Путь

Джон Лайдон (Джонни Роттен) о погибшем Джоне Саймоне Ричи (Сиде Вишесе). Записи сохранились на кассете, но так и не были опубликованы в СМИ.

      «Сида я знал с четырнадцати. Мы учились в одном колледже. Сидни был моей полной противоположностью. Тогда из-за ебучего заболевания я многое потерял. Это касается не только отвратительного зрения и постоянных провалов в памяти. Я говорю об уверенности в себе. Я замкнулся от мира. Ещё бесили шумные компании. Собственно, меня в них никто и не звал... А я ведь был... тихим и послушным студентом. Поверите? Блять, обычный лузер из обоссанного колледжа! Верите, нет?       ...У меня периодически случались припадки. Я часто терял сознание, забывал какие-то важные вещи, даты, события. Может, по этой же причине меня сторонились другие студенты. Я был... странным. Определённо. Эта странность пугала. Люди не любят других. А больных... тем более не любят.       ...Саймон Беверли (как потом выяснилось, это его ненастоящее имя) был самым шумным и весёлым из всех тех, кто учился в колледже. Он желал свободы и независимости. Наверное, это и заинтересовало меня в нём. И... Вишес тогда тоже что-то нашёл во мне. Он был довольно популярен в колледже, но общался больше всего именно со мной, с ходячей неприятностью. С лузером! Понимаете, променял девчонок на больного рыжего лузера!..       Незаметно мы стали лучшими друзьями. И больше никогда не расставались.       ...Сидни каждый раз приходил на учёбу в новой одежде, но стиль при этом не менялся. Один день он мог прийти с зелёными волосами и в рваной майке, на следующий же день его волосы имели ярко-красный оттенок, а на шее болтался ошейник с шипами. Знаете, периодически он совершал мелкие проделки в колледже, в подворотнях разрисовывал стены и срывал шильдики с капотов дорогих машин.       Поначалу я считал его действия редкостной бессмыслицей и тупостью, но потом... сам же, блять, и втянулся во всё это! Нам обоим хотелось свободы и перемен. Мы таким образом протестовали.       Сид на тот момент разошёлся с матерью и жил у меня. О боже, целыми ночами мы творили всевозможную хуйню! Мой друг в свои шестнадцать уже умел курить и напиваться. Как взрослый. Честно говоря, тогда я очень завидовал ему и хотел скорее научиться проделывать то же самое. Даже нет, хотел делать это во много раз круче!       Сид рисовал на моих руках татухи. Тогда у нас не было сраных денег, чтобы позволить себе салон, поэтому приходилось использовать обычные иголки и чернила. Рисовал Сидни красиво, особенно животных. Помню... на моём плече долгое время красовалась рыжая лисица с огромными клыками. Вишес резал мою одежду и заставлял ходить в рваных рубашках и брюках. Он показал другую жизнь. И я полюбил эту жизнь.       ...На мой шестнадцатый день рождения Беверли притащил дрянной пиджак с помойки и назвал это подарком. Ахуенный подарок, самый лучший подарок, о котором я и мечтать не мог! На пиджаке было огромное количество карманчиков и замков, на плечах имелись погоны, а на спине остались пятна засохшей крови. Странная, конечно, ебанина, но с «новым» пиджаком я не расставался и теперь всегда ходил только в нём. Сид смеялся и называл меня Deadman. Странное прозвище. Со смертью связано. А я ведь не верю в смерть.       ...Мне исполнилось девятнадцать, а ему — восемнадцать. Мы были молоды, и улицы Лондона принадлежали нам. Мы чувствовали себя королями! Сид не старел. Чем старше он становился, тем громче становились и его протесты. Такие... забавные протесты.       Мой друг мечтал стать музыкантом. Он неплохо пел и знал пару аккордов. Я хотел, чтобы его мечта... нет, на тот момент наша мечта, осуществилась. Но Сиду нелегко давалась бас-гитара. Он был безнадёжен. Хотя я всегда поддерживал его. Ведь Сидни — мой лучший друг.       ...Мы были счастливы... тогда. Но каждый ёбаный день я чувствовал, как мы отдаляемся друг от друга. У нас был один путь, но мы разминулись. Я всегда отличался целеустремлённостью и стремился добиться большего, быть выше. Изначально это заложено во мне. Сид же никогда не стремился к чему-то. Он жил сегодняшним днём.       Но какое достоинство было у Вишеса? Чего в нём особенного? Мне часто задают этот тупой вопрос журналисты из второсортных изданий. Блять, он, понимаете, был самым добрым, сочувствующим, живым и настоящим! Сид жил в ужасной семье, но при этом вырос прекрасным человеком! Лучшим человеком! Я очень любил его!..       ...Вишес умер совсем молодым. В его смерть я всё ещё не могу поверить. Конечно, Сид был бестолковым музыкантом, но у него имелись и другие таланты. Например, он неплохой оратор. Иной раз вспоминаю наши первые концерты и понимаю, что это Беве... Сид заводил толпу, а не я. Понимаете, в Вишесе была какая-то таинственная сила. Он буквально заряжал толпу своей бешенной энергией! Он отдавал всего себя людям. Он их вдохновлял. И для этого не нужна музыка, не нужна гитара. Нужен только сам Сид.       ...И, знаете, сейчас я всё чаще думаю о том, а кем бы я был, если бы не встретил Сидни в том самом колледже? Наверное, остался бы задохликом в красивом костюме. Хотя о чём это я? Я ведь до сих пор хуев задохлик в костюме! Но, возможно, тогда я смог бы стать каким-нибудь профессором и получил бы учёную степень.       Однако я выбрал другой путь. Мы выбрали этот путь. Со мной сейчас нет друга, но я продолжаю идти, потому что знаю, что ждёт меня. Я ничего не боюсь.       ...Не хочу говорить о смерти Вишеса. Мне хочется верить, что он жив. Я не имею никакого права осуждать его. Наркотики... многие подыхают от них. А мой друг просто глупец!..       ...Я никого не виню в смерти Сида. Возможно, только себя. Моя трагедия заключается в том, что он умер, а я не помог ему остаться в живых. Я виню себя, потому что не помог ему. Сколько бы мы ещё тогда успели сделать!       Но... я уверен, Вишес продолжает свой путь там, на небесах. Мы вместе выбрали наш путь. И поклялись, что вместе дойдём до конца!»