Последний воин мертвого корабля

Ветер треплет обрывки парусов дрейфующего корабля и создается впечатление, что Санни дышит. Надрывно, со свистящими нотками. Дышит, как в последний раз, хотя уже давно и не нужно. Лишь для одного поскрипывают его половицы и уцелевшие снасти. И призрачное сердце бьется в безмолвной агонии - один удар за живого и бесконечное множество за мертвых. Первым, как не больно это осознавать, ушел трусишка-канонир. Всходил на борт осторожно, с опаской. А вот уходил в последний раз настоящим морским волком. "Бесстрашный" - выла команда, неся на плечах его гроб. Заколоченный, неприметный, накрытый флагом Мугивар, где бойко улыбается череп в соломенной шляпе. Им даже взглянуть на своего друга в последний раз нельзя. Усоппу всегда доставалось, доставалось далеко не слабо, оставляя на теле множественные раны и травмы, но в этот раз... В этот раз трусишка закрыл собой бессознательных девушек и маленького корабельного доктора, который уже и дышал через силу. Закрыл, без тени сомнения, прекрасно понимая, что в последний раз... Брук помнит, как нашел четверых своих накама. Троих живых. Одного мертвого. Брук сразу почувствовал это, ведь знал ее костлявое лицо, как свое. Йо-хо-хо-хо...? Брук слишком хорошо помнит, как практически сразу за ним появились Санджи и Френки. Как плотник тряхнул его за плечо, пытаясь вывести из оцепенения. Как сам он на мгновение замер, ошалело мазнув по родным лицам, и бросился к лежащим накама... Повар был уже там, трясущимися руками проверяя пульс у некогда прекрасных меллорин и маленького олененка. Они тоже были обожжены, Усоппу просто не хватило ширины закрыть их всех, но выглядели они все равно несравнимо лучше, чем почти черный их спаситель... У Нами сожжены волосы, длиной теперь почти как тогда, когда Брук впервые увидел ее. Шея, левое плечо, на котором она позже обновит татуировку. Но это будет позже, много позже, а пока красная вереница обожженной кожи тянулась к груди, и проступала несколькими островками на ногах. Робин, напротив, практически без ожогов, зато вся в крови. Красный цветок закрывал почти всю грудь. Сомнений нет - Нами бросилась к подруге, закрыв ее собой. Рядом лежал и тихо выл Чоппер... Он все видел, он все расскажет накама, когда вновь обретет способность говорить, а тогда его аккуратно поднял на руки Зоро, унося в укрытие вслед за остальными. Брук даже не заметил, как в этом месте, посреди пылающей битвы собралась вся его команда, не досчитавшись одного... Луффи, дрожа уже непонятно отчего больше: усталости, ярости или боли - не телесной, хотя ему досталось не меньше - душевной, раздирающей, снимающей мясо с костей, брел прямиком в пылающий ад. Он отомстил, отомстил так, что сотрясались и небо, и земля. И по правую руку от него воздавал Зоро. Он только убедился, что остальные в безопасности, оставив их под защитой Санджи, а сам ушел за капитаном. Ушел, так и не проронив ни слова. А Брук все держал и держал своего мертвого накама, не находя в себе силы опустить его. Возможно, из-за пережитого шока, возможно, из-за невозможности принять леденящий душу факт. Брук сидел и убаюкивал храброго воина, как ребенка, и никто из рядом сидящих не смел прервать его колыбельную. Усопп спит. Его просто потом положат в гроб и зароют в землю на крутом утесе, чтобы он всегда мог видеть море. А на другом конце земли Кая вдруг услышит обрывок его истории, резко обернувшись к теперь уже навеки опустевшему окну. Но это тоже будет потом, а пока были трое накама на волосок от гибели, двое уже давно не мальчиков - мужчин, которые собирали и бережно хранили утекающие сквозь пальцы жизни, и старый скелет, поющий самую страшную колыбельную в своей жизни. Зоро и Луффи вернутся под вечер, ведя за собой целую бригаду врачей. Только тогда Санжи позволит себе упасть без сознания, а Брук перестанет прижимать бездыханное тело накама... Он помнит, ему больше ничего не остается делать, как помнить. Помнить, как суровый мечник зажал рукою рот своему капитану, не позволяя разорвать канву хрупкого мира. Музыкант услышал его крик позже, когда сторожил вход в комнату Мугивары. Луффи кричал, выл и, по звукам, крушил все, что попадало под руку, как тогда выстояли стены - старый скелет до сих пор не может понять, но привести Мугивару в порядок смог опять-таки только Зоро. И только перед похоронами. Брук уже так долго бродит по этой палубе, что готов поклясться, что знает ее наизусть. Поэтому неожиданно оскальзываясь, он моментально теряет равновесие и падает. Старые кости трещат и вторят им доски корабля. А виной прерванного монотонного хода стала пожелтевшая страница. Страница из книги Робин, которую она читала прямо перед... Перед своей кончиной. Брук как в первый раз чувствует всю горечь этого слова, а из пустых глазниц до сих пор текут слезы. Горькие, злые слезы с налетом торжества и пылью превосходства. Робин умерла на том проклятом острове, где их капитан обрел титул "Короля пиратов". Рафтель. Остров побед и новых путей. Остров с проклятой землей, омытой кровавыми слезами. Остров, где жил воинственный народец, который не заслуживает даже определения "люди". Нет, не люди - страшные твари с мутными глазами, длинными тонкими пальцами, непонятно в каком месте переходящими в длинные острые когти. Оставшиеся здесь тени, неупокоенные души, команда даже спустя много лет не смогла осознать - чем они были. И первой, кто их увидела, оказалась Робин... Как только нос корабля коснулся черного песка Рафтеля, все члены команды спрыгнули стройным рядом. Эйфория. Брук помнит, как пальцы летали по струнам, напевая легкую и веселую мелодию, которая потом превратилась в похоронный вой. Но это было потом, пока они все ловили лучи призрачного солнца, укрытого за молочной дымкой. Робин тогда с застенчивой улыбкой и горящими глазами попросила разрешения на поиск Рио Понеглифа. А получив, лучезарно улыбнулась и скрылась за ближайшей скалой. Такой ее потом и запомнили. Не поломанной, застывшей навеки, а именно такой - живой и удивительно счастливой. Брук помнит, что эйфория настолько опьянила разумы, что никто тогда даже не сообразил пойти с ней. Уже много после ни один из членов команды не вышел из этого тумана победителем. Робин нашла Рио Понеглиф. Вот только рассказать его историю не успела. Брук вновь, сквозь время, явно видит, в каком состоянии были ее ноги. Она скинула свои аккуратные туфли на высоком каблуке, чтобы успеть добежать. Ей надо было успеть. Любой ценой. Предупредить. Спасти всех, кого еще можно спасти. Брук своими глазами потом видел протяженный кровавый путь от того самого, удаленного и молчаливо-величественного Понеглифа. Мелкие осколки черных скал, заменявшие тут почву, постарались на славу... Они в едином порыве вскинули голову, когда на утесе вороньим крылом взметнулись ее волосы. Она кричала, на этот раз прекрасно понимая, что это ее грань. Брук до сих пор слышит ее голос. Она призывала сплотиться и быть аккуратными. Она благодарила. Она. Она... Она упала с этой высокой скалы, а все стояли, как вкопанные, не в силах поверить в реальность происходящего. Миг, когда время, скакнув, замерло, разрушил Луффи, возобновляя привычный ход. Капитан поймал девушку в полете и как можно более бережно передал Френки. Дальше подтянулся и Чоппер, начав колдовать над археологом. Брук краем глаза видел, что капитан уже бросился на появившихся тварей. Зоро и Санджи шли за ним, как всегда отставая всего на полшага. И то, только из-за безграничного уважения. Нами в тот раз стояла рядом с Бруком. Нами пыталась не плакать. Она даже почти не дрожала, превращая туман из проблемы в преимущество. Брук стоял рядом, боясь оглянуться, потому что чувствовал старыми костями приближение такой же костлявой. Она дышала в затылок ему, но забирала таких родных и близких. Он по сей день слышит, как Робин хрипела что-то ласковое своему возлюбленному, а он плакал, почти неслышно. Он успеет еще разреветься в полный голос после того, как ее тонкая рука коснется черной каменистой трухи проклятого острова. А пока он шептал что-то в ответ. Быстро, но отчетливо, пытаясь... А Чоппер вдруг встал плечом к плечу к Нами и Бруку. Навигатор не позволила себе попрощаться с ней. Для Нами археолог больше, чем накама. Для Нами Робин... Она не смогла никогда больше вернуться в их комнату. Запретила заходить туда и другим, опечатав ее как только можно. Она единственная, кто не взглянул на тело археолога. Для нее она жива. Брук сменяет Зоро, который сидел с навигатором до этого, чтобы тот тоже успел попрощаться. Они уплыли с того острова практически сразу, не оглядываясь. Твари имели странную особенность - они выходили с определенной периодичностью. Старый музыкант гладил Нами по отросшим волосам и пел странные, на грани дикости, песни. Эти переливы и сейчас аккомпанируют ему. Тогда их поток прервал олененок, глядя на Брука такими огромными, полными ужаса глазами, что старый скелет понял - этот остров забрал гораздо больше, чем дал. Он оставил Чоппера с Нами, спускаясь вниз. В солдатских доках почти вся команда. В солдатских доках воздух можно было резать ножом. В солдатских доках стоял заплаканный мастер, создатель удивительного корабля, который смог достичь проклятого острова, а на его огромных руках лежала, одетая в белое платье, Робин. И Брук сразу понял. Френки непоколебим, он говорил что-то о том, что у него было две мечты. Одна сбылась, а второй уже не суждено сбыться вовек, но третьей, увы, не появиться. Его пытались остановить, отговорить, убедить, и только Брук молчал. Он понимал, что Френки со смертью уже повенчан. Зоро пришлось отступить, когда капитана начало не просто колотить - он поменялся в лице и будто потерял человеческий облик. Старпом с коком тут же скрутили его, макнув перед этим в соленую воду, и Санджи утянул обессиленного капитана куда-то наверх, пряча свои собственные слезы. Зоро ничего не оставалось, как провести рукой по темным волосам и кивнуть плотнику. Он ушел наверх не оборачиваясь. Брук хотел что-то сказать, но вместо этого наигрывал мелодию, что часто играют на свадьбах, и смотрел. Смотрел как его друг, брат, накама осторожно забирался с Робин в Акулу. А потом сломя голову побежал наверх, во все горло крича ту самую песню... Он продолжал ее петь, даже когда разнесся небывалый взрыв, сотрясая и небо, и землю. Продолжал петь, а в его слезах плясали языки пламени. Двоих больше нет. Они стали командой короля пиратов. Вот только сам король лежал под пристальным наблюдением Чоппера, а команда отправлялась в море уже навсегда изменившейся. Безумство капитана становилось все более ощутимым, на его фоне даже Нами смотрелась жизнерадостной кокеткой, а все остальные взбалмошными весельчаками. Но на самом деле несколько недель корабль хранил гробовое молчание. Его разрывали только крики Луффи, заходящегося иногда такими приступами, что все невольно переглядывались, боясь, что вскоре потеряют еще одного. И в тот момент, когда Мугивара почти коснулся дна безумия, ситуацию спасла Нами. Она, будто прыгнув за ним, потащила его на поверхность. И безумие начало наконец-то потихоньку отступать, под лаской нежных и заботливых рук, так отчаянно пахнувших мандаринами. Не до конца, не быстро, не просто, но стало. Брук невесело смеется, поднимаясь на любимое место своего капитана. Он рассеянно гладит Санни по деревянной гриве, не находя в себе сил перестать. Память сжирает его. Памяти безразлично то, как сильно может болеть несуществующее сердце. Старый скелет помнит много чего, но отваживается рассказывать тишине лишь о своих мертвых друзьях. Он не решается вспоминать, как вся оставшаяся команда живет после черты невозврата. Как снова и снова они все балансировали, чувствуя, как ширится внутри черная дыра. Несколько лет. Мучительных. Музыкант вновь обходит до боли знакомые места. Ему просто надо набраться у них сил, чтобы допеть эту песню до конца. Он изредка видит их тени в местах, к которым они были наиболее привязаны, будто сама древесина впитала в себя их самих. Бруку больно об этом говорить, но их кок стал следующей жертвой этого необъятного моря. В тот день они вышли в совершенно незнакомую им ранее акваторию. Где напоролись на отъявленных головорезов. Бой кипел, Санни стонала, а Бруку все казалось, что он вновь чувствует свою подругу-беду. Старый скелет настойчиво отгонял эти страшные видения, но что-то явно было совсем не так. Вроде бы бесконечная гладь без единого намека на опасность, но Нами явно не просто так вглядывалась вдаль, совершенно не заботясь о кипящем рядом сражении. Брук не сразу заметил, что капитан тоже остановился на полпути как вкопанный. Старому скелету сложно в этом признаться, но Луффи так и не смог до конца оправиться. Его состояние... пугало, заставляя все внутри холодеть. В такие моменты Зоро с Нами уводили его в медблок, где маленький олененок смешивал разные травы. Капитан тогда будто исчезал на пару дней. Будто бы и никогда не было отчаянного короля пиратов. Бруку и самому как будто уже тоже становилось все равно, что каждый взмах сабли противника может стать для него последним. Музыкант слишком часто оказывался живым там, где оканчивали свое путешествие самые родные люди. Будто старуха с косой видит в его костлявом лице свое, признавая как равного. Музыкант не сразу осознал, что происходит. Что время не остановилось, а все так же шло вперед. Что враги все также нападали, не теряя азарта и не давая передышек. Что теперь уже три члена команды стояли, как вкопанные. Что... смерть стояла теперь рука об руку с ним, указывая своим костлявым пальцем на блондина... Брук так и не может себе простить это промедление, ведь если бы он тогда не остановился... Все изменилось в одночасье: Санни резко качнуло в сторону, и бока ее затрещали, будто воя от нестерпимой боли, когда они сели на рифовую отмель. Много времени после этого не потребовалось, чтобы избавиться от всех врагов. Они сами отступали, будто это и было всегда их единственной целью. А последние вскользь бросили: "Добро пожаловать в Олл Блю". Так исполнилась мечта самого лучшего повара. Вот только ему так и не суждено было насладиться этим. Негласно Зоро встал на защиту капитана, отбиваясь от бОльшей части нападавших. Маленький доктор остался рядом со скелетом, а Санджи... Луффи будто тоже, как Брук, видел костлявую, больше никак его движения нельзя было объяснить. Он моментально оказался около ничего не понимающего блондина и отпихнул того, вопя, что больше он накама этой стерве не отдаст. Вот только просчитался. Санни была покорежена, доски кое-где вздымались хищным хребтом, и на такой деревянный клык и напоролся боевой кок. Им всем просто не хватило пары мгновений. Им просто не хватило сил и понимания. Их просто уже не хватило. Они даже много лет спустя понимали это, но принять так и не смогли. Брук помнит. Брук вновь воскрешает в себе тот отчаянный крик, ворох голосов, вой. И вновь маленький доктор был уже не в силах что-либо сделать. Он лишь оттаскивал, по приказу Зоро, двух абсолютно невменяемых накама. Рамблбол позволял. Брук видел, как в олененке тоже что-то ломалось, на этот раз уже безвозвратно... Так дико. Брук наблюдал. Он смотрел, как мечник легко подхватил еще живого повара и со всех ног бросился ко внутреннему морю. Тому самому Олл Блю, в который никто не верил, кроме горстки сумасшедших, во главе которых стоял голубоглазый блондин. Зоро спешил. Он нес своего заклятого друга, и старый скелет слышал каждое его слово. "Завитушка" "Дурная башка" "Герой-любовник" "Да живи ты уже!... Всем ветрам на зло... Ты посмотри!... Вот оно!... Вот оно, Санджи!... Открой глаза олух, ты так долго искал его!... Мы искали его... Санджи... Мне-то оно зачем... Друг..." Музыкант молчал. Он уже знал, что все бесполезно. Зоро упал на колени, и рука повара соскользнула в Олл Блю. И кровь его смывали легкие волны всемирного моря. Кровь, что уже не толкало замершее сердце, а мечник все продолжал звать и говорить со своим другом. Он, наверное, сам того не осознавая, баюкал остывающее тело, продолжая как молитву говорить слова... Но повар его уже не слышал. Брук даже не знает, понял ли, осознал голубоглазый блондин то, что самая заветная мечта его сбылась? Брука до сих пор мучает этот вопрос. Музыкант пошел за Зоро только на закате. Он сел рядом на край рифа, чувствуя, что силы его покидают. Эта отмель полностью скрыта водами морей, но Брук знал, что тут не закончится его путь. Он проклят, проклят видеть, как уходят близкие. Он впервые видел, как мечник плакал, и от этого бросало в дрожь. Зоро всегда был сильным, но и он уже не в силах выдержать этого. Брук не тревожил. Ему нечего было сказать. Он просто начал петь, настолько громко, чтобы заглушить вой, доносящийся с корабля, и рваные рыдания Зоро. Музыкант лишь краем сознания улавливал то, что молчит сейчас только Санджи, и эта мысль заставляет до сих пор душу старого скелета рваться на части. Они все выстроились на палубе. Лица мертвенно белые. Они все сейчас так похожи на Брука, что у того сводило челюсть. Санджи был одет в свой лучший костюм, а на лице застыла легкая улыбка. Будто он спал, совершенно неудачно подшутив над своей командой. Но это страшная ложь... Брук это знал. Он хотел взять на себя смелость, но Зоро опередил его, беря тело своего друга на руки, и унес его на нижнюю палубу. Все следовали за ним. Как тени, держа в нетвердых руках свечи. Тут нет земли, чтобы похоронить их друга. Вместо этого мечник уложил тело Санджи в мини Мери, и каждый нашел место своей свече рядом с ним. Первой не выдержала Нами, она закрыла рот рукой, чтобы не потревожить кока своими всхлипами. Ее трясло так, будто флаг в дикий шторм, но она мужественно стояла на ногах. Брук хотел бы помочь ей, вот только у самого сил держаться почти не было. Ему еще предстояло сыграть свою роль в прощании. Зоро отправил мини Мери в ее последнее плавание с их бесценным накама. Маленькая лодочка плыла ровно и тихо, почти не создавая волн. И вот уже вся команда вышла вновь на палубу, а Брук пытался считать до ста, разминая окаменевшие пальцы. Примерно на сорока трех, их капитан начал кричать, что все это шутка, что Санджи просто не мог погибнуть, что он защитил его, увел от Смерти. Он пытался дотянуться до Мери, но его скрутили Зоро и Чоппер. Браслет из кайросеки щелкнул примерно на семидесяти шести. Больше Луффи ничего не мог сделать, лишь лежать и выть о том, что все совершают страшную ошибку. Зоро и Чоппер же возвратили свои взоры к лодочке. На восьмидесяти девяти Нами тоже была не в силах сдерживать рыдания, но девушка продолжала упрямо стоять на ногах, хоть и цепляясь за перила. На девяносто пяти Брук вскинул руку с пистолетом, в котором ровно один патрон с зажигательной смесью. На ста он нажал на курок... Мини Мери вспыхнула ярко, бросая снопы искр к появляющимся звездам. Даже сейчас Бруку хочется верить, что в ту ночь зажглась еще одна, возвещая о том, что Санджи добрался до других накама. Им потребовалось время, чтобы кое-как залатать Санни и свалить оттуда. Как раз вовремя, ведь на хвосте сидели по одну сторону псы мирового правительства, а по другую пираты. Кажется, их даже кто-то защищал. Брук не мог тогда здраво оценить ситуацию, он просто вел Санни. Куда-нибудь. Хорошо было бы спастись, не самому, а тем, кто еще был способен дышать. Потому что на корабле тогда больше никто не способен был жить. Когда Зоро, практически не моргнув, забрал титул сильнейшего мечника, Санни находилась в таком плачевном состоянии, что было принято решение остановиться. Они высадились на неприметном, маленьком, почти необитаемом острове где-то так далеко, что новости до этих мест не доходят. Но мугивары все равно поселились на отшибе, спрятав Санни в маленькой бухточке. Брук с Чоппером и Зоро потом восстановили его практически полностью, но это было только после того, как добротный дом стоял около поляны, скрытый от лишних глаз лесным частоколом. Брук баюкает скрипку на своих руках. Он боится рассказывать дальше, ведь там... Там смерть заберет еще одного накама, окончательно доламывая остальных. Нами удивительно шла беременность. Казалось, всего пара месяцев, еще ничего не было заметно, а она неуловимо поменялась. Девушка ждала первенца Короля Пиратов, как молитву повторяя Луффи, что все будет хорошо. Он держался только на ее любви и помощи накама, неусыпно дежуривших рядом с ним. Но Мугиваре было плохо. Мугивару уже нельзя было спасти, поэтому они по крохе собирали надежду, пытаясь хоть немного продлить ИХ Луффи. Но безумие жадно брало свое. Шаг вперед и три назад. И весь этот шаткий мир держался на Зоро. Когда Луффи сжег все карты Нами, в том числе и мировую, говоря, что теперь у них снова есть цель и они могут все начать сначала, вся команда поняла, что это край. Нами тогда даже не смогла ничего сказать или сделать. Она просто сидела, глядя как жадное пламя поглощает дело всей ее жизни. Она сама практически подошла к грани помешательства, но ее вовремя встряхнули, напоминая, что ее жизнь принадлежала теперь не только ей. Но прошло совсем немного времени и Брук понял, что снова услышал дыхание смерти, видя как Луффи зачем-то вывел Зоро из дома, уводя его куда-то в лес. Старый скелет поймал за шкирку Чоппера, наказывая ждать в доме, и ринулся за накама. Он нагнал их на отвесном утесе, откуда открывался удивительный вид на бескрайнее море. Музыкант не мог оценить пейзаж по достоинству, прячась в подлеске и напряженно вслушиваясь в голоса друзей. Луффи был удивительно спокоен. Он смотрел на Зоро с понимающей улыбкой, но так твердо, что у скелета рвалась истрепанная душа. Его обнимала со спины Смерть, шепча беспрерывно: "смотри" "не мешай" "слушай" "запоминай" И Брук внимал ей, навсегда выцарапывая в сознании образы. Луффи говорил о том, что понимает, что с ним происходит. Понимает, что еще немного и он покалечит еще и их. Зоро пытался спорить, но осекся, продолжая слушать капитана. Луффи вырос, он стал бы чудесным мужчиной и отцом, если бы... Да и какая уже, к черту, разница. Луффи просил о смерти. Король Пиратов хотел умереть от руки лучшего мечника, своего друга, своего брата. Он хотел остаться в памяти улыбающимся сорвиголовой, а не агрессивным безумцем. Он чувствовал, что это последний просвет в его сознании и хотел умереть собой. А Брук до сих пор хочет пойти собрать сто тысяч душ, чтобы оплатить ими своих накама. Пусть рухнул бы этот мир, лишь бы остались живы самые близкие. Зоро молчал. Зоро понимал своего капитана, но не мог поднять руку. Зоро хотел умереть рядом с ним в бою. Зоро хотел спасти Луфии. Зоро хотел. Зоро. Брук видел, как крепко сжимал Зоро в объятиях Луффи. Не старпом своего капитана. Не лучший мечник Короля Пиратов. А именно Зоро. Именно Луффи. Скелет слышал, как сдавленно просил поторопиться Мугавара, потому что понимал, силы на исходе. Слышал, как последний раз клацнул замок на наручниках из кайросеки. А потом Луффи пропал из поля зрения, и послышался плеск воды. Старый скелет подбежал тогда к краю обрыва, видя, как по воде расходились круги, и схватил мечника за плечи. Но Зоро больше не было. Перед ним стояла пустая оболочка, которая шептала, что у Королей Пиратов нет могил. А потом лучший в мире мечник вывернулся из объятий, втыкая в землю свои клинки, и ушел. Брук до сих пор корит себя за то, что не смог помешать ему, не остановил, не пошел за ним. Ведь мечник исчез. Навсегда. Оставшиеся члены команды уже не узнают, что у Нами родился чудесный мальчик, до боли похожий на Луффи. Брук и сам его не видел, лишь читал письмо от Ноджико, к которой отвезли девушку сразу же после того, как мандариновое дерево обрело новый дом рядом с мечами Зоро. Навигатор ни о чем не спросила. Она была слишком умна, понимая все и без слов. Брук даже не знал, как звали мальчика, пока не обнаружил листовку с наградой за голову Монки Ди Роджера. Чоппер не узнал и этого. Маленький олененок просто не дожил. Бруку особенно тяжело говорить о нем, ведь его смерть была последней, которую видел Брук. Хотя... Это не столь важно. Важно то, что он не смог спасти его. Вырвать из крючковатых пальцев маленькое сердечко. Брук уверен, что он может плакать бесконечно, ведь у него нет глаз. А душа рвется без остановки, надсадно расходясь по швам и снова пытаясь залечить себя. Зачем? Может быть проклятье его фрукта. Но сегодня... Сегодня все не так, ведь утром с почтовой чайкой пришло письмо, которое Брук все не решается открыть. Примерно представляет что там, но никак не может решиться. Зато он находит в себе силы пройтись по всем каютам и любимым местам своей семьи. Там, где корабль запечатал их последние прикосновения и дыхание. Страшное осознание подкосило тогда их двоих. Как только Ред Лайн была преодолена, они наткнулись на поистине жуткое зрелище. К серому, безразличному небу вздымался белыми зубцами скелет, некогда огромного и сильного создания. Лабун... Имя до сих пор вяжет на языке, которого у него нет. А по останкам кита скакали несколько пиратов, что-то увлеченно выцарапывая на костях. Бруку не составило труда перебить тогда половину той команды, у второй выведав, что за жуть творится в этих морях. Оказалось, что его старый друг недолго прожил после их долгожданной встречи. Болезнь и раны взяли свое. Вот только среди пиратов появилось поверье, что если оставить на белых костях имя команды, это принесет удачу. Старый скелет до сих пор помнит тот звук, с которым останки его друга сошли с мели, ведомые Санни. А затем они долго вместе с Чоппером смотрели, как затихает море, навеки погребая под толщей изуродованные кости Лабуна. Олененок в последние дни их путешествия стал совсем молчалив и нелюдим. Он подолгу сидел на палубе Санни, уставившись невидящим взором в одну точку. Что бы старый скелет не делал, олененок совсем не реагировал. Они причалили к одному зимнему острову на Гранд Лайн, потому что управлять таким кораблем в одиночку было практически невозможно. Да и надо было пополнить запас провизии, ему она была не особо нужна, но вот Чоппер вряд ли смог бы долго продержаться. Как только они вошли в небольшую бухточку, Чоппер вдруг внезапно оживился, изъявив желание тоже сойти на берег. Скелет проклинает себя за ту радость, что поднялась из глубины его сердца. Он ненавидит себя за то, что не узнал как называется остров и не провел параллель. Он сыпет тысячью проклятий на себя за то, что недосмотрел... Западная часть острова полыхала, а над лесом разносился отчаянный зов олененка в самой его большой форме. А Брук молил все известные ему силы, чтобы дали возможность ему успеть. Как потом выяснил и понял скелет, малыш трансформировался, как только услышал, что много лет назад умерла доктор Куреха. Он не слышал и не видел ничего вокруг, поэтому... Поэтому жители стали яростно обороняться, крича что нужно убить монстра как можно скорее... И вот когда Брук вбежал на поле битвы, его последний оставшийся в живых друг кричал от боли. Весь в крови, а в опалинах шкуры виднелись страшные ожоги и раны. Старый скелет особо не церемонился, отбивая одичавшего друга от стаи воинственной толпы. Он плохо помнил, как ему удалось уйти оттуда, вытаскивая уменьшившегося Чоппера. Он нашел укрытие в стволе старого, огромного дерева, приспособленного для житья, но так давно заброшенного... Чоппер бредил, почти не приходя в сознание, говорил что-то о том, что сердца людей все-таки не изменились. Вспоминал о сакуре, своих старых учителях, оплакивая их кончину. Клял себя за то, что не смог сберечь накама. К утру олененок затих. А Брук был уверен, что его собственное сердце, которое призрачно билось о ребра, навсегда остановилось. И вот сейчас старый скелет бредет по палубе, держа в одной руке вскрытое письмо, а в другой зажженный факел, которым касается всего, до чего могут дотянуться яркие всполохи живого огня. Под ногами трещит палуба, а вокруг начинает бушевать голодное пламя. Санни трещит, а Брук выбрасывает факел, целясь в лохматую голову их Солнца, и достает скрипку, не выпуская из руки письма. Он играет. Он играет на скрипке колыбельную, подвывая дрожащим голосом знакомый мотив. Из его глаз струятся слезы, и в них вновь отражаются языки пламени, жадно вцепившиеся в нутро Санни. Вот только Брук видит совсем иное. Для Брука на этой палубе собрались восемь теней. Восемь великих людей своего времени, осуществивших свою мечту. Но для него они больше. Несказанно больше, чем легендарные мугивары. Они вновь ступают на палубу Санни, проходя насквозь пожар, который более не может им навредить. Они вновь прежние - сильные и смелые, с блестящими глазами и широкими улыбками. Они зовут его. А Брук поет, не щадя себя, пытаясь докричаться до самих небес. Огонь пляшет уже совсем близко, а друзья протягивают ему открытые ладони. Вот только они проходят насквозь, совершенно не оставляя прикосновений, и в этот момент Брук не выдерживает, срывая последний аккорд, и падает на палубу грудой костей. А рядом, подчиняясь бушующему пламени, чернеет то самое письмо, которое старый музыкант все не находил силы открыть. Всего пара строк ровным, каллиграфическим почерком. "Другу семьи, потерянному, но не забытому. Я долго сомневалась, стоит ли пытаться Вам написать. Ведь прошло уже столько лет… Но я не могла не выполнить последнюю волю своей любимой бабушки Нами, а потому сообщаю Вам эти печальные известия. Она умерла в кругу родных. В последнем вздохе, она просила прощения за то, что оказалась недостаточно сильной. Но бабушка почему-то была уверена, что уходит не последней. Поэтому просила Вас спеть для нее колыбельную. Она не уточняла, только улыбнулась, сказав, что Вы сами все поймете. А еще. А еще она сказала, что будет ждать Вас вместе со всеми. Простите, что все это пишу Вам в письме. Но надеюсь, что Вы найдете в этих строчках то, чего не могу понять я сама. С великим уважением, Монки Ди Лулу."