...
Маленькая, совсем маленькая девочка в просторной рубашке сидит перед пианино. В комнате её нет ничего, кроме неё самой, стула, инструмента. И мужчины, стоящего за спиной да оповещающего о том, какую ноту нашарили её пальцы. Пола тоже нет, ребёнок попросту не достаёт до него ногами. Солнечный свет, пойманный и перенаправленный Луной, затопляет комнату, струится по предметам, давая им хоть какие-то убогие очертания. Кирси любит лунный свет, хоть его не видит. Не видит. Однако когда слышатся шаги и звук задвигаемой шторы, мир перестаёт быть статичным и спокойным. Пальцы резко давят клавиши, те кричат, воздух панически вибрирует в горле. Свет возвращается спустя мгновения. Большая рука ложится ей на голову, а с рук уходит напряжение. Следующая белая пластинка прогибается и издаёт звук. - Ре, - коротко. Повинуясь подсказке, девочка движется по звенящему полотну в правую сторону. Звуки Кирси запоминает довольно быстро....
Он не умеет курить. Никогда не умел. Первые затяжки даются ему, прямо скажем, с немалым трудом. Плату свою он ненавидит, но часто пользуется способностями. А позже просто привыкает к тому, что платить ему приходится своим здоровьем, хоть и не напрямую. Джек бы предпочёл жить обычной жизнью простого офисного работника. Удивительно, конечно, что так банально, но это просто одна из вариаций, которая бы его удовлетворила. Однако реальность сказала "нет", а спорить с ней нерационально. Он знал. Вторичный дым от курения содержит в среднем в десять раз больше вредных веществ, чем тот, что получает сам курящий, затягиваясь. Он знает цифры и при случае может их воспроизвести, не заостряя, впрочем, внимания на том, что и сам курильщик вдыхает вторичный дым. Поэтому Февраль предпочитает расплачиваться на улице, где ветер кое-как раскурочивает отвратительную пелену. По некой договорённости с классикой жанра, последнюю сигарету докурить он не успевает....
Мечтать стать актрисой для неё стало невозможно после того, как контракт дал ей способности. Дальше она просто и методично отыгрывала свою роль. После обретения собственной звезды на небе в её жизни все дни стали методичными. Задания представляли собой не более чем сухую последовательность задач. Одна за другой, одна за другой. Роли, маски и ещё раз роли. Вот же она, игра - ныне маловажная мечта из прошлого. Однако всё же её плата была ужасающей в прямейшем смысле слова. На короткие мгновения к ней возвращались настоящие чувства, человеческие. И тогда она не играла. Ей это казалась ужасным только в тот момент, когда она платила. Она боялась, и жуткие чувства творили не бог весть что с сознанием. Это не рационально, это глупо. Ей ничего не будет. Она под защитой. И всё же. Она не знала, что произошло с ней когда-то. А часть чувств ушла. Половина жизни стала ненастоящей, липовой, фейком. Как будто иногда хочешь плакать, а не плачется. И от этого так погано, что хоть плач. А не плачется. Замкнутый круг, из которого не то, что видимого выхода нет, а вообще никакого. Кроме, разумеется, адских истерик, происходящих после того, как чьи-то органы превращались в кровавое сплющенное месиво благодаря ей. И всё же. Задания бывают нудными. Слишком простыми. Банальными. Но все они важны для выживания без исключения. Так хочет Организация, значит, так будет. Организация могуча. Организация всевластна. Организация молчалива, никогда и никому не выдаёт своих затей и планов полностью. Сихоко работала на Организацию, чтобы жить. И задание то было самое что ни на есть простое: либо выяснить, кто из двоих человек крыса, либо, если совсем уж не получается, устранить обоих. Убивать двоих человек ей не сильно хотелось, да и крайнюю ситуацию надумывать не стоило: Организации не нужны слишком кровожадные люди. Организации нужны хладнокровные инструменты. Из двоих она выбрала более простую цель, и не то, чтобы попадание под машину входило в её планы: можно сказать, она сымпровизировала. Вышло неплохо. И сейчас, и тогда: в эту ночь она смотрит с надеждой. Эта ночь, где чирикали птички и было жарко, лепестки вишни лезли за шиворот. Гулял ветер. В эту пьяную ночь, когда всё горе стало настолько далёким, что ей позволено было чувствовать себя просто. Эту ночь, которую, увы, ему предстояло забыть. Не то, чтобы она страдала сентиментальностью, нет. Просто смерти она не пожелала бы никому. Вышло так, что благодаря Сихоко одному ничем не выделяющемуся гражданскому было предложено вступить в Организацию. После возможность встретиться представится им очень не скоро. И встреча эта окончилась вовсе не хорошо. Однако умирает она с чувством выполненного долга, что уже неплохо....
Маленький мальчик пьёт горячее молоко, обжигающее горло. Недавно по его вине по всему Токио прогремела череда взрывов. Только что они взяли в заложники человека, от рук которого мальчик умрёт через пару часов. Умрёт он за возможность доказать свою значимость, умрёт предсказуемо только лишь по своей вине. А пока он пьёт молоко. Он платит....
Он потерял своё тело довольно давно, им же и расплатился от начала и до конца. В маленькой кошачьей голове, увы, не умещается информации на человеческий мозг, поэтому приходится доверяться технике. Когда ты кот, ты можешь спать сутки напролёт. Когда ты контрактор, снов ты не видишь. Его сознание умирает вместе со сгоревшим колокольчиком на кошачьей шее. Тогда же мир перестраивается по воле ни контрактора, ни человека. Мир меняется....
Они смотрят пустыми взглядами в стекло, в воду, нащупывают ткань. Куклы. Товар, не имеющий ярко выраженного лица, только базовую равнодушную гримасу. Куклы умеют развиваться, куклы рождаются как контракторы. Но они всего лишь куклы. Июль тоже кукла. И он тоже не умеет улыбаться, как и все. Обычно таких не развивают, просто используют как игрушку, поразительно похожую на человека, но всё-таки бесчувственную. Развитие, чувства - дар и проклятье, поэтому не каждый владелец куклы берёт на себя такие хлопоты и ответственность. Большинство хозяев также боятся получить в лицо простой вопрос "зачем?". "Незачем" - вот и весь ответ наперёд, выполняемый обладателями куклы. Шутка в том, что Июлю некому было бы сказать "зачем?", кроме себя. Этот вопрос и правда был бы в пустоту, некстати, и только позже - от него ему же самому. Но он его не задавал. Ни когда шёл на выручку Февралю, ни когда просил прийти и спасти его Суо. Он просто делал то, что вдруг казалось ему самим собой разумеющимся. Июль не умеет верить, но всё же будет неплохо, если бы где-то в другом мире он сможет улыбаться....
Апрель. Не совсем солнечный месяц в середине весны. Ей дали такое прозвище в разведке, и, что ж, она не против. Видит бог, какой бы он ни был, сама Апрель не стала бы пить противный дешёвый алкоголь в уплату. Никто не хочет платить так, как платит. Апрель не любит холод. Поступивший приказ на задание в северных широтах она воспринимает с молчаливой досадой. И уж вовсе не хотелось ей умирать на холодном снегу....
Посреди поля трупов стоит девушка. Трупы тут по её вине. Через несколько минут её сознание отключится. Это всё равно, что смерть, и ей мучительно не хочется пробовать умирать ещё раз. В темноте нет даже времени. Когда она засыпает в последний раз на руках у брата, в небе гаснет звезда, но не только. Зажигается ещё и новая. В Астрономическом отделе она получила имя ВК-201....
Таня ненавидела всех мелких букашек. А ещё Татьяна дорожила своими волосами. Они длинные, светлые, немного жёсткие. Ника ей об этом говорил тоже. А она краснела в ответ и обещалась, что никогда-никогда их не отстрижёт, то ли вслух, то ли самой себе. Через пару дней после этого она хладнокровно выдирает клок собственных волос, напуская рой тараканов на своего возлюбленного. Никакой романтики, только холодный расчёт. В боязни насекомых нет никакого смысла, ровно как и в любви. А длинные волосы неудобны и непрактичны, но они идут как плата. Никто не знает, что случается с не уплатившими контракторами. И даже единственный вопрос, пришедший бы на ум человеку, "зачем я тогда вообще живу?", минует её. Всех их....
Суо не знает, что именно чувствует и что должна чувствовать, когда стреляет по живым мишеням. Вообще-то держать что-то живое на прицеле ей случалось нечасто, пару раз всего. Но её всю знобило, да и вообще всё как-то дурно чувствовалось. И относиться как к этому она не понимала. Сложно. Убивать сложно. Нельзя рассчитать как по формуле, правильно ли убийство в том или ином случае. Поэтому смерть в любом случае ложиться на чью-то совесть, множества "так нельзя" и детских "не надо относиться к другим так, как бы ты не хотел, чтобы отнеслись к тебе" слишком пространны и слабо применимы. Знает ли она тех людей, которых ей придётся погубить? А в чём теперь вина утки, которую Суо держит на мушке по приказу Хея? Её жизнь в целом сущий кавардак, а как оказалось потом - ещё и подделка. Однако, без сомнения, винтовка в её руках имеет свой существенный вес. И сейчас Суо есть....
Маленький мальчик по имени Сион, вероятно, любил свою сестру, если уж первый раз способность проявилось в точной копии её маленького бездыханного тела. Репликация была бы идеальной, если бы не одно - отсутствие у Суо глаз. После этого ноги мальчика отказали на две недели. Не так много времени понадобилось на то, чтобы распознать всю шутку ситуации - копии Сиона всегда будут иметь изъян. Потом в его жизни много Суо и не только её, а ещё очень мало ходьбы. Своей самой великолепной работой Сион мог бы считать свою и последнюю подделку также. Новый мир, в котором каждый имеет своё имя, а не кличку, мир, где нет способностей и соответствующей им платы. Где есть люди, события, гадство и прочие милые человеческие причуды, но нет, нет сверхъестественных особенностей, Врат Ада и Рая, живых кукол. Новый мир, почти ничем неотличный от своего исходника. Новый мир, в котором всего-то нет самого Сиона.