Шрамы

Они лежат рядом после второго раунда горячего, ни с чем не сравнимого секса. В комнате пахнет потом и сигаретами, но ни один из них не обращает на это внимания. Гинтоки бездумно смотрит в потолок, закинув руки за голову. Он одет только наполовину и не стесняется этого, если вообще замечает. Хиджиката расправляет одежду, впопыхах сброшенную на пол, и складывает её на стул, но видя, что собрался слишком быстро, тушит сигарету и ложится обратно на ещё не застеленную кровать рядом со своим партнёром. – Эй, – голос хрипит, и он кашляет перед тем, как продолжить, – ты скоро собираешься уходить? Комната в паршивом мотеле забронирована на всю ночь, но они никогда не остаются до утра. – Гин-сан никуда не торопится... – ответ нарочно растягивает, показывая безразличие. Показывая ровно то, что хочет выставить наружу. И Хиджиката ложится головой на его согнутую руку – он слишком умиротворён, чтобы всерьёз спорить. По животу Гинтоки пробегают мурашки. Он переводит взгляд с потолка на лежащего рядом человека, смотрит устало и будто без интереса. – Где ты получил этот шрам? – Гинтоки жмёт пальцем на белёсый росчерк на его животе. Хиджиката отвечает не сразу. – Освобождали заложников, дело было в больнице. Паршивое задание попалось. Он снова долго молчит, и Гинтоки переспрашивает: – Ну, и как? – Сого резанул меня сразу после. Метил в живот, но я увернулся. – Не-ет, – тянет Гинтоки. – Что «нет»? – Если бы ты увернулся, следов бы не осталось. А так Оогуши-кун попался, и не должен говорить, что это не так. – Я не спал тогда больше суток! – Оправдываешься, уже второй раз, – ухмыляется Гинтоки. Хиджиката щурится в его сторону, потом садится и тянется за пачкой сигарет. Вспомнив, что зажигалка осталась в кармане пиджака, он порывается встать, но Гинтоки дёргает его за руку и тянет к себе. – Здесь есть спички. Он вкладывает в ладонь Хиджикаты неизвестно откуда взявшийся коробок, и двумя секундами позже шипящая вспышка озаряет сосредоточенное лицо. Кажется, будто Гинтоки что-то неразборчиво шепчет, но губы его не двигаются, а мутный взгляд снова устремлён в потолок. Хиджиката слишком долго смотрит на него, и пламя начинает жечь пальцы. Спичка крохотной кометой летит на пол и сразу же гаснет. Хиджиката шипит и трясёт обожжённой ладонью. – Неудивительно, что ты попался собственному помощнику, такой неуклюжий, – снова дразнит его партнёр. Нарывается, думает Хиджиката. – На себя посмотри! Их бессмысленный и весьма мирный спор продолжается, а Хиджиката невольно следует собственному совету и рассматривает его полуголое тело. Множество шрамов рассекают грудь, живот и спину Гинтоки. Иногда невольно, иногда нарочно Хиджиката лично оставляет на его теле следы своими ногтями и зубами, но не решается, да и не видит причины спросить об остальных, непреходящих. Призраки прошлого стоят за плечами Гинтоки плотными рядами, отражаются в его глазах, когда он смотрит будто бы в пустоту и болезненно морщится. И самый невинный из этих призраков куда страшнее самого тёмного из кошмаров. Хиджиката многое отдал бы, чтобы отскоблить эти воспоминания из тёмных закоулков его памяти, но это невозможно. Поэтому он делает лучшее из того, что в его силах – держится на расстоянии, но при этом всегда рядом. Они не так часто видятся, чтобы не ценить эти встречи и свои давние и странные отношения. Будучи слишком похожими друг на друга, эти двое понимают куда больше, чем хотели бы. И когда-нибудь Хиджиката спросит. Когда Гинтоки сам захочет этого – если такое вообще произойдёт. Важные вопросы нередко лучше оставлять при себе, поэтому сейчас он ограничивается простым: – Пойдёшь со мной в душ? С того места, где он сейчас сидит, шрамы почти неразличимы, только серебряные волосы блестят на подушке. Хиджиката докуривает сигарету, встаёт с кровати и смотрит – чуть напряжённо, вопросительно. Только тогда, продолжая бездумно смотреть в потолок, Гинтоки задумчиво кивает. Чёрные тени за его плечами отступают, когда на бесцветном лице загорается хитрая ухмылка. – А потом сходим поесть. Только я кошелёк дома забыл. Окончательно сбросив одежду, Гинтоки идёт в душ и оглядывается в дверях. На спине его несколько глубоких, давно заживших рубцов, заметных даже в полумраке, а на лице выражение чистого недоумения. – Эй, ты завис? Сам же предложил! Хиджиката трясёт головой, усилием воли прогоняя лишние мысли, и следует за ним из тёмной комнаты в залитый светом душ. Там, под струями горячей воды и его уверенными пальцами, Хиджиката понимает: тело Гинтоки лишено всех изъянов. Там его шрамы становятся просто белыми следами на теле.