Слабость великана

       Осень в этом году выдалась прохладной, заставив перенести тренировки со школьного стадиона в спортзал. Скрипели кроссовки, скулили мячи, слышалось то ровное, то сбитое дыхание, всем знакомые имена, а иногда и ругань. Как и погода, настроение у баскетболистов «Йосен» сложно было назвать солнечным, а это порождало лень и полное нежелание бегать туда-сюда и без конца забрасывать мячи в корзину. Подобное разгильдяйство не осталось без внимания тренера и после того, как угрозы не дали никакого результата, пришлось заменить их правильной мотивацией. Парни разделились на команды и стали играть друг против друга, победителям обещали освобождение на остаток дня, а проигравшим — удвоенную нагрузку. Эффект превзошёл все ожидания, даже вечные лентяи, как Атсуши, взялись за дело с особым рвением, желая как можно быстрее отделаться и пойти хандрить домой. Атсуши беспощадно громил соперников, с мощью дикого зверя прорывал оборону и как всегда безупречно защищал своё кольцо, оправдывая звание игрока Поколения чудес. Его сила и талант даже в таком вялом настроении вдохновляли товарищей по команде, особенно одного из них.        Химуро каждую свободную секунду поглядывал на Мурасакибару, такого сурового, серьёзного и упрямого, довольно устрашающего на вид. Даже беспрестанное поедание сладостей не делало его хоть капельку милее. Именно таким видели его все, холодным и мрачным. Только с Татсуей он вёл себя совершенно иначе, ему одному показал свою более хрупкую и тревожную сторону, едва они начали встречаться. Часто смущался с поводом и без, становился неуклюжим и рассеянным, нервничал и отводил глаза в сторону, едва стоило возникнуть неловкой романтической ситуации. В такие моменты Атсуши полагал, что стать краснее и глупее он уже просто не сможет, и думал так до тех пор, пока не пришла пора физической близости.        Он стал ужасно бояться секса, никак не мог взять себя в руки, стоило только партнёру раздеться, терялся и переставал контролировать себя. Даже вся сладость очередной бурной ночи почему-то не могла полностью компенсировать дискомфорт, возникший до неё. Мурасакибара не говорил об этом, тем более как о проблеме, старался вообще не затрагивать подобные темы. Поэтому Химуро только умилялся очаровательному поведению и сосредотачивался на получении удовольствия, которое требовал всё чаще.        С каждым месяцем отношения между парнями крепли, становились сильнее и прочнее, открывали новые грани и показывали ранее сокрытые черты характера юношей. Со стороны Татсуи обнажилась некоторая властность и проявлении инициативы в тех вещах, о которых Атсуши и думать было стыдно, он не боялся экспериментировать и старался внести разнообразие в отношения. Более того, Химуро любил внимание к своей персоне, относился к себе довольно трепетно, от чего не переставал выпрашивать ласку, внимание и сподвигать партнёра чаще проводить время вдвоём. Никто из парней не признавался вслух, но самыми прекрасными они считали утра после секса, те недолгие минуты, когда сонный Мурасакибара ещё не успевал застыдиться и понять, что лежит под одним одеялом с товарищем по команде, который, в свою очередь, прижимается к его широкой груди и игриво водит по ней пальцем. Татсуя испытывал жажду его внимания, потребность проводить с ним каждую свободную минуту и считал, что это взаимно. Так и было. Но одна вещь, которая заставляла то и дело отказываться от встречи, боясь, что она перерастёт в сладострастную игру, не давала Атсуши покоя, не позволяла вести себя искренне. А Химуро, слишком увлечённый и окрылённый любовью, не замечал этого.        Деревья совсем облысели, аллеи и парки превратились в скудные галереи серых и коричневых красок, сливающихся с мокрым асфальтом и серым небом. Но это нисколько не умоляло очарования природы и её тонкой, едва уловимой романтической атмосферы, когда парочки шли, держась за руки, покупали большой кофе, который медленно пили всю дорогу вместе и сидели на скамейках, разделив длинный шарф на двоих. Такие пленяющие моменты Химуро особенно ценил и старался поймать каждый из них не только сердцем, но и камерой телефона. Атсуши ненавидел объективы, но надеялся, что хотя бы фотографиями сможет возместить то, что сам дать пока не в силах. А Татсуя, совершенно забыв обо всём мире, сохранял снимок за снимком, где мог запечатлеть себя с любимым. Его было мало. Он стал самым сильным наркотиком, новой дозы которого хотелось без остановки.        Каждый раз возвращаясь домой, Химуро первым делом кидался к компьютеру, чтобы сохранить все снимки на жёсткий и виртуальный диски, на флешку, а некоторые даже распечатывал, добавляя в толстый альбом. Химуро хотел иметь возможность смотреть на Мурасакибару всегда, любоваться его улыбкой или тем, как он уплетает за обе щёки сладости, будто хомячок. Изображений в папках становилось всё больше, их сортировали по тематикам или временам года, а самые чувственные и любимые хранились в «Избранном». Одно лишь огорчало — Атсуши старался не смотреть на камеру или попадался не с самой довольной мордашкой, да и статичные фотографии не проигрываются подобно видео.        Идея записать Атсуши на камеру начала зарождаться довольно давно, но что-то каждый раз останавливало, срывалось или забывалось. Сейчас же создалось впечатление, что настал идеальный момент. Побарабанив пальцами по столу, Татсуя тщательно подумал о том, стоит ли вообще делать подобное не обсудив, Мурасакибара может рассердиться или обидеться на такую выходку. Стоило как-то деликатно подвести его к съёмкам, тонко намекнуть, но так, чтобы отказаться он не мог. Нехотя Химуро отметил, что поступить собирается довольно бесчестно, но эту мысль быстро вытеснили воспоминания о том, что Атсуши сам клялся пойти на всё ради своего любимого и единственного партнёра. В конце концов, совсем маленькая видеокамера уже несколько недель пылилась на полке, не в силах себя реализовать. Пришла пора менять это ради общего блага.        Заснуть в ту ночь не давало волнение. Татсуя долго ворочался, всё думая о том, не эгоистично ли поступает, не слишком ли это откровенно для Мурасакибары, да и хочет ли он вообще, чтобы Химуро смотрел на него беспрестанно, пусть даже на видео. С другой стороны, возражений добрый великан не высказывал и всегда шёл на уступки, иногда не сразу и что-то просил взамен, но всё равно делал так, как Химуро просил. Он проснулся вслед за тусклым солнцем. Во сне удалось побороть все тревоги и теперь уже парень волновался от радостного предвкушения. Он наспех умылся, быстро перекусил, схватил с полки камеру и, надев на себя первое, что попалось под руку, помчался в ближайший магазин.        Татсуя сам не заметил, как быстро добрался до нужного дома и уже энергично стучал в дверь, едва скрывая свой благоговейный трепет. Послышались ленивые неспешные шаги, доносилось ворчание. Атсуши только-только встал с кровати, не успел ещё ни умыться, ни одеться, поэтому встречал раненого гостя в одних полосатых семейниках. — Химуро? Ты чего тут делаешь… так рано? — Просто проходил мимо, вот и подумал, почему бы не зайти к тебе. Да и замёрз немного, не отказался бы от чая, — как бы невзначай добавил Химуро, чуть передёрнувшись для честности. Затем он будто вспомнил, что принёс угощения и демонстративно потряс пакетом. Сонный и пока ещё не так шустро соображающий Мурасакибара, медленно смотрящий то на друга, то на его ношу, вызывал на губах улыбку.        В небольшой уютной квартире Татсуя чувствовал себя как дома, свободно и легко. Без стеснений сняв пальто, он прошёл в кухню, провожая взглядом мелкий мусор, вроде упаковок из-под чипсов и обёрток, валяющихся там и тут. Сел за стол, поудобнее устроившись на стуле, и попросил Атсуши чашечку горячего чая, а сам принялся выкладывать на стол печенье, конфеты, желе, йогурты, изюм в шоколаде, глазурь и ещё много чего. Хозяин квартиры вскоре подтянулся. Учитывая, что лохматые волосы не стали причёсаны, а новой одежды на теле не прибавилось, родилось предположение, что он просто задремал в коридоре. Поставив чайник кипятиться, Атсуши принялся рыскать на полках в поисках пары чистых кружек, торопливо собрал мусор в одну большую кучку, достал сахарницу, сел как можно ближе к Химуро и принялся его осматривать. Его чёрные глаза искрились радостью, на лице не увядала улыбка, говорил он чуть громче и чуть быстрее, чем обычно, и весь светился. — Случилось что-то хорошее? — утаскивая чипсы, поинтересовался Мурасакибара. — Ещё нет, но я уверен, что скоро случится, — раздался ответ с долькой игривой интриги.        Не понадобилось высокого уровня IQ, чтобы догадаться, к чему же Химуро крайне деликатно и ласково клонит. Вопреки молчаливости и скромности, он имел привычку вносить разнообразие в свою половую жизнь, пробовать новые позы, обстановки, декорации и всё, что хоть немного могло разукрасить привычность. За спокойствием и мыслями «о великом» скрывался настоящий суккуб. Вот только он соблазнял не какую-нибудь шикарную красотку с пятым размером груди, а здоровенного крепкого парня, которому всегда позволял быть сверху. В его сильных руках, способных нежно обнимать, ласково гладить волосы или вжимать в кровать, лишая возможности двигаться, Татсуя чувствовал себя в безопасности, позволял себе становиться слабым и хрупким. Поэтому желания хоть раз попробовать себя в активной роли у него никогда не появлялось.        Если Химуро чётко знал, чего, как и в каких количествах хочет, его партнёру в этом плане приходилось тяжелее. Первые отношения давались с трудом, многие вопросы оставались без ответов, было не ясно, как и на что реагировать, как поступать в той или иной ситуации. Даже простые прогулки и неумелые поцелуи, с которых всё начиналось, порой умудрялись поставить в тупик и заставляли действовать по наитию. А Татсуя ловко и бархатно перешагивал с одной ступени отношений на другую, увлекая за собой Атсуши и он не всегда успевал понять, что сделан очередной шаг.        Больше всего поражался тому, как легко, просто и бездумно удалось согласиться на первый секс. Такой спонтанный, неожиданный, на который не намекало совершенно ничего и принёсший совершенно невероятное наслаждение. Тогда существовала только неистовая страсть, дикое желание завладеть чужим телом, отметить каждый его миллиметр засосами и царапинами. Не имели значения обычаи, принципы, правила и стеснения. Только влечение. Только трепет и сбивающееся дыхание. Негромкие стоны и крепкие объятия. Наутро у Химуро всё болело, он долго лежал на кровати беспомощным котёнком и Мурасакибара выполнял каждую его просьбу, но оба ощущали себя по-настоящему счастливыми, нисколько не сомневаясь, что поступили правильно.        Прошло немного времени, прежде чем Атсуши понял, что мог сделать что-то не так, мог причинить вред своему партнёру из-за неопытности и отсутствия даже малейших теоретических знаний. Побоялся возможности навредить Татсуе, оттолкнуть его или того хуже, ведь в ту ночь, сдерживая голос, он кусал губы до крови, от боли, краткой, но сильной, вцеплялся когтями в крепкую спину. В следующий раз Атсуши пытался контролировать себя, действовать не столько телом, сколько разумом, но не смог, всё опять повторилось. И следующая попытка, и после неё. Тогда стало действительно страшно.        Напившись горячего чая, парни завязали разговор о том и о другом. Химуро понемногу отогрелся, снял пушистый серый свитер, бегло проверил рукой камеру в кармане брюк и продолжил ненавязчивую беседу. Чуть погодя, когда обстановка стала ещё более невинной и дружелюбной, потянул вырез футболки, добавил, что теперь стало жарко. Мурасакибара не разделял это мнение, продолжая сидеть в трусах, но над другом сжалился и позволил стащить мороженое из морозилки, но только одно.        Из всего изобилия Татсуя выбрал фиолетовое, со вкусом черники. Сел почти вплотную к Атсуши. Медленно снял шуршащую обёртку и приступил к попытке соблазнения, ничуть не сомневаясь в эффективности выбранного способа. Обхватил губами верхушку мороженого, чуть пососал его, вбирая сладкий сок и оставляя ледышку немного бледнее. Затем Химуро провёл языком от нижней части до верхней, медленно и смачно, проскользил обратно вниз и снова вверх, пару раз лизнул макушку. Надкусил, снова пустил в ход язык. Напоследок взял оружие совращения в рот, насколько мог. В голову ударил мороз, но отступать сейчас было нельзя. Подтаивая, мороженое стекало по уголкам рта и пальцам, заставляя слизывать тонкие лиловые струйки.        Оторвать заворожённый, немного напряжённый взгляд от этого зрелища Атсуши не мог. Внизу что-то ёкнуло. Сердце забилось чуть чаще от смятения и контрастных эмоций. Внутри созревало желание, жажда чужого тепла. Хотелось опрокинуть стол, повалить пакостного соблазнителя на пол и вогнать в него член резко и жёстко, услаждая слух его криками, чувствовать, как беспомощно он бьётся в руках. Снова эта звериная сущность пыталась вырваться на свободу, взять контроль, заставить поступать так, как совсем не хотелось. Атсуши пытался бороться с ней, но каждый раз глядя на Химуро понимал, что уже проиграл, что не сможет сдержать себя. Единственный выход, оттолкнуть его, ради его же безопасности. — Жаль, что оно такое маленькое, надолго не хватает, — доев мороженое, продолжал заигрывать Химуро, совсем не понимая, что сейчас творится в чужой душе. — И оно не может охладить там, где нужно. — Хватит! — ударив широкой ладонью по столу, рявкнул Мурасакибара. Он чувствовал, как кровь притекает в один очень щепетильный и требовательный орган, становившийся твёрже, требующий немедленного внимания. — А? О чём ты? — Татсуя растерялся и более того немного испугался, вжал голову в плечи. Он никак не ожидал подобной реакции, думал, что всё делает правильно и довольно аккуратно. — Думаешь, я поверю, что ты пришёл ко мне рано утром в воскресенье просто, чтобы чаи гонять? Ты ведь хочешь заняться сексом, да? — А-а ты нет? — Хочу, правда хочу, но, — говорить длинные красивые фразы, идущие от самого сердца, Атсуши никогда не умел. Он никогда не собирался кому-то на что-то жаловаться или откровенничать с кем бы то ни было, справедливо считал себя достаточно сильным, чтобы справиться со всем без чужой помощи. Если появлялось что-то, доставляющее дискомфорт, просто избавлялся от этого, не задумываясь уходил. Но сейчас не мог. Химуро стал не просто любовником, а недостающей половинкой, которую каждый человек так трепетно ищет. Для него удовлетворение законных мужских потребностей является важным пунктом, и он никогда не жаловался на то, чего Мурасакибара так боялся. Когда маленькая ладошка легла на его огромную руку, он понял, что хочет сохранить отношения и ради них готов работать над собой, готов признаться в своей слабости, в том, что он вовсе не такой огромный и всесильный великан, каким хочет казаться. — Я намного крупнее тебя… Каждый раз, когда мы занимаемся сексом, я делаю тебе больно, совсем не могу контролировать тебя… Поэтому и не хочу делать это снова.        Щёки Татсуи залились краской, а дыхание замерло на вдохе. Он никогда бы не подумал, что Атсуши может в чём-то винить себя. Полагал, что сам сделал что-то не так, вёл себя слишком эгоистично или требовал слишком много. А оказалось, что Атсуши просто переживает, волнуется за своего партнёра. Будто грозный медведь кадьяк проникся нежностью к маленькому дикому волчонку. Хочет оберегать и заботиться о нём, но понимает, что лишь раз несоизмерив силы поранит его. Химуро сжал пальцы на чужой ладони. Недолго смотрел в сторону, но скоро решился встретиться взглядом с встревоженными фиолетовыми глазами. — Тебе совсем не нужно держать себя в руках. Да, ты больше и иногда мне бывает неудобно, но… Это такая ерунда. Ты такой огромный и рядом с тобой я совсем не боюсь быть маленьким и слабым. Поэтому, пожалуйста, не нужно издеваться над собой, не нужно сдерживать себя. К тому же, ты становишься таким честным и открытым, я не хочу терять это… Я так старался тебя возбудить, но если ты скажешь мне уйти, я уйду. — Нет… Хочу, чтобы ты остался, — Мурасакибара вскочил на ноги, взял Татсую за запястье и притянул к себе, стискивая в крепких объятиях. Говорил чуть сдавленно, но честно. — Хочу заняться с тобой сексом! И не нужно больше возвращаться к этому разговору!.. Просто давай займёмся сексом! Как раньше! — К-конечно…        Пытаясь как можно быстрее отойти от некоторого шока и растерянности, Химуро возвращался в свой привычный ритм. Глубоко вдохнул и вспомнил, зачем вообще затеял эту сложную миссию, давшую неожиданный результат. Провёл пальцами от рельефного живота Атсуши вниз до члена, твёрдого и выступающего через свободную ткань. Атсуши слегка дрогнул, опасаясь, что всё-таки перегнёт палку и завтра Татсуя не сможет подняться с постели. Однако Химуро не думал об этом сейчас, старался доказать, что совсем не боится мощи своего избранника. Обхватил его широкое запястье и в темпе вальса повёл в спальню. Закрыл дверь, будто защищаясь от свидетелей, незаметно кинул камеру на дальний край кровати и только тогда соизволил сосредоточиться на Мурасакибаре. Обнял его вокруг шеи, наклонил ближе к себе, поцеловал, приподнимаясь на носочках. Ответ последовал моментально — Атсуши взял Химуро за поясницу, потёр её ладонями, пытаясь расслабить, углубил поцелуй. Как-то неосознанно направил руки ниже, к самой привлекательной части чужого тела. Сжал ягодицы Химуро, ослабил хватку, а затем опять сжал немного сильнее. Чувствовал, как он подался вперёд, выгибаясь в спине. Закрыл глаза. Шумно выдохнул и слегка закусил губу.        Воздух становился горячее. Тела трепетали. Мысли поспешно исчезали. Их вытесняли многочисленные эмоции, которым в одном только маленьком сердце стало слишком тесно. Всё казалось таким тяжёлым и лёгким, простым и сложным одновременно, но кое-что оставалось неизменно — любовь и жажда быть вместе. Атсуши небрежно толкнул Химуро на кровать, навис над ним. Сливаясь в новом поцелуе, расстегнул пряжку на ремне, стал стягивать брюки. Юноши чувствовали, как по ним растекается возбуждение, как оно захватывает разумы в свой плен, набрасывается, будто не прирученные волны на песчаный берег и нет возможности бороться. Татсуя сдавленно пискнул, когда почувствовал щекочущие прикосновения на животе, а потом и ниже. Шумно выдохнул через рот. Не с первой попытки попросил передать инициативу в его руки, хотел извиниться и очень постараться для Атсуши, чтобы в следующий раз он мог расслабиться целиком и полностью.        Баскетболисты поменялись позициями, теперь Химуро сидел на животе Мурасакибары, стараясь не слишком на него давить. Наклонился к мощной шее, лизнул её, слушая сдавленный, едва различимый полустон, доносившийся через стиснутые зубы. Мягко сжал зубки на мочке, ища на простыне камеру. Атсуши томно смотрел на то, как свет играет на роскошном теле, как перекатываются мышцы при каждом движении, вдыхал мягкий запах пота и тёмных волос. Поймав момент, опустил широкую ладонь между лопатками Химуро, лизнул его в губы, поцеловал. Постепенно углублял поцелуй, проникая языком в чужой рот, случайно задел нёба. Но милая реакция и лёгкое дрожание дали повод повторить случайность. Щёки пылали стыдливым румянцем, не было сил оторваться. И всё же Мурасакибара поддался смущению, отвернулся и зажмурился, что-то негромко произнеся, кажется, просил прощение.        Татсуя не растерялся, снова взял камеру, включил её и начал съёмку. В первую очередь запечатлел живот и различающиеся на нём кубики пресса, поднялся к широкой груди, плечам, сильным рукам, рассыпавшимся по подушке сиреневым волосам и под конец навёл объектив на раскрасневшееся лицо. Почему-то Химуро не мог перестать улыбаться. Он не считал себя какой-то важной персоной, никогда не хотел стать центром чьей-то вселенной, но просто будучи самим собой, сумел сделать и то, и другое. Для одного-единственного человека, но этого было уже намного больше, чем просто достаточно. И мир Химуро стал вращаться вокруг кого-то, кроме него самого. Именно поэтому он хотел как можно больше себя отдавать Атсуши, именно поэтому мечтал видеть его всегда. — Ты такой сосредоточенный. Не мог бы ты улыбнуться для меня? — негромко попросил Татсуя, смотря через камеру. Мурасакибара осторожно открыл глаза и искоса посмотрел на неё. Скорчил недовольную гримасу. — Что ты делаешь? — Я хочу видеть тебя всегда, даже когда тебя нет рядом. Хочу, чтобы воспоминания о тебе хранились не только в моём сердце, но и в сердце моего компьютера, чтобы я мог в любой момент увидеть твою улыбку.        Снова отведя взгляд в сторону, Атсуши уронил руку на красное лицо. Ни за что на свете, ни под каким предлогом, ни для кого он не сделал бы подобного. Это было по-детски и слишком по-взрослому. Запахи, звуки, цвета и чувства делались в разы ярче, намного интереснее и волшебнее, чем всегда. Атсуши сообразил, что в этот раз ему не просто хочется завладеть кем-то, ему хочется подарить дорогому человеку всю свою нежность и заботу, которые копились долгие годы. Если Химуро сможет чувствовать радость всякий раз, когда просто пересматривает видео, Мурасакибара был готов подарить ему это возможность, пусть не понимал её. Уголки его губ медленно и чуть напряжённо стали приподниматься сначала в наигранной, а после в откровенной и честной улыбке. Теперь великан не испытывал своей прежней слабости, не чувствовал страха и стал смотреть в объектив с прежним смущением, но так же умиротворением.        Одну ладонь Атсуши опустил на бедро партнёра, второй стал ласкать его грудь. Камера задрожала в руках, но снимать не переставала. Становилось жарко, действительно жарко, и не только коже, а всем внутренностям, особенно сердцу. Атсуши взял Химуро за подбородок и чуть потянул на себя, призывая встать на четвереньки. Снял бельё, небрежно кинул его на пол, позволяя записать этот процесс, от чего и самому инициатору идеи стало неловко. Свободной дрожащей рукой он стал ласкать член Мурасакибары, вызывая у него благоговейный трепет и сдержанное постанывание. Затем наклонился к груди, одарил её поцелуем, чувствуя, как Атсуши играется с его шелковистыми чёрными волосами, сжал их в пальцах и чуть потянул, требуя продолжения.        Второй раз просить или намекать не пришлось, Татсуя и сам был готов взорваться от кипящих и бушующих внутри страстей, надеялся излить их как можно скорее. К чему, откровенно говоря, был близок. Он глубоко вдохнул, освобождая разум и пытаясь придумать, как всё организовать, не выпуская камеру. Атсуши принял бразды правления в свои руки — осторожно взял Химуро за бёдра, немного царапал их и сжимал. Приподнял его и потихоньку насадил на свой член. Сердце снова замерло в тот миг, когда в тело проникло нечто такое огромное, твёрдое и горячее. Казалось, что внутренности плавятся, а душа заживо сгорает вместе с сердцем. Химуро вскинул голову и громко простонал, выгибаясь в спине и сжимая пальцы. Сейчас его совсем не волновало, что удалось записать. Хотелось больше, намного жестче и сильнее, как раньше.        Утро наступило быстро, но очень деликатно, без крика будильника, который должен был напомнить об учёбе, и без соответствующей этому спешки. Юноши умиротворённо лежали в постели, обнимаясь. Химуро жался к груди Атсуши, чувствовал его пальцы на своей пояснице и слышал, как он что-то негромко шепнул, а затем поцеловал в лоб. Больше не было волнения и страха перед неизбежным, приятным и очень нужным. Создавалось впечатление, что дальше вся жизнь будет идти гладко и ровно, а каждое пробуждение будет именно таким. — Ты такой сосредоточенный. Не мог бы улыбнуться для меня?        Химуро нехотя открыл глаза и посмотрел, чем Мурасакибара занят в такой важный момент — неумело держал крошечную камеру, пытаясь записать, как мило просыпается Химуро. Он прижался щекой к Атсуши, нежно улыбнулся и, кажется, даже мурлыкнул. С такой самоотдачей он заботился о Химуро, уважал и исполнял всего его капризы, с каждым днём любя его всё сильнее. Одарив Атсуши робким поцелуем, Татсуя лёг на его грудь и выключил камеру.