Солнечный блик

      Жизнь словно солнечный блик: как молниеносно проступает, также и гаснет. Юнги думает, что его блик вот-вот начнёт иссякать и растворяться в тёмной гуще этого мира. Долгими вечерами сидит и размышляет, какой он сделал вклад, чего добился и главное — правильно ли живёт? И каждый раз заходит в тупик. Ответа либо не видит, либо его не существует.        Юнги привык отдаваться работе, с головой уходить в документы и не замечает дни, возможности, что пролетают мимо него. Он пытался завести семью, обрёл любовь своей жизни, но, как позже выяснилось, любовь всей его жизни — это работа, офис и коллеги. Девушка ушла на второй план, а потом на третий, десятый, и вскоре он просто собрал свои вещи и молча ушёл первым, оставив после себя яичницу, которую ему всегда готовила она — девушка, которая была готова ждать.       Юнги уже три года живёт в гордом одиночестве в своей пустой квартире. Запах виски и ароматизированных свечек дурманит разум. Единственной отрадой остался Чимин — семнадцатилетний паренёк, живущий в квартире напротив. Весёлый, полный жизни подросток, который всегда был готов убирать квартиру Юнги по его зову. Взамен тот помогал Чимину с матаном. Мужчине нравится смотреть на хмуро-задумчивого парня, который вчитывается в задачу, или заваривать тому чай — зелёный с ромашкой, как любит Пак. Кроме него его никто не пьёт в этой квартире — Юнги специально для него купил. Не стал дарить, хотел под предлогом чаепития приглашать к себе почаще.       Вообще, их первая встреча произошла крайне неловко. Чимин стучался в квартиру нового соседа, но тогда Юнги не оказалось дома — его задержали на работе. И вот поднимается он на лифте, двери на автомате открываются, и перед уставшим Юнги встаёт такая картина: парень всё продолжает трезвонить, стучать в закрытую дверь. И тут же получает нагоняй. Тогда мужчина решил, что это был хулиган, но после выяснения всех обстоятельств они сблизились. Даже самый хмурый человек во всём мире, коим являлся Юнги, не устоял перед очарованием и харизмой юноши.       Чимин для Юнги стал словно последней надеждой, которая не даёт пасть на дно. Тихими вечерами или по выходным, озаряя жилище волка-одиночки своей улыбкой и заряжая воздух своей гиперактивностью, Чимин вваливался в дверь, отпирая ее своим ключом. Когда Юнги передавал ему связку, Чимин долго глядел на нее, а после спросил: "Это значит... Это значит, что я могу..." "Это значит, что ты можешь открыть дверь," — перебив его, с улыбкой ответил старший. После хлопка двери учебники грузной стопкой сваливались в угол коридора, пока парень разувался и рассказывал Юнги о том, как прошел его день, активно жестикулируя и мечтательно улыбаясь. Мин завороженно следил за его живой мимикой, за тем, как двигаются его губы, произнося слова и фразы, в которые Чимин вкладывал какой-то смысл — этот смысл доходил до Юнги только потом, когда он укладывался в холодную постель и прокручивал в голове их разговор. А пока он просто наблюдал за тем, как осторожно, но нервно, Пак разглаживает складки на своей футболке, тянет ниточки на драных джинсах, детскими ладошками проводит по своим рыжим волосам — и кольца иногда цепляются за них. Мин улавливает в этом всём какую-то особенную ауру — ни у кого нет столько энергии и столько изящества одновременно. И у самого Юнги нет ни энергии — хоть мало-мальской, ни изящества — он скорее похож на недвижимую старую черепаху, которая только и умеет, что жевать листья по старой схеме и медлительно втягивать голову, когда в жизнь пытаются ворваться перемены.       — Почему твои глаза такие грустные? — один раз задал Чимин вопрос.       — От компьютера устали, — соврал в ответ Юнги — не только Паку, но и себе.        Каждый раз списывает на нагрузку на работе, но в самом-то деле проблема не в этом. Он устал, но не от вечной пахоты, а от такой никчёмной жизни, в которую он сам себя и запер. Создал кучу ограничений, запретов. Потому он так держится за Чимина, ведь тот особенный. Легкий, занимающий всё пространство вокруг себя, согревающий всех, кто находится рядом, просто своей улыбкой и взглядом. Юнги надеется, что младший поможет ему освободится от этих оков, от самого себя. На какое-то время забыться, передохнуть. Юнги слепо ищет своё спасение в Чимине.

***

      В один весенний вечер Чимин задержался у Юнги. Матан не давался, оба были напряжены, было много недосказанности. Но старший не стал придавать этому много значения. Подростковые годы, они такие — нервные и неуправляемые.       Оставив парня наедине с собой, Юнги отправился за дополнительными учебниками, которые сохранились ещё с университета. Вернувшись, он удивился, ведь все книги и тетрадки были сложены, а Чимин сидел на столе с опущенной головой. Юнги стало крайне некомфортно, но, как ему показалось, таким образом юноша хотел показать своё расположение духа.       — На сегодня, как я понимаю, всё? — аккуратно спросил мужчина, кладя на полку то, что принёс, и потирая на переносице след от снятых очков.       — Нет, — твёрдо ответил Чимин и улыбнулся.       — Тогда зачем ты...       — С учёбой — всё. Я хотел поговорить с тобой, — перебивая старшего, он всё-таки слез со стола. Привычно расправил складки на футболке, потянув за край, убрал чёлку со лба и пытливо заглянул в глаза собеседнику.       — О чём же? — поинтересовался Юнги и присел в кресло.       — О многом... — протянул Чимин, борясь с собственной робостью и холодной непроницаемой стеной в глазах Юнги.       — Не говори загадками. — Мужчина начинал злиться, но хотел всё же узнать причину сего странного разговора.       — Я переживаю за тебя, — неловко начал Чимин. Он беспокоился за Юнги, за его душевное состояние, да даже за тот грустный взгляд. Чувствовал, что того что-то гложет.       — Ты должен учиться не лезть в чужие проблемы, а не матану. — Юнги опешил, поэтому на волне эмоций огрызнулся на слова заботы Чимина, встав с кресла.       — Тебе стоит расслабиться. Мы поможем друг другу снять стресс, — ответил спокойно Чимин, подходя к Юнги. Тот направил взгляд на небольшой домашний бар в шкафу.       — Нет... — мягко отвлек его Чимин, прикладывая свою ладонь к щеке Юнги, поворачивая его голову к себе.       Они молча смотрели друг другу в глаза, и Юнги догадывался о последующих действиях. Воздух стал невероятно вязким и без алкоголя, а где-то под ребрами что-то приятно защекотало не хуже стопки самого лучшего коньяка. По пухлым чиминовским губам почти незаметно пробежался его же язык, и Юнги закрыл глаза, отдаваясь воле случая, пока не почувствовал мягкое прикосновение на своих губах. Медленно и осторожно обвив руками талию Юнги, Чимин продолжал пробовать на вкус губы мужчины. Было заметно, как медленно старается дышать парень, чтобы не спугнуть и не пропустить ни единого мгновения. Мин в свою очередь растерялся, впервые в жизни... И опять задался вопросами: «А правильно ли всё это? А что, если...»       «Ничего. Ничего не случится, чёрт бы меня побрал. Ведь есть я и есть он, решение всех моих проблем. Гори оно синим пламенем» — запутавшиеся в голове мысли Юнги распутались в одно мгновение. Он забыл обо всём. Оторвав резко свои уста, Юнги уткнулся в объятия Чимина, крепко сжимая его футболку и крепко зажмуриваясь. Он хотел бы слиться с ним воедино, вместить всего Чимина с своё охладевшее сердце, втереть его в свою кожу, пока тот не побежит вместе с кровью по венам.       Чимин стал ловить момент и, нервно дыша в шею, раздевал Юнги. Казалось, что легкий страх и нетерпение витают вокруг обоих, лишь накаляя атмосферу. Мужчина в судорожной дрожи, но уже более опытными и твердыми движениями, стянул одежду и с Чимина. В конце концов, парень отстранил Юнги мягким движением ладони, взглянул в его глаза, как бы проверяя, всё ли в порядке, и направил того к дивану, на котором они уже не единожды весело проводили время — конечно, не так, как в этот раз. Мин подложил под свою голову одну из диванных подушек, и тогда Пак опустился сверху, слегка раздвинув коленом ноги Юнги. Их языки снова сплелись в поцелуе, куда более смелом, чем несколько секунд назад. Чим был благодарен, что его не оттолкнули, а потому старался быть не слишком напористым и сдерживать свою страсть, а руки Юнги как назло мягко оглаживали крепкую спину, будто приглашая продолжить начатое как можно скорее. Чимин отстранился и стал опускаться ниже, проводя трепетно языком по выпирающим острым ключицам и получая в ответ тихое "ах", покусывая и прихватывая губами белую и на удивление тонкую кожу шеи. Руки на его спине уже не просто поглаживали, а будто направляли, изящными пальцами пробегая по позвоночнику вниз. Тощее и болезненное тело хотелось согреть, окутать заботой. Чимин продолжал спускаться ниже, неторопливо проводя носом по груди, мягкому впалому животу и останавливаясь на уровне лобка. Легко подув на кожу внизу живота, Чимин едва заметно улыбнулся, умиляясь мгновенно проступившим мурашками и сжавшимся на его плечах пальцам. Казалось, Юнги не только выглядит хрупко, но и состоит из хрупких и изящных вещей — например, тазобедренные косточки, что грозились вот-вот порвать изнутри почти бумажную кожу, могли оказаться столь же тонкими, как и запястья их обладателя. Парень опустил взгляд и увидел напряженный член, к которому так настойчиво вели его руки Юнги. Он изучающе провел языком по крайней плоти, а после сразу же, понимая нетерпение Мина и соизмеряя его со своим, втянул губами всю головку, чем заставил Юнги охнуть и выгнуться, и стал медленно посасывать, стараясь не касаться зубами. Проводил языком по выступающим венкам, обдавал дыханием член и кожу вокруг: парень хотел принести своему партнёру как можно больше удовольствия. Юнги оценил, и это было понятно по не сдерживаемым тягучим стонам, закусыванию губы и по взгляду, который он не сводил с чиминовых губ и макушки, если та заслоняла обзор. Довести до разрядки оказалось нетрудно, хотя Чимин старался оттянуть этот чудесный момент, и уже после нескольких глубоких заглатываний и осторожного поглаживания сосков кончиками пальцев Юнги кончил себе на живот, изящно выгнув спину и заломив брови. Его рот безмолвно приоткрылся, а грудью он вобрал как можно больше воздуха, продлевая своё удовольствие и еще некоторое время не дыша. Наконец пошевелившись и выдохнув, мужчина еще какое-то время не открывал глаз, пока не почувствовал мокрое прикосновение к своим губам. Собрав пару непрозрачных капель с его живота, Чимин уже более уверенно затолкнул пальцы мужчине в рот. В свою очередь Юнги стал усердно вылизывать их, пока не отойдя от полученного невиданного ранее удовольствия, что растеклось по всем клеточкам его тела. Но вместе с наслаждением по всему телу мурашками пробежала юношеская страсть, коей не было у Мина со времен его студенчества. Почти впервые пробуя себя на вкус, возбуждая и без того готового Чимина, Юнги томно приоткрыл глаза, показывая, что он включился в его игру с головой и без остатка. Вскоре, выпустив изо рта чужие пальцы, он снова подался к Паку за поцелуем, но тот резко встал и, игриво улыбнувшись, вышел из комнаты, направившись в коридор к своему рюкзаку. В мыслях Юнги была пыльца легкой дрёмы, а на теле — еще не испарившийся запах тепла и Чимина. Подросток вернулся, торопливо вскрывая тюбик какой-то мази. Он занял место между худых ног мужчины, оставив мимолетный поцелуй на его белоснежной коленке, пока тот разводил их в стороны и подгибал к себе. Мин был зачарован. Он чувствовал лишь бешеное биение сердца и пот на лице, предательски стекающий к шее.       — Для меня это первый раз, но... я постараюсь быть нежным. Ты готов? — точно и тихо говорил Чимин, справляясь со своим сбившимся дыханием.        Получив в ответ кивок, он выдавил на кончики своих пальцев прозрачную холодную смазку и, выдохнув на нее пару раз, чтобы согрелась, аккуратно прикоснулся к Юнги там, где его не касался еще никто, а после, несильно надавив, проник внутрь, что заставило мужчину захныкать и сжаться. Это оказалось больнее, чем старший себе представлял, но Чимин зашевелился и приподнялся, прижался своей грудью к Юнги, стал собирать горячими губами капельки пота с лица в попытках успокоить. Рукой он постепенно ускорял темп, добавил третий палец. Юнги в какой-то момент забыл о боли и остановил движение, взглядом выпрашивая большего. Чимин улыбнулся вновь и, чмокнув мужчину в шею, вынул пальцы. Мин выдохнул и широко распахнул глаза, когда он стал входить. Размер не доставлял особого дискомфорта, но непривычное чувство наполненности будто выбивало воздух из легких, сердце — из ритма, а мозги — из головы. Последовал затяжной стон боли, смешанной с удовлетворением, и Юнги нахмурился, притягивая к себе испугавшегося Чимина. Заставив себя разжать челюсти, он тихо произнес: «Не останавливайся. Я хочу этого». И младший, очарованный и распалённый этой фразой, продолжил, входя до конца и приподнимаясь на вытянутых руках, чтобы лучше видеть, как извивается под ним хрупкое тело, как сходит с ума его преподаватель высшей математики, чувствовать, как у него самого захватывает дыхание от мокрых треугольников ресниц, белеющей от укусов нежно-розовой губы, взгляда из-под ресниц и взмокшей русой чёлки, прилипшей перьями ко лбу. Юнги так и походил на птицу, которую поймали в силки, но это было не мучением, а сладкой пыткой, от которой поджимались пальцы на ногах и сводило скулы. Чимин был напряжен от необычных для него ощущений. Он точно ни за что не поверил бы, если бы ему сказали, что он будет терять свою прилежно хранимую девственность вот так — с полной отдачей, с невероятным по своей красоте и манерам взрослым мужчиной, со звоном в голове и одной только мыслью — "как же потрясающе". Казалось, только сейчас мир представал перед ними во всех красках и оттенках, распахивал свои двери для новой и невероятной жизни, в которой нет огорчений и сложностей, а есть только — Юнги и Чимин.       Чимин обрёл уверенность в своих движениях, держа одной рукой плечо Юнги, чтобы тот не сбивал ритм своими ёрзаниями, а другой вцепившись в подлокотник дивана над головой мужчины. Парень постепенно набирал темп, ведомый подсказками тела под ним. Юнги тихо стонал и прерывисто дышал, вглядываясь в искаженное наслаждением лицо Чимина, еле заметно усмехаясь. Но после ещё нескольких мощных толчков уже и Юнги не мог сдерживаться. Он вцепился в плечи Пака и зажмурился, подмахивая бёдрами навстречу младшему. Прижал к себе, вгрызаясь зубами в чужие припухшие губы. Ритмично двигаясь, они не сдерживали стоны, наплевав на тонкие стены и противных соседей. Скрип дивана под двумя телами расплывался по всей квартире, мокрые шлёпающие звуки ласкали слух. И лишь свечки в комнате стояли смирно, верно служа и продолжая гореть. Парни были подобны этому огню. Их кожа покрывалась неизведанными ранее ощущениями и прикосновениями, и казалось, что она пылает от исходившего от них желания. Или тлеет и плавится, предчувствуя одно из ярчайших мгновений в жизни обоих.       Всё близилось к апогею, но Юнги всё прервал и, смотря уже «живыми» глазами, полными юношеского огня, заставил Чимина выйти. Он выбрался из-под его тела и опустился на четвереньки, слегка скользя влажными коленками по коже диванной обивки, а после взял в рот до предела разбухший член и тут же начал работать в ускоренном режиме, проводя до основания рукой. Чимин издал протяжный стон и втянул воздух сквозь зубы, проводя пальцами по чужим волосам и крепко цепляясь за них на затылке. Сдерживаться было трудно, и он толкался так глубоко, как позволяла глотка Мина и совесть Пака. Юнги подчинялся крепкой руке и периодически давился и пускал тонкую струйку слюны на собственные пальцы, не успевая сглатывать. Он убрал уже мокрую руку с члена Чимина и сжал ею свой, улавливая где-то на краешке сознания свою готовность кончить от одних этих вздохов и подросткового нетерпения. Когда движения стали еще быстрее, а пальцы на затылке сжались почти в кулак, горячая струя ударила прямо в глотку Юнги, и он, промычав вместо стона, еще раз излился, пачкая диван.       Оба купались в волнах удовольствия, забыв о реальности и поддавшись возможности расслабиться и передать кому-то то, что копилось долгие годы: не истраченную нежность, жгучую, но дремлющую до сегодняшнего дня страсть и ласку. Оба чувствовали подзабытую свободу. Сейчас их никто не держал, не контролировал: ни работа, ни школа, ни родители, ни собственные проблемы и рамки. Золотые клетки распахнулись, и стало совершенно очевидно, что жизнь, прожитая до этого момента, можно назвать пустым звуком, который служил долгой паузой перед разрывающим изнутри счастьем. Они позволили себе забыться и стать самими собой. Сегодня они обнажили не только свои тела, но и души. Впервые за много лет. Быть может, завтра всё будет как прежде: Чимин станет прилежным учеником, который всё время на позитиве и с тараканами в голове, Юнги — забитым работником с теми же грустными глазами. А может, этот солнечный блик зашевелится, и ему ещё не время гаснуть. Быть может, эта искра разгорится в нечто куда большее, чем сиюминутное удовлетворение, и не потухнет, осев пеплом на сердцах и загадочной дымкой в глазах.