Себастьян, кто такой Джеймс?

Сильные, мозолистые, но чуткие пальцы осторожно касались нейлоновых струн, перебирая их бережно, словно лаская, и в ответ на эту ласку по комнате поплыла незатейливая мелодия. Гитара не представляла собой ничего особенного — простая дека, дешевое дерево, заводская, небрежно оборванная наклейка. Себастьян схватил ее в одном из огромных безликих гипермаркетов, подчинившись какому-то неведомому случайному порыву. Так она узнала, что Себастьян умеет играть. Он играл от случая к случаю, редко. Слишком редко, чтобы это стало привычкой. Достаточно часто, чтобы каждый раз приносил удовольствие. Он играл, но никогда не пел. Изредка беззвучно шевелил губами, не выпуская слов, а она их, разумеется, не знала, поэтому могла лишь присесть неподалеку и мурлыкать в тон мелодии. Она не просила спеть вслух. Не спрашивала названия. Чуяла, что это относится к списку не задаваемых вопросов. Себастьян, как называется эта песня? Себастьян, сколько еще песен ты знаешь? Себастьян, где ты так научился управляться с охотничьим ножом? Себастьян, зачем тебе пистолет в доме? Себастьян, почему ты никогда из него не стреляешь? И, пожалуй, самый главный вопрос: Себастьян, кто такой Джеймс? Она была умна, поэтому не только не задавала ненужных вопросов, но и усиленно делала вид, что не видит, не догадывается, не хочет знать. Она не находила тяжелой холодной Беретты. Она не видела старой потрепанной фотографии, с которой вполоборота смотрел мужчина, от чьего взгляда холодной волной спускались мурашки под кожей. Она не просыпалась ночь за ночью от загнанно повторяемого раз за разом имени. Так молятся. Так умоляют вернуться тех, кто не вернется уже никогда. И все это лишь для того, чтобы Себастьян не исчез однажды так же в никуда, как однажды из ниоткуда появился, на своей старой, видавшей множество дорог и ремонтов Тойоте. Лишь бы он остался. Какой угодно. Непонятный. Интригующий. Пугающий. Остался. Играл на гитаре. Гладил кошку. Курил, глядя на закат со старой рассохшейся веранды своими спокойными, безмятежными как утреннее море, чуть прищуренными глазами бессмертного, уставшего от потерь божества. Мелодия давно перестала звучать. Гитара грустно звякнула натянутыми струнами и обиженно загудела, резонируя. Он смотрел на нее. Прямо в глаза, спокойно и уверенно, чуть улыбаясь самыми краешками губ. А ей чудилось, что она видит на дне его зрачков старую, потрепанную по краям и перечеркнутую линиями сгибов фотографию, и того, кто на ней изображен. Джеймса.