Перекуем мечи на орала

Давным-давно у кроганов были фермеры. Должны были быть, рассуждая логически: Рекс знает это. Очень долго, до того, как саларианцы искусственно возвысили их цивилизацию, кроганы не могли импортировать еду с других планет. И хотя кроганы предпочитают мясо — когда могут его достать, — в таком случае примитивные кроганы скорее стали бы пожирать друг друга, а не питаться злобными, шипастыми и зачастую ядовитыми животными их родного мира; к тому же, не стоит забывать, что для поддержания своего жадного метаболизма кроганам требуется очень много еды. Нет, на каком-то этапе у них определенно должны были быть фермеры, пусть даже их было не очень много — но достаточно, чтобы обеспечивать народ пищей. Другое дело, что теперь Бакара хочет снова превратить их в фермеров. Это просто невозможно — это совершенно безумное предложение. Когда Рекс сообщает ей об этом, Бакара окидывает его взглядом — будто он только что сморозил глупость. (Не так уж много существ в галактике могут смотреть на него таким образом. Она — одна из них.) — Это не предложение, Рекс, — говорит она. — Это всего лишь здравый смысл. Мы привыкли импортировать еду и платить за нее деньгами, которые получаем за работу наемников. Если мы ничего не выращиваем сами — это единственное, что мы можем делать. Он смотрит на нее в ответ: — Пока что это работало. — Да. До того, как Жнецы опустошили галактику и уничтожили почти все колонии, которые продавали продукты по достаточно низким ценам. Сейчас еда стоит недешево, но у нас есть ресурсы, чтобы выращивать свою собственную. Почва Тучанки оставалась невозделанной так долго, что теперь она сможет поддерживать растения, если за ними правильно ухаживать. А каклиозавров когда-то выращивали на мясо, не только как ездовых животных — и это делали мы, а не саларианские ученые. Она наклоняется вперед, уперев руки в бедра, и пригвождает его к месту одним из тех редких взглядов, которые способны усмирить вождя клана: взгляд шамана, прозрачно-алый блеск чистого граната, ярче крови, сосредоточенный и уверенный. (Вождя клана выбирают за то, что он готов каждый день встречаться со смертью ради своего клана. Шамана выбирают за то, что он — или она — уже прошел через смерть и вышел по другую сторону. Урднот Бакара из клана женщин — и вождь, и шаман, и Рекс не вполне уверен, что ему с этим делать.) — Будет не так-то легко убедить воинов обменять танки на тракторы, — замечает он. — Да запросто. — Бакара откидывается назад, кольца на ее капюшоне покачиваются от движения. — Запрети им размножаться, пока они не будут производить достаточно еды. Он неловко ерзает на месте: — Теперь, когда генофага больше нет, они не станут... — Если они не поддержат это предложение — поддержат женщины. Рекс, мы видели слишком много детей, умирающих до рождения. И теперь мы не собираемся рожать их только для того, чтобы увидеть, как они умирают от голода в первый же год. А если у нас будет миллиард детей, тогда как мы можем прокормить разве что десятую их часть — случится именно это. — Она наклоняет голову, почетные кольца на капюшоне слегка позвякивают. — Мы — женщины, я имею в виду — всегда растили детей, так что мы знаем, сколько они едят. — Она поднимает голову, глядя мимо него, на солнце в дымном небе Тучанки. Свет окутывает ее фигуру, выразительную и внушительную, как и подобает истинному крогану, несмотря на ее долгую болезнь. В прорези капюшона он видит блеск ее глаз, видит, как свет играет на ее янтарной коже. — И кроме того. Кроганы всегда были бойцами, но не всегда покидали для этого родной мир. Позови их обратно — пусть сражаются за Тучанку. Рекс знает, что это будет нелегко. Генофаг серьезно повлиял на образ мыслей кроганов: дерись с чем угодно, совокупляйся, пока есть возможность, не думай о будущем. Фермер должен выбирать свои битвы и всегда, всегда думать о завтрашнем дне. Современные кроганы презирают фермеров именно по этой причине. Но Бакара права: когда-то, в далеком прошлом, кроганы возделывали землю — на маленьких грядках и огромных полях. И когда-то были кроганские художники и алхимики, кроганские архитекторы, врачи, ткачи и кожевенники, кузнецы и пастухи каклиозавров — даже кроганские философы. Когда-то у них было множество ролей. Когда-то они считали, что могут быть не только вышибалами и пушечным мясом для галактики, зарабатывая кредиты одной только войной и спуская эти кредиты на других планетах, растрачивая свое достоинство. Не то чтобы он не знал этого, конечно. Но когда ты умеешь драться настолько хорошо — об этом легко забыть. Глаза Урднот Бакары — цвета алой зари, и они помнят. — Ну хорошо, — ворчливо соглашается Рекс — и по тому, как Бакара устраивается на своем месте, он понимает: она знает, что выиграла. Но она не торжествует; ей этого не нужно. (Ее слава не померкнет, пока жив кроганский народ. Спустя десять тысяч лет, возможно, ее будут почитать как богиню — ту, что вернула на Тучанку плодородие и изобилие, во многих смыслах. Ей не нужно торжествовать — так же, как это никогда больше не понадобится Шепарду.) — Нам понадобятся специалисты, — говорит она. — Мы тысячи лет ничего не выращивали, поэтому нам понадобятся специалисты. Туриане, люди и асари слишком заняты, восстанавливая свои миры, так что... — Мы не позволим, чтобы нас учили салариане, — предупреждает он. — Я знаю, Рекс. Я думала о кварианах. — Квариане! — он недоверчиво щурится. — Они же не... — Они заболевают, если на них неосторожно посмотреть. Да. Большинство квариан не протянет на Тучанке и десяти минут без защиты. Но они выращивали всю свою пищу много столетий — и у них даже планеты не было — так что, думаю, они неплохо представляют, как выращивать еду в сложных условиях. Конечно, у них декстроаминокислоты, но технологии несложно приспособить. И они понесли куда меньше потерь, чем другие расы, и с их родным миром ничего не случилось, так что они не настолько заняты восстановлением, как остальные. — Она улыбается — едва различимо под капюшоном: — А одна из их адмиралов весьма ценит тебя, насколько я понимаю. Они помогут, если мы попросим как следует. — Неплохая идея, — медленно произносит Рекс. — А насчет этого запрета на размножение, пока мы не начнем производить еду... Ее губы изгибаются. — Нежелание добавлять к военным потерям еще и смерти от голода, ты хочешь сказать? — Называй это как угодно. Это касается... и нас тоже? Она смеется — низким, сильным смехом; этот звук неким образом напоминает ему о Калросс. — Я достоверно знаю, что немало женщин хотели бы заняться размножением с тобой, Урднот Рекс, что бы я ни решила. Он смотрит на нее — она сидит на краю балкона, и за ее спиной разворачивается вся панорама разрушенного древнего города, усеянная там и тут последними свободно растущими растениями Тучанки. Когда-то были времена, когда кроганам не нужно было завозить еду с асарийских, человеческих, саларианских и батарианских колоний. Были времена, когда они ели пищу, выращенную на земле Тучанки; вымершие растения и растения, которые существуют теперь только на мирах-колониях, и те немногие растения, которые все еще цепляются за жизнь на обломках разрушенной экосистемы планеты — и животные, стада животных, которых только недавно возродили из окаменевших останков. Были времена, когда они полагались только на себя, делали свои собственные инструменты, выращивали свою собственную пищу, жили и процветали, не зная стыда, на планете, где ничто не давалось легко. Были времена, когда они были свободным народом, а не чужими инструментами, не чужими варренами на поводке. Были времена, когда они умели гордиться не только количеством убийств, совершенных в составе чужого наемничьего отряда, или количеством своих мертвецов, погибших в чужой войне, или количеством способных к размножению женщин, с которыми удалось переспать. Когда-то были времена. Он почти что забыл, что эти времена существовали. Он знает, что большинство молодых кроганов — а сейчас почти все кроганы моложе его — знают об истории своего народа до искусственного возвышения еще меньше. Но в глазах Бакары он видит этот мир — видит так ясно, как только возможно, отчетливо и непоколебимо, пусть даже ее тело еще слабо от того, что с ней сделали. Она — шаман, вождь клана и женщина, и, в отличие от него, она не покидала свой родной мир на столетия, но всегда оставалась здесь, и она видит. И рядом с ней он тоже способен увидеть. — Да, — медленно кивает Рекс. — Но можешь поверить, они не попадают в список моих приоритетов. Она не отвечает, ограничившись низким, протяжным смешком, и вкладывает свою покрытую шрамами ладонь в его руку.